Он запахнул своё клетчатое красно-чёрное пальто, доставшееся по наследству от Ленки и, как главарь, пошагал впереди их: «За мной!»

***

– Я есть хочу, – проходя у булочной, прошептал Толстый.

Его пухленькие губки бантиком так и молили о перекусе, но Саня посчитал, что сейчас не до этого, что сейчас настало время взрослеть.

– Руся, мы о чём договаривались? – приподнимая густые брови, смотрел впалыми глазами на него Александров. – Ты махорку всю жизнь курить будешь? Пошли за нормальными сигами!

– Умный какой! Так тебе и дали сигареты! Тебе 18 или 45? – держал руки на груди Толстый.

– Десять! Давай сюда свой портфель, тёплый ты мой человек! – забирал Сашка школьный ранец у Русика.

Санька нашёл тетрадь по русскому языку, аккуратненько вырвал из неё двойной листочек, а затем разорвал ещё пополам.

– Ты чего делаешь? Эта же по контрольным! – чуть не плача стоял над ним Толстый.

– Да хоть по итоговым! – посмотрел снизу вверх на него Александров. – Ручку давай!

– Вон, в портфеле смотри.

Сашка сунул руку в один карман, затем в другой. Нащупал пальцами какие-то крошки и нашёл сушку: «Ну, Толстый, ты даёшь! Жрачка везде и повсюду! Жрачка есть, ручки нет! Ты как так учиться пошёл? А ещё умным себя считает! Во даёт!»

– Сам ты Толстый! Что за манера – всё по кличке. Я не Толстый, я упитанный. Мама сказала, что у меня просто широкая кость, а так я красивее вас, – обижался Русик.

– Ой, не могу! – смеялся Александров. – Красавец! Эталон! Смола, глянь! С принцем ходим!

– И хватит меня Толстым звать! Что у меня – имени что ли нет? Руслан! Руслан Кезава! Запомни, Саша! – неожиданно для всех заступился сам за себя Толстый.

– Кезава… – произнёс Смола. – Эх, ты, нерусский!

– Сам ты нерусский! У меня отец украинец! Такой же соотечественник, как и все вы! Понял, Смольников?! А вот у тебя, почему глаза такие узкие, надо ещё подумать!

– Так! Хватит! – обрезал их Санька. – Кто писать будет?

– Что писать? – обернулись оба.

– О-ой, не ма-гу-у! Записку, конечно! – кивал Александров.

– Это ещё какую? – не понимал Толстый.

– Так, ты Толстый, ой, простите, Руслан Кезава, Вы не подходите для этой операции! – делая реверансы рукой перед лицом Русика, раскланивался Санька.

– Это почему ещё я не подхожу?

– А у тебя почерк детский – ровный такой, круглый, большой!

– И что?

– А нам нужен такой взрослый, быстрый. Ну-ка, Смола, попробуй!

– А чо писать-то? – с ручкой наготове стоял Серёга Смольников.

– Ну, беда! Всё приходится делать самому! Тебя что – батько никогда с записками в магазин не посылал?

– Посылал… Года три назад, пока они с мамкой ещё жили. А как уехал на БАМ, ни слуху, ни духу. Кто ж меня посылать-то будет?

– Ой, ладно, не мудри. Пиши!

«Дорогая…» – Сашка замялся. Смола только вывел одно слово и зыркнул на друга: «Ну, ты чего? Чо дальше-то?» «Да тут обычно он имя продавщицы пишет из магазина «Родничок», что напротив клуба, а мы чего воткнём? Тут, пожалуй, накарябай что-нибудь непонятное…» – предложил Александров.

«Это как это?» – переспросил Серёга. «Толстый, расчёска с собой?» – кивнул ему Санька. «Есть!» – в недоумении Русик подавал коричневый плоский гребешок. «Давай сюда!» – приложил к листку короткими иголочками кверху Сашка расчёску и, как по линейке, провёл по остриям ручкой. «Ну вот, теперь и не понятно, что за имя!» – обрадовавшись своей смекалке, поднимал подбородок к небу Александров.

«А дальше?» – ждал Смола, чтобы записать под диктовку обращение к продавцу. «Ну, теперь-то просто: «Передайте, пожалуйста, с сыном четыре пачки сигарет…» «Сколько?» – оторвался от записи Смола. «А чего? Щас разные возьмём?!» – почесал голову Александров.

***

Небольшой ларёк стоял в самом центре двора. Александров, Кезава и Смольников пытались втроём заглянуть в одно окошечко. Они скреблись в стеклянную дверку, пытаясь отодвинуть тонкий слой снежной наморози, чтобы рассмотреть лицо продавца.

– Чего вам? – выглянула толстая тётка.

– Вот, – Александров подал ей записку.

– Что это?

– Папка опять послал!

– Ходят тут через одного! В следующий раз пусть сам приходит! Каких ему?

– «Яву!» – крикнул Толстый.

Такого поворота Санька не ожидал – надо же Толстый первым выперся! «А чо? Всегда хотел попробовать», – промямлил Русик.

– Нам, пожалуйста, «Приму», – взял ситуацию в свои руки Санька.

– А «Яву-то» какую? Твёрдую, мягкую, сто?

– Твёрдую, конечно! – уверенно ответил Александров. – Ещё «Столичные» и «Зодиак»…

– Пожалуйста, – подала продавщица пачки, забрав Санькины монеты.

***

– Когда курить будем? – допытывался Смола, потирая руки.

– Сначала поедим. Я Толс… Русику обещал! – вёл всех к Булочной Александров.

***

У гостиницы стояла палатка, от которой шёл божественный запах. Белый фартук на женской фуфайке и накрахмаленный колпак на волосатом фиолетовом капоре продавщицы сегодня не пугал мальцов, ведь карман Сани был полон монет.

«У меня уже урчит всё» – поглаживал пальто в области живота Толстый. «Щас перестанет, – шептал ему Санька, показывая на огромную металлическую кастрюлю, из которой то и дело вылезала рука то с одним, до с другим пирожком. – Щас твой желудок захлебнётся от неожиданности. Ты хоть его подготовь. Скажи, дорогой желудок, сейчас я тебя наполню доверху. Ты уж меня прости, но ем я всегда без разбору».

– Вам каких? – зыркнула на парней женщина.

Сашка приоткрыл рот, но так и не успел ничего сказать. «С печенкой, с картошкой, с капустой, с рисом и… жареный с мясом!» – захлёбываясь от обилия выделившейся слюны, перечислял Толстый.

– По одному? – уточнила Богиня булок.

– По три! – заметив сладостную пелену перед глазами толстопузова, снова вступил Саня.

Рука быстро накидала пирожков на серую бумагу и подала всё Сане.

«Дай ещё двадцать две», – попросил Толстый у Александрова. «Зачем тебе?» – не понял Сашка. «С печёнкой ещё один куплю. Я видел, там последний остался», – переминаясь с ноги на ногу, упрашивал Русик Саньку. «Ну, Кезава, ты и прожорливый. На, держи!» – подал он деньги другу.

Две складки зашевелились на сером пальто Толстого – этот худышка побежал ещё за одним пирожком.

– Успел! – откусывая от булки, стоял радостный мальчуган перед друзьями.

– Ты чего – и есть на ходу будешь? – с осуждением сказал Санька.

– Да отстань ты от него! Смотри! Мужик с билетом лотерейным идёт! Возьми у него, а… – попросил Смола.

– Зачем это я у него брать буду? Деньги у нас ещё есть, пойдёмте, как все, на почту, и купим… – разводя руки в стороны, предложил Саня.

– Так нам же не продадут! – завопил Толстый.

– Вам, может, и не дадут. А у меня вот мамкин паспорт с собой! – гордо сообщил Александр.

– Ты чего – ошалел? – напугались ребята.

– Да шучу я, моя мамка с паспортом на работу и обратно ходит, из рук не выпускает, план у меня есть…

***

У почтового отделения постоянно ходил народ. Кто-то тащил большую коробку, кто-то выбегал с газетой, а рядом, на ящиках сидели местные грузчики. Они не всегда были опрятные, и не всегда трезвые. Но Сашку это только порадовало.

– Мужики! Рубль хотите? – обратился он к выпивающим.

– А у тебя и есть? – засмеялись они над мальцом.

– А у меня и есть! – дерзил тот.

– Ну так давай…

– Э-э, хитрые какие. Вы купите нам лотерейный билет, а потом и дам.

– Ну, тогда с тебя рубь двадцать пять!

– Да и, пожалуйста! – достал из кармана деньги Сашка.

– Стойте здесь, я мигом.

– Так там же очередь!

– Это для вас очередь, а у меня тут Люська на кассе сидит…

***

Размахивая лотерейным билетом, друзья шли по ветреной улице. «Дурак, что ли?!» – кричали на Сашку мальчишки, когда тот случайно выпустил билет из рук. «Я теперь понесу! – выхватил дорогую бумажку Смола. – Может, квартиру выиграем или машину!» «Ага, держи карман шире!» – засмеялся Сашка.

«Молодые люди, – вышел из милицейской машины сотрудник. – Со мной пройдёмте». «Эти?» – подвёл он их к автомобилю и посмотрел на плешивого дяденьку из продмага.

«Эти!» – кивнула лысина. «Так, садитесь, ребята, разговор есть», – приоткрыл он для них двери.

***

В отделении полиции Толстый стоял с пирожками, а Смола с Сашкой уже беседовали с участковым.

– Не брали мы у него ничего, – отнекивались друзья. – Откуда мы знаем, где он потерял. Ну, видели его в магазине, а может, и не его… мало ли плешивых тут ходит.

– Перестаньте поясничать!

– А что я? – бубнил Смола. – Я молчу. Это Санины слова.

– Мои! – не унимался Александров. – Мои! Я и не отказываюсь. Слова мои, деньги Толстого.

– Кого? Толстого? Какого ещё Толстого? – оживился участковый. – Это что – фамилия?

– Скорее, образ жизни, – смеялся Санька.

– И сколько у него денег было?

– Кто ж знает? У него и спросите.

– И спрошу! Я спрошу… Обязательно спрошу, – шёл к дверям милиционер.

«Зайдите», – высунул он голову в коридор. В кабинете с серым свёртком, на котором выступили жирные, масляные капли, стоял Толстый.

– Как Вас зовут? – задали ему сходу вопрос.

– Руслан.

– А фамилия?

– Кезава.

– Что – пирожки любишь?

– Очень… особенно с рисом и печёнкой.

– Да-а, за печёнкой-то по нескольку раз заворачиваться приходится, – не вытерпел Саня.

– Я сейчас не с тобой разговариваю, – осёк его милиционер.

– Да и пожалуйста! