Через год мы вновь, и опять в октябре, побывали в Урды, но добирались до галереи древних художников с противоположной стороны. По дороге, идущей от селения Былым, мимо хвостохранилищ Тырныаузского горно-металлургического комбината и далее по горной «одноколейке» – петляющей из стороны в сторону, круто взбирающейся вверх, резко уходящей вниз, но весьма наезженной. О чем говорит тот факт, что обратно мы возвращались в полнейшей темноте, ехали при свете фар, но за два часа таки одолели почти двадцатикилометровый горный серпантин.
В этих местах природа не поскупилась на красоту – ущелье Джуэрген, гора Гижгит, открывающийся по левую сторону Эльбрус притягивают взгляд, а от массива Тещины Зубы, что протянулся справа от дороги, так его и вовсе оторвать невозможно: рваные пики, так и не приглаженные ветрами, дождями и снегами, а оттого яркие – кремовые, бордовые, снежно-белые, практически не знакомые с зеленью, сменяются, словно выстроившиеся в шеренгу стражи, один другим. Вот и конечный пункт нашего маршрута – чабанский кош, за которым дороги нет. И не только для транспорта. То, что нам вначале показалось натоптанной человеком тропинкой, оказалось одной из многочисленных овечьих и коровьих тропок, идущих по склону горы практически на всем его протяжении сверху донизу: узких – вдвоем не развернешься, бугристых – то нога утопает в колее чуть ли не по колено, то балансирует над отвесным склоном, круто уходящим вниз.
Не движение, а мучение: идешь долго, проходишь мало. Один склон сменяется другим, следующий – очередным. Ноги вязнут в сером песке, скользят по тончайшему слою осыпающегося от первого прикосновения чернозема, минуты перетекают в часы, а гора, к которой мы направляемся, как была впереди, так там и остается. Хорошо, что растительность – все-таки начало октября – хоть пожухла, опала, к земле приникла: в летний травостой здесь не пройти, особенно через участки, обильно поросшие жгучей крапивой, причем куда выше человеческого роста.
…Через несколько часов, поняв, что такими темпами мы не доберемся до цели, было решено разделиться: одна группа, что повыносливее, возглавляемая уже упоминавшимся ранее проводником Кралби, двинулась к козырьку горы, под коим и располагались рисунки древних художников. Вторая, в которую входили авторы этих строк, осталась рядом с древними захоронениями, чьи почти слившиеся с землей холмики были видны сквозь поредевшие заросли крапивы. После приема пищи (один из наших равнинных спутников, долго упрашивавший взять его с собой, прихватил даже бутылку красного вина, правда, забыв при этом стаканы, которые пришлось заменить разовыми пластмассовыми тарелочками) всех разморило. Тем более что день выдался на редкость теплым – на голубом небе ни тучки, солнце буквально обжигало лица (после поездки носы облезли практически у каждого). Веки сами опускались вниз…
Царила удивительная тишина – ни насекомые, ни птицы ни одним звуком не нарушали ее. Даже ветер и тот ничем не напоминал о себе. Безмолвие, которое редко встретишь в природе, еще более настраивало на сонный лад.
Борясь с самим собой, один из авторов этих строк стал осматривать в бинокль подножия скал, тем более что многочисленные гроты, а главное, предваряющая подступы к ним сохранившаяся каменная кладка свидетельствовали, что здесь находили приют, а вернее будет сказать – жили много веков назад люди…
Тот черный, почти квадратный прямоугольник в ровной скальной породе, казалось, сам притянул окуляр бинокля. Еще мгновение назад на этом месте ничего не было, и вдруг в плывущем, мерцающем солнечном мареве он возник. На редкость ровный, чем-то напоминающий дверной проем, уходящий внутрь горы. Откуда он взялся, как мы его не заметили и почему, если это вход в пещеру, он такой идеально ровный?.. Ответы на эти вопросы можно было получить, лишь подойдя поближе. А поближе – это не совсем рядом: до подножия скалы как будто рукой подать, а на самом деле – сотни две-три метров, и все вверх, по отвесному косогору, по земляным наплывам, встающим, словно волны, один над другим и преграждающим путь.
Сказав своим спутникам, уже решившим двигаться обратно, что пойду вслед за ними, только поверху, полез в гору, стараясь не терять из виду чернеющий проем. Но удивительное дело, подъем давался с таким трудом, словно позади был безостановочный длиннющий путь, а не получасовой отдых. В иные моменты, казалось, ноги невозможно было оторвать от земли – так от стопы до колен налились они свинцовой тяжестью.
Едкий, густой пот, стекавший чуть ли не потоком со лба, столь обильно заливал глаза, что мельтешащее черно-белое марево скрывало окружающее. Пришлось снять спортивную куртку, связав ее рукавами на поясе так, чтобы одним из них, оказавшимся чуть подлиннее, вытирать лицо. Но уже через несколько минут из рукава можно было в прямом смысле выжимать воду, которую, как невольно представлялось, организм хотел исторгнуть из себя всю до последней капли. Каждый шаг вверх доставался такими невероятными усилиями, что создавалось впечатление – кто-то очень не хочет, чтобы чужой добрался до подножия скалы с необычным прямоугольником, ведущим куда-то внутрь.
Но как только возникло желание повернуть назад, таинственный проем, еще мгновение назад такой недостижимый, непонятно каким образом оказался рядом, в каких-то десяти-двенадцати шагах. Он был до невероятного ровным: словно в отвесно спускающейся скальной стенке кто-то невиданным по мощности инструментом выпилил прямоугольник высотой около полутора метров и шириной примерно с метр. Именно выпилил, а не вырубил, столь идеальными были края стенок.
Черный проем (вход?), за грани которого не проникал дневной свет, теперь уже не столько отталкивал, сколько притягивал. Тем более что вдруг показалось (пришло ощущение?), что там, в темноте, кто-то есть. Отер пот со лба, прищурился и увидел (представил?) два силуэта. Большой и маленький – женщина и ребенок. Почему женщина и ребенок? Силуэты были столь расплывчаты, размыты, аморфны, что никак не позволяли идентифицировать себя. Просто они воспринимались именно так – женщина и ребенок. Более того, была твердая уверенность, что ребенок – девочка. Девочка, которая неожиданно подняла руку и призывно взмахнула ладошкой. Словно позвала к себе…
Тем не менее очередной шаг дался с невероятным трудом. Еще один, другой. Пришло понимание, что идти дальше нельзя, что пора остановиться, более того, бежать как можно дальше от этого места. Дрожь волнами пробегала по телу. Из проема тянуло холодом. Пот прекратил течь…
Тем временем мать и девочка стали как будто дальше, словно отодвинулись назад, не сделав при этом ни одного движения. Лишь девочка вновь призывно взмахнула рукой. Значит, она звала не к себе, а за собой? Куда? Зачем?
Проем в скале был совсем рядом, всего лишь в шаге-двух. Казалось, нога уже сама готовилась его сделать, ступив в темноту. Но проем оказался ниже среднего человеческого роста. Чтобы войти в него, надо достаточно сильно нагнуться. Мелькнула мысль: «Как же тогда видел женщину и девочку? Видел на уровне своих глаз. Значит, показалось. Привиделось. Следовательно, там никого нет. Вообразил черте что!»
Верх проема практически на уровне руки. Протянул ее. Медленно-медленно. До скалы. Глубже. Внутрь. На расстоянии ладони. Затем локтя. И…
И вдруг увидел себя стоящим около скальной стенки, с вытянутой на уровне плеча рукой, засунутой по локоть в узкую щель. Попытался вытянуть и не смог: по прямой руку нельзя было освободить – мешали изгибы щели. Пришлось выкручивать руку, помогать пальцами. С трудом освободившись, увидел, что глубокая царапина, нанесенная острым краем скального выступа, протянулась почти до запястья. Никакого проема перед глазами не было и в помине. Росла уверенность, что его на самом деле не было, что все привиделось в коротком сне, сморившем после тяжелого подъема, на солнцепеке у скалы. Только вот рука не давала покоя: жгла, ныла, обильно кровоточила. А еще притягивали взгляд капельки крови на скале – мгновение назад алые, они на глазах темнели под лучами солнца.
