Глава 3
Величие османов

Я совершенно ошеломлен, и есть отчего: передо мной открывается Восток, подлинный Восток, какого я, к сожалению, никогда не видел, но о котором я грезил.

Александр Дюма

Јогласно восточной традиции, в начале каждого столетия рождается великий человек, призванный изменить ход истории. Сулейман I Великолепный – 10-й султан Османской империи, сын Селима I Грозного и правнук Мехмеда II Завоевателя – стал именно таким человеком. Европейская цивилизация переживала Позднее Средневековье, сопровождавшееся болезненной ломкой и отмиранием феодальных институтов и отношений, – в то время как Блистательная Порта достигла апогея могущества.

Французский историк Марсель Клерже отмечает высокий культурный уровень Османской империи в эпоху Сулеймана I. Он выражался в развитии науки и законодательства, в расцвете литературы на арабском и персидском языках, в роскоши сановников. Правление Сулеймана считается самой блестящей османской эпохой. Британский историк Джейсон Гудвин утверждает, что ни при каком другом султане Порта не вызывала в мире такого страха. Пираты Сулеймана грабили порты Испании. Король Франции отправлял султану тайные письма, спрятанные в туфлях его посланника. Сулейман одним сражением лишил Венгрию всей ее знати. Сами Габсбурги платили ему дань.

Австрия и Россия, ставшие в итоге опасными соперниками Османской империи, еще не представляли для Порты никакой угрозы. Иван IV Грозный восхищался прадедом Сулеймана I – Мехмедом II. Известно, как Сулейман начинал письма, адресованные Франциску I Валуа: «Я, султан султанов, владыка владык, управляющий коронами на лице земли, обращаюсь к тебе, король Франции». В 2011 году – в ответ на предложение французского президента Николя Саркози признать геноцид армян – премьер-министр Турции Реджеп Тайип Эрдоган публично зачитал письмо Сулеймана Франциску. В нем Сулейман именовал себя хаканом^[16] всех хаканов и тенью Аллаха на земле, а Стамбул – приютом королей, молящих о помощи.

Письмо датируется 1526 годом. На момент его получения Франциск I переживал не лучшие времена. В 1494–1559 годах Европу потрясла серия Итальянских войн. Франция, Испания и Священная Римская империя^[17] сражались за обладание Апеннинским полуостровом. Итальянские войны начались с династического спора за престол Неаполитанского королевства и переросли в затяжной общеевропейский конфликт, который свелся к противостоянию Валуа и Габсбургов. 24 февраля 1525 года их армии сошлись на севере Италии, под городом Павия. Битва при Павии стала последним сражением Средних веков и первым сражением Нового времени. Франциск I Валуа потерпел сокрушительное поражение от правителя Священной Римской империи Карла V Габсбурга.

Остатки разбитой французской армии покинули Апеннинский полуостров. Франциск I был пленен и переправлен в Мадрид (Карл V также носил титул короля Испании). Письмо Франциска своей матери, Луизе Савойской, в котором он поведал о случившемся, начиналось со знаменитой фразы «Потеряно все, кроме чести и жизни». Именно тогда монарх и обратился за помощью к могущественному Сулейману I.

За Франциска хлопотала его сестра Маргарита Наваррская. Речь идет не о той Маргарите Наваррской, которая была дочерью Екатерины Медичи и фигурирует в романе Александра Дюма «Королева Марго», – но о другой Маргарите Наваррской, бабке Генриха Наваррского. В 1526 году она помчалась в Мадрид, чтобы освободить брата. Во многом благодаря ее стараниям Франциск вернулся в Париж. Переговоры о выкупе короля легли в основу пьесы французских драматургов Эжена Скриба и Эрнеста Легуве «Сказки королевы Наваррской» (1850). В России она известна под названием «Тайны мадридского двора» – так и появился популярный фразеологизм.

Наблюдая за перипетиями западной политики, Сулейман – властелин половины мира – испытывал чувство брезгливости. Он мог пренебрежительно относиться к европейским монархам – в XVI веке бюджет одной османской провинции Сивас составлял 20 млн султани^[18], в то время как бюджет Франции в перерасчете на валюту Порты равнялся 4 млн султани.

