Глава VII

Толпа испуганно ахнула. Несколько человек подбежали, чтобы оказать помощь правителю. Но никто не ушел – все хотели идти за Осужденным, чтобы увидеть Его смерть. Быть свидетелем последнего вздоха умирающего для многих представляется развлечением. А в этот день, кроме молодого галилейского Пророка, намечалось казнить еще двух преступников. Зрелище это редкое, и толпа не хотела его упустить.

Римские воины, озадаченные неожиданной болезнью Пилата, приписывали ее чародейству Назарянина и уже потеряли охоту шутить. С мрачным видом вывели они Его из здания суда.

Утро было нестерпимо жаркое. Во дворе, безуспешно пытаясь охладить знойную синеву неба, бил серебристой струей фонтан.

Здесь отряд остановился, а центурион вступил в разговор с человеком, на котором лежала обязанность поставлять кресты для преступников. Тот сомневался, найдется ли у него достаточна высокий и крепкий крест, чтобы выдержать сильную фигуру узника в терновом венце.

– Напрасно Его осудили! – говорил человек центуриону Петронию. – У Него благородный вид. Разве ты не помнишь, как Он вылечит слугу твоего друга? Нехорошо подвергать Его позорной смерти!

– Наш правитель был против возразил. Пилат хотел Его спасти, – тихо сказал Петроний. – Это иудеи потребовали смерти.

– Наверно, потому, что Он – не иудей.

– Нет, Он иудей, – ответил Петроний. – По крайней мере, так говорят. Он сын столяра из Назарета, и мать Его, Мария, была недавно здесь.

Поставщик крестов недоверчиво качал головой.

– На вид он чужестранец, хотя и не грек, и не римлянин, и не египтянин… Я не могу определить его национальность, но готов поклясться, что Он не иудей! А с крестом вам придется подождать, пока я подберу подходящий… Был бы я таким силачом, я бы одним ударом раскидал всю стражу…

И, смеясь своей шутке, он с несколькими помощниками ушел в мастерскую.

Нетерпение людей усилилось. Время шло, а Осужденный все еще был здесь, а не на Лобном месте. Кое-кто покинул плотные ряды толпы, чтобы выпить вина в кабачке. В их числе был и Варавва, окруженный прежними своими друзьями.

Сначала он был занят только едой, так как, голодавший столько времени, все не мог насытиться. Но, утолив наконец голод, он мрачно сидел, не присоединяясь к общему веселью.

– Что с тобой, приятель? – спросил его один из товарищей. – Ты скучнее умирающей собаки! Где твоя удаль?

– Пропала! – ответил Варавва резко. – Раньше я был весел, не зная почему. Теперь я грущу без причины… Это преступление – казнить Невинного Назарянина!

Его друзья расхохотались.

– Тюрьма тебя сделала слабой женщиной, Варавва! Ты – волк, вдруг превратился в ягненка? Кто бы мог подумать! Ты жалеешь человека, которого совсем не знаешь, и который к тому же вполне заслужил наказание!

– Этот Человек невиновен! – Варавва встал.

Все бросили пить и пристально смотрели на него.

– Я говорю вам, нет греха в молодом Пророке. Он много сделал добра людям, и я, глядя на Него, увидел…

Варавва замолчал, раздумывая, стоит ли говорить дальше.

– Что? Что ты увидел? – любопытство разбирало его друзей. – Он одержим бесом?

– Нет! – Варавва отвернулся от них с горькой усмешкой. – Ничего того, что вы могли бы или хотели увидеть!

Вся компания удивленно смотрела на него. Неужели этот задумчивый печальный человек и есть Варавва, буйный их товарищ?

– Извините, что прерываю ваше веселье, но я хочу высказать почтение и приветствовать избранника народа…

Приятный насмешливый голос вдруг произнес эти слова у стола, где сидел Варавва с друзьями.

– Велики дети Израиля! Правилен их приговор по каждому вопросу, непогрешимо, их решение! Велик тот, кто оказался достойным их милости! Значит, велик Варавва, и я его приветствую!