И спрашивается, зачем, под влиянием кого туда ее засунул?
Было ли все это или приснилось? Если было, то куда вела та дверь? В какой из миров? Можно ли оттуда вернуться?
Если нет, значит… Что значит?
«Где это тебя так угораздило повредить руку?» – на этот вопрос отвечал еще целую неделю после той поездки. И, кстати говоря, всю эту неделю голова раскалывалась от нестерпимой боли. Не помогали никакие, даже самые разрекламированные, таблетки. Врачи грешили на давление, но и оно оказалось нормальным. Естественно, с поправкой на возраст…
У селения Верхний Чегем расположена так называемая Греческая лестница, вырубленная в Средние века и вьющаяся по отвесной скале на высоту чуть не в двести метров! Сколько приходилось слышать о ней, как мечталось взобраться к узкой террасе, где из скалы бьет струя воды, где имеется пещера, в которой, согласно легенде, византийцы хранили добытое в горах золото…
Действительность несколько образумила: сегодня по лестнице, называемой балкарцами «Битикле», можно подняться всего на несколько ступенек – и то по стене, служащей ее основанием и сложенной из мелких камней на известковом растворе. Длина этой стены около 14 метров, а высота колеблется от одного до двух с половиной метров. Дальше ступени мало напоминают таковые, и подъем под силу лишь опытнейшему альпинисту, умеющему пользоваться веревкой и крюками. Тем более что время и непогода не пощадили столь необычное строение.
«Собственно Битикле, – писал в 1961 году исследователь Г. В. Пионтек, – представляет собой прилепившийся к отвесной скале наклонный ход – пандус приблизительно метровой ширины, где еще местами сохранились ступени, переходящий в интересную систему каменных маршей частично с забежными ступенями. Марши соединяют остатки двух боевых башен. Нижняя, полукруглая в плане, имеет диаметр 280 см. От нее сохранилась нижняя часть каменной кладки в 14–16 слоев общей высотой около трех метров. От верхней дошли до нас только крупные камни основания и следы кладки.
Далее вверх ведет крутой марш с остатками каменного барьера-ограждения. От него берет начало горизонтальный ход, расположенный на узком (минимальная ширина 1 м) уступе отвесной стены скалы. Среди местных жителей бытует поверье, что там на естественном карнизе имеются могилы. Очевидно, за могилы принимаются, в силу внешнего сходства, сохранившиеся фрагменты сооружений, по мнению автора, оборонительных. Когда-то горизонтальный ход был благоустроен и соединял воедино всю систему, завершавшуюся глубокой пещерой.
Многочисленные повороты делали горизонтальный ход практически неприступным. К тому же, чтобы попасть на него, нужно было проникнуть через 2 башни, систему маршей и наклонный ход в начале Битикле.
Во время обследования и обмеров Битикле у его подножия автором были обнаружены остатки еще двух крепостных сооружений. Одно из них, от которого сохранилось основание их камней среднего размера (до 120×80×60 см), будучи полуокруглым в плане, примыкало к началу наклонного хода и служило бастионом, прикрывавшим вход на Битикле. Другие камни циклопической кладки (размером до 350×230×70 см) служили основанием прямоугольной в плане башни, еще более усиливавшей неприступность Битикле.
На самом верху скалы, в тылу у всего сооружения находится основание еще одной башни (диаметр 540 см), господствовавшей над всем ущельем. Она была связана с верхними боевыми башнями системой наклонных ходов и лестниц, следы которых хорошо прослеживаются в остатках вырубленных ходов.