Сулейман I правил 46 лет (1520–1566) – подобно всем монархам, долго находившимся у власти, он стал символом государства. В ту эпоху, по словам английского историка Нормана Стоуна, у турок имелась лучшая в Европе артиллерия и самая храбрая пехота. Посол Священной Римской империи Ожье Гислен де Бусбек, служивший в Стамбуле при Сулеймане I, в «Турецких письмах» предупреждал европейцев: «Когда турки наладят отношения с Персией, они возьмут нас за горло, опираясь на мощь всего Востока».

За всю жизнь Сулейман участвовал в 13 военных походах и бесчисленном количестве мелких конфликтов. Только в Европе он захватил 362 крепости. Над главным порталом мечети Сулеймание сохранились витиеватые восхваления монарха, высеченные в XVI веке – в них Сулейман именуется «халифом, блистающим Божественной Славой», «владетелем царств земных», «султаном над султанами арабов и персов» и т. д.

Сулейман продолжал традицию своих воинственных предков. Султаны всегда были высокого мнения о себе, и список их громогласных титулов это отражает. Осман, основатель династии, звался просто Гази – так нарекали мусульман, сражавшихся с кафирами^[19]. В глазах соплеменников он был великим человеком. В 1337 году Орхан, сын Османа, оставил надпись в Бурсе, где именовал себя «султан, сын султана, повелитель гази; Гази, сын Гази, повелитель горизонтов, герой всего мира».

Впрочем, Осман I Гази и Орхан I были не султанами, но удж-беями – правителями бейлика (феодального владения в Анатолии). Сын Орхана, Мурад I, принял титул султана в 1360-х годах, когда византийский император Иоанн V Палеолог сделался его вассалом, и бейлик превратился в султанат. Падишахами османские султаны являлись с 1453 года, когда Мехмед II взял Константинополь, – с этого момента османское государство стало именоваться империей.

Титул падишаха, или царя царей, был у султанов любимым. Европейцы переводили его как «Великий Турок». Также к султану и членам его семьи обращались «хан^[20] хазретлери». Турецкое слово «hazretleri» происходит от арабского «hadrah» (– присутствие). Этот арабский эпитет употребляется в Коране с именами пророков – Ибрахима (Авраама), Исы (Иисуса) и других – в значении «высокочтимый», «почтеннейший». Соответственно, османская фраза «han hazretleri» означает «Ваше Величество». Полностью обращение звучало, например, следующим образом: «Султан Сулейман хан хазретлери».

С момента завоевания Египта Селимом I в 1517 году султаны стали называть себя еще и халифами – повелителями всех мусульман. Среди прочих титулов султана: Наследник Пророка; Правитель Вселенной; Властелин Белого, Черного и Красного морей и др. Но самый впечатляющий – Тень Аллаха на Земле. Мехмед II претендовал на роль императора Священной Римской империи. Захватив Константинополь, он получил прозвище «Фатих» («Завоеватель») и взял титул василевсов – цезарь Рума^[21] (Kayser-i Rum).

Французский философ XVI века Жан Боден считал амбиции Мех-меда II обоснованными. Он утверждал, что предъявлять права на титул преемника римского императора может лишь османский султан. Мехмед II действительно являлся потомком Комнинов (одной из императорских династий Византии). В результате череды династических браков, заключенных в XII веке, переплелись ветви трех правящих родов Средневековья – галицких Рюриковичей, Комнинов и Сельджукидов. В 1178 году на одной из этих ветвей созрел «плод» – Сулейман Шах, родоначальник беев (вождей) тюркского племени кайи. Сын Сулейман Шаха, Эртогрул, унаследовал от отца титул бея кайи. В 1231 году он захватил никейское поселение Февасион и переименовал его в Сегют. В 1240 году Эртогрул сформировал Османский бейлик – собственное феодальное владение. Именно в Сегюте у него родился сын Осман – будущий основатель Османской династии.

Осман I Гази также был правнуком Иоанна Комнина. Мехмед II, завоеватель Константинополя, являлся прямым потомком Османа и одновременно – потомком византийской династии Комнинов. Фатих использовал этот факт для подкрепления своих прав на престол в Константинополе. Отсюда и взятый им титул василевсов «Kayser-i Rum». Вряд ли султан знал о своем родстве еще и с галицкими Рюриковичами – но на земли Галичины он и не претендовал. Воевать в тех местах стали уже потомки Мехмеда.