Каждая нотка этой маленькой речи язвила иронией. Все повернулись, чтобы глянуть на говорившего, и, сделав это, отшатнулись в страхе. Но Варавва, не знавший этого человека, смотрел на него как на обычного незнакомца, хотя и не без любопытства. Перед ним стоял мужчина с оливковым лицом, небольшого роста, изящного, но крепкого телосложения. Глаза под прямыми черными бровями так блестели и были такого странного цвета, что казались сверкающими каменьями. Они были темными, со странным золотистым блеском, и порой становились совсем светлыми. Он выглядел как чужестранец – одежда его была из мягкой желтой ткани, широкий плащ схвачен у шеи богатой опаловой пряжкой.

Неприятное впечатление, которое произвело на всех появление нового посетителя, казалось, ему самому доставило радость. Он подошел ближе к Варавве и низко, шутовски поклонился. Варавва недоуменно смотрел на него.

– Превосходный Варавва! – продолжал гость все тем же холодным, приятным голосом. – Не откажи мне в своей дружбе! Я странник и чужеземец! Я варвар, знающий мало, но я не бесполезен в вещах, касающихся твоего благополучия, например, в любви!

Варавва насторожился. Один из друзей тихо зашептал ему на ухо:

– Это Мельхиор! Не перечь ему! У него скверная репутация, он водится с нечистой силой!

– Я не знаю его, – сказал Варавва громко, не обращая внимания на подмигивания товарищей. – И его приветствие мне безразлично, даже такое пылкое и льстивое.

Незнакомец улыбнулся.

– Люблю честность! – сказал он. – Ты честен, Варавва!

Грубый смех прокатился по комнате. На Варавву он подействовал, как удар кнута.

– Да, ты меня пока не знаешь, но мы с тобой познакомимся! Меня, действительно, зовут Мельхиор, как сообщил тебе твой сосед, но дружбы с демонами я не вожу!

Его глаза сверкнули как топазы.

– Ты почти наг под этим одеянием, – он дотронулся до дареного плаща. – Вот великолепная эмблема всего человечества! Сверху – роскошь, а под ней самая грязная беднота! Ступай за мной и смой тюремную грязь. Я живу в этой гостинице, в моей комнате ты можешь переодеться, чтобы предстать в приличном виде перед глазами девушки, которую ты любишь. Иначе она будет смеяться над тобой. Пойдем!

Но покрасневший Варавва не тронулся с места.

– Я не для того получил свободу, чтобы снова стать рабом! К тому же у меня нет времени – я хочу видеть смерть приговоренного Назарянина.

Лицо Мельхиора подернулось грустью.

– Ты непременно увидишь эту смерть, – сказал он. – Но та, которую ты любишь, тоже будет там. А разве ты похож на любовника в таком наряде? Скорее на дикого медведя!

Он рассмеялся и настойчиво продолжал:

– Еще раз повторяю, что в моей комнате ты можешь прилично одеться и… услышать новости, которые тебя заинтересуют. Предлагаю тебе следовать не за мной, а за собственным желанием.

И мягкой кошачьей поступью иноземец начал подниматься по узкой лестнице, ведущей на второй этаж постоялого двора. Растревоженный его словами, Варавва внимательно следил за тем, как Мельхиор уходил, затем, невольно повинуясь таинственной силе, поспешил за ним.

Глава VIII

Он с ума сошел!

Кто – Мельхиор или Варавва?

Оба!

Такие восклицания раздались после их ухода.

– Кто этот Мельхиор? Чем он занимается? – подозрительно спросил кто-то из оставшихся.

Хозяин гостиницы с угодливыми манерами подошел к ним и заискивающе сказал:

– Мне кажется, вы напрасно подозреваете Мельхиора в темных делишках. Он бесспорно человек богатый и умный. Точно никто не знает, из какой он страны, но вернее всего из Египта…

– Не удивительно, что ты так хорошо отзываешься о нем, бен Эзра! – засмеялся один из гостей. – Ты знаешь, как наполнить свой кошелек золотом. Надо быть глупцом, чтобы бранить курицу, несущую золотые яйца… Со своего постояльца ты наверняка дерешь вдвойне! Деньги всегда создают хорошую репутацию!

Эзра улыбнулся и стал убирать пустые кубки.

– Должно быть, вы правы, – добавил он немного спустя. – Хозяин не станет ругать щедрого постояльца… Но все же вы зря опасаетесь Мельхиора, его поведение всегда безупречно, он никому не делает вреда.

– Откуда ты знаешь? – не унимался спорщик. – Имеющие превосходную репутацию очень часто оказываются чародеями и колдунами. Доказательством может служить грешный Пророк из Назарета. Разве у. Него не лицо ангела? А Он проклял священный храм и уверял, что от его былого величия не останется и следа. За это одно Он достоин смерти. Назорей только глянул, и Пилат чуть не сошел с ума.

– Да, да! Верно! – поддержали спорщика товарищи.

Вспомнив о предстоящей казни, вся компания встала. В то время как посетители расплачивались с хозяином, шум на улице стал сильнее. Все невольно переглянулись и, поскорее закончив расчеты, выбежали из гостиницы.

Огромная толпа запрудила главную улицу так, что торговцы, ведя нагруженных мулов, не могли расчистить себе проход и сворачивали на боковые улочки. Уже начиналась давка и паника. Громко плакали потерявшиеся дети, взвизгивали женщины. Впереди толпы вели Назорея в колючем венце. За Ним четыре человека несли большой крест, основание которого волочилось по земле – целиком поднять его на плечи им было не под силу.

Голгофа – Лобное место, где казнили преступников, находилась недалеко от городской стены. Туда и направлялось шествие.

Скоро к нему присоединились еще двое – Мельхиор и Варавва.

Варавва был одет в тунику и плащ темно-пурпурового цвета с золотой каймой, борода и волосы приведены в порядок. В таком виде он совсем не походил на грязного полуголого разбойника, кем и был еще рано утром. Варавва не отходил от нового знакомого, боясь упустить его из виду. Но главной его заботой было видеть в толпе высокую белую фигуру осужденного Царя Иудеев.

– Преступление – казнить невинного! – бормотал он.

– Нет, не преступление, если народ желает этого! – возражал ему Мельхиор, и было трудно понять, с иронией или всерьез он говорит. – Убивать безгрешного – всегда наслаждение для грешника. Разве не ставят ловушки певчим птицам и не вонзают нож в горло молодой лани? Разве грубая рука не рубит под корень дерево и не гибнет цветок под ногой безжалостного прохожего? Все стремятся уничтожить красоту и чистоту! Беспорочным телом и ангельской душой обладает этот увенчанный шипами Властитель многих стран, а посмотри, сколько нас идет, чтобы увидеть, как Он умрет!

Варавву озадачили слова «Властитель многих стран», и он шел, повторяя их в уме и стараясь понять.

Многочисленная толпа вдруг остановилась. Огромный крест выскользнул из рук несших его людей, и они безуспешно суетились возле, пытаясь снова водрузить его на плечи. Но им это не удавалось, и они решили передохнуть. Один из них приметил в толпе огромного широкоплечего человека, удлиненный разрез глаз которого и одежда вызывали предположение, что он не принадлежит к народу Израиля.

– Симон! Иди сюда! Помоги нам, Киринеянин!

– В чем я могу помочь? Избавить Иерусалим от всех воров и мошенников? Но тогда город опустеет!

В словах великана были независимость и даже дерзость. Но увидев светлый Лик Приговоренного, он уже другим, почтительным тоном спросил:

– Кто этот Человек? Царский сын?

– Ты, должно быть, сильно навеселе, если в опасном преступнике видишь царского сына, а нас называв ешь ворами и мошенниками, собака!

– Пусть он несет крест Назорея! – послышалось из толпы.

– Да, да! Пусть несет! Это подходящее наказание для глупого Киринеянина!

Верзила Симон хотел расправиться с обидчиками по-своему и кулаками расчистить себе путь к отступлению, но вдруг встретил ясный взгляд Христа. И ноги сами понесли его к тому месту, где лежал крест.

Его с радостью встретили усталые носильщики.

– Пусть поработает твоя широкая спина, Симон! А где твои сыновья?

– Дались вам мои сыновья! – пробурчал гигант.

– Один пьянствует, а другой торчит у менялы, – ответил за Симона стоявший рядом маленький бродяга.

– А ты болтаешь лишнее, – хотел дать тычка дерзкому мальчишке Симон, но передумал и ограничился наставлением: – На моей родине тебя бы высекли за то, что ты открываешь рот, когда тебя не спрашивают! В Киринее уважают старших!

– Это ты-то старший! Ты – раб, покрытый грязью! Неси крест, да смотри не споткнись!