Вся система тщательно продумана, и даже если бы пало одно из укреплений внизу, взять лестницу было бы невозможно. В случае же блокады защитники могли продержаться длительное время. Имеющиеся выходы водоносного слоя в избытке снабжали осажденных водой. Пещера, башни, природные навесы и широкие площадки (до 8 метров шириной) позволяли делать большие запасы провизии»[18].
А вот какими впечатлениями о лестнице поделился корреспондент журнала «Вокруг света» И. Цибульский, приехавший в Кабардино-Балкарию в 1976 году в поисках белого тура. Сопровождал журналиста известный фотограф Евгений Монин (в цитируемом ниже тексте – Женя), большой любитель гор (на его могиле установлен кусок скалы с пронзительной надписью: «Горы, я любил вас!»), с которым один из авторов этих строк «познакомился» чуть ли не в первые дни своего рождения – Евгений Тимофеевич был его крестным отцом.
А в Джилги с ними пошли местные жители – восемнадцатилетний парень Тахир Батчаев и Малик, инструктор с турбазы «Башиль»:
«– Вот Греческая лестница, смотрите, – сказал Малик.
Мне не сразу удалось рассмотреть это сооружение, прекрасно замаскированное временем под цвет древнего гранита, и только кое-где проглядывающая кладка из плоских камней выдавала работу человеческих рук. Пожалуй, это сооружение больше всего напоминало пожарную лестницу.
– Она ведет к карнизу, – объяснил Малик, – а карниз идет вдоль всей скалы.
– Сходим? – спросил я беспечно. – Вдруг повезет, увидим туров…
– Можно, – спокойно согласился Тахир.
Я перехватил какой-то странный взгляд Малика. Наверное, Женя тоже почувствовал неладное.
– Ты там поосторожнее! – крикнул он.
Идти по древней «пожарной» лестнице было удобно, да и поднималась она метров на двадцать, не больше. Тут начинался карниз. Был он шириной около метра и словно бы вырубленный в скале.
Я шагал по этой полочке вслед за Тахиром и слышал постоянный свистящий шорох. Моя куртка терлась о камень. «Не жмись к стене!» – приказывал я себе, но ничего не мог с собой поделать… В некоторых местах карниз сужался настолько, что ботинок не умещался на нем. Здесь я прижимался не плечом, а грудью к стене, остро чувствуя ее отталкивающую твердость.
Внизу, в подвальном полумраке, извивалась серебряная от пены лента Джилги. Здесь, наверху, было светлее, может быть, оттого, что тучи были совсем рядом. Противоположная стена ущелья казалась очень близкой, а вот вниз стены словно бы расходились – странное нарушение перспективы. До дна ущелья было не меньше ста метров.
Я шел за Тахиром, не отрывая глаз от его танцующих ног, всем телом чувствуя страшную пустоту справа, от нее точно холодом веяло. Помимо воли, краем глаза я улавливал медленное движение противоположной стены ущелья, потом мне стало чудиться, что движение это становится быстрее, точно с шага мы перешли на бег. Понял – начинает кружиться голова.
Неожиданно Тахир исчез, будто провалился. Я остановился, непроизвольно вцепившись пальцами в пучок жухлой травы, торчащей из щели в стене.
– Давайте сюда, – сказал Тахир где-то совсем рядом.
Оказывается, здесь тропинка обрывалась и начиналась снова, но уже ниже метра на полтора.
– Прыгайте, – безмятежно посоветовал Тахир.
Я видел площадку и понимал, что спрыгнуть на нее несложно, но рядом с площадкой зияла пустота до самого дна, до реки.
– Знаешь, Тахир, – сказал я, стараясь говорить нормальным голосом, – пошли обратно. Я уже все видел.
– Зачем назад? – удивился Тахир. – Конец рядом.
Подошвы гулко ударили в камень, и я испытал неповторимое облегчение, что-то похожее на блаженство.
О проекте
О подписке