Итак, Фатих имел все основания провозгласить себя цезарем Рума. Помимо того, султана Блистательной Порты называли Владыкой горизонта и Опорой, которая соединяет континенты. Титул Сулеймана звучал следующим образом: Правитель 37 королевств, повелитель государств римлян, персов и арабов, владыка моря Средиземного и моря Черного, достославной Каабы и пресветлой Медины, великого Иерусалима и трона Египетского, Йемена, Адена и Саны, Багдада, обители праведных, Басры, Аль-Аксы и городов Нуширивана; Алжира и Азербайджана, кыпчакских степей и земель татарских; Курдистана и Луристана, Румелии и Анатолии, Карамана, Валахии, Молдавии и Венгрии и многих других земель и царств; султан и падишах.

Это значит, что в эпоху Сулеймана I под османским господством находилась бóльшая часть Юго-Восточной Европы, Западная Азия и Северная Африка. Держава оттоманов простиралась от южных границ Священной Римской империи до Йемена и Эритреи на юге, от Алжира на западе до Каспийского моря на востоке. При Сулеймане I полумесяц на флаге Порты приобрел новое значение: один его рог протянулся от Будапешта до Персидского залива, другой – от Магриба до Аравии. Черное море называли «османским озером».

Гигантская империя наложила неизгладимый отпечаток на историю Ближнего Востока. Сулейман понимал, что для управления столь огромной территорией надо обеспечить беспрекословное подчинение подданных. При нем был разработан сложный дворцовый церемониал, во многом заимствованный у Византии и призванный отделить султана от простых смертных. Еще Мехмед II изучал византийский трактат «О церемониях», составленный в X веке для василевса Константина VII Багрянородного. Эта книга содержала подробнейшие (с точностью до минуты) описания церемоний и освещала другие вопросы, имеющие отношение к текущим делам императорского дворца.

Трактат представлял собой учебник для высших византийских сановников. Правители Порты, желавшие поразить весь мир своим блеском и могуществом, почерпнули в нем много полезного. По словам английского историка Джона Фрили, при Мехмеде II османский двор отличался простотой обычаев, и Фатих часто выходил на улицы Стамбула.

При правнуке Мехмеда все изменилось. Шотландский востоковед лорд Кинросс описывает повседневную жизнь Сулеймана, которая всецело подчинялась детализированному ритуалу, сравнимому с ритуалом французских королей в Версале. Когда султан просыпался, его одевали высокопоставленные вельможи. Каждый кафтан надевался только 1 раз, в карманы клали 20 золотых и 1 тыс. серебряных монет, которыми правитель в течение дня одаривал слуг. Оставшиеся деньги и сам кафтан вечером доставались постельничему.

Падишах ел 3 раза в день в одиночестве – эта традиция установилась при Сулеймане после казни великого визиря Ибрагима-паши (1536). Предки Сулеймана принимали пищу в окружении сановников. Мехмеду II и в голову не приходило не допустить в трапезную пашей, с которыми он брал Константинополь, – но уже в эпоху Сулеймана совместные завтраки, обеды и ужины монарха и Ибрагима-паши свидетельствовали о его необычайном расположении к визирю. Единственным человеком, чье присутствие на султанской трапезе считалось необходимым, был врач, проверявший блюда на предмет отравы.

Сон падишаха также регламентировался. Сулейман спал на двух бархатных матрацах – пуховом и хлопковом. Зимой он укрывался мехом соболя или черной лисицы. Над кушеткой возвышался золоченый балдахин, а вокруг – четыре восковые свечи в серебряных подсвечниках, при которых дежурили четыре стражника. Они гасили свечи с той стороны, куда поворачивался султан, и охраняли его до пробуждения. Каждую ночь в целях безопасности правитель выбирал новую комнату, и постельничие готовили ее для сна.

Со временем многочисленные ритуалы не исчезали и не отменялись. В путевых заметках испанского купца Доминго Бадии-и-Леблиха падишах уподобляется «бездушной фигуре, движимой скрытными пружинами», все слова и движения которой заранее предписаны. По мнению Бадии-и-Леблиха, «султан был таким невольником, какому нет на свете подобного».

Правителю Блистательной Порты не пристало говорить много, поэтому для него придумали ишарет – язык жестов. Монарх проводил бóльшую часть времени в полной тишине. (Когда в 1617 году сумасшедший Мустафа I отказался учить ишарет, великий визирь заявил, что султану не подобает изъясняться на языке торговцев и воров.) Принимая послов, Сулейман был неподвижен и немногословен. Он десятилетиями не выражал ни восторга, ни жалости, ни скорби. Бус-бек вспоминает, что, узнав о победе османского флота в сражении у острова Джерба (1560), Сулейман не выразил ни единого признака радости.

Процедура приема послов при османском дворе также окончательно сформировалась при Сулеймане I. Османы использовали любую возможность продемонстрировать иностранцам блеск и могущество Порты – поэтому прием дипломатов считался делом чрезвычайной важности. Специально для этих целей Сулейман создал при Диване особый отдел церемоний. Его штат включал в себя церемониймейстера, секретаря и переводчиков. Помимо организации торжеств и церемоний эти чиновники вели реестр муфасаль, где фиксировалось, кто из послов удостоился аудиенции у султана и какие подарки ему преподносились. Многие османские дипломаты в молодости были учениками или помощниками церемониймейстера.

Процедура приема начиналась с того, что посол изъявлял желание посетить султана, и тот соглашался. Затем дипломата сопровождали во дворец Топкапы – это делалось в день получения янычарами жалования, дабы показать зарубежному гостю, насколько сильна династия Османов. Посол Священной Римской империи Фредерик фон Крейвиц, вспоминая встречу с Мурадом III в 1591 году, писал, что тысячи янычар не разговаривали между собой, не перешептывались и даже не двигались – они стояли будто каменные статуи.

В Топкапы посла встречали два паши – они приветствовали гостя и провожали его в зал для приемов. Далее монарха уведомляли о прибытии дипломата, а янычары уносили из зала подарки, чтобы показать падишаху.

Подаркам надлежало быть роскошными и оригинальными. В этом плане отличился голландский посол Корнелис Калкун: он преподнес Ахмеду III атласные и бархатные платья, ящичек дорогих ароматных масел, два серебряных цветочных горшка филигранной работы, хрустальный шкаф, расписной комод, полный конфет, телескоп и, наконец, европейскую новинку – механический огнетушитель. Наибольшее впечатление на падишаха произвел хрустальный шкаф – султан открывал и закрывал его, рассматривая, не менее 30 раз.

Иногда султан заставлял дипломатов ожидать аудиенции часами – и отнюдь не в лучших помещениях Топкапы. Британский посол Джеймс Портер жаловался, что комната, где его оставили, скорее годилась для приема польского еврея. В турецком сериале «Права на престол: Абдул-Хамид» есть сцена, свидетельствующая об отношении османов к официальным лицам других государств: великий визирь сперва подвергает немецкого дипломата многочасовому ожиданию, а затем запрещает ему входить к султану, ибо иностранец якобы неподобающе одет. Немец возвращается в посольство и переодевается.

По завершении предварительных формальностей посла спрашивали, есть ли у него оружие. Получив отрицательный ответ, иностранца брали за руки и вели в зал, где на троне восседал глава Османской империи. Эта мера предосторожности практиковалась после того, как 15 июня 1389 года во время битвы на Косовом поле сербский князь Милош Обилич, притворившись, что сдается в плен, вошел в шатер Мурада I и заколол его спрятанным в одежде ножом^[22].

Послы приветствовали Великого Турка, склоняясь до земли, передавали ему верительные грамоты, целовали руку и рассказывали о цели визита. Украинский романист Павло Загребельный в книге «Роксолана» описывает визит Бусбека в Топкапы и отзывается о нем как о пышнейшем – и одновременно позорнейшем для достоинства посланника самого императора. Этот эпизод отображает представления европейцев о том, как османы обращались с высокопоставленными иностранцами. Бусбека, одетого в бархат, короткие штаны и берет с пером (все выглядело очень убого в сравнении с тяжелой султанской роскошью), подвели к трону. Как только дипломат ступил на ковер, два огромных дильсиза^[23] крепко схватили его под руки, ткнули лицом в ткань султанского рукава и потащили назад. Бусбек даже не успел удивиться.

Сообщив о цели визита, посол выслушивал ответ Великого Турка. После его выводили в соседнюю комнату, угощали обедом под руководством великого визиря и провожали из Топкапы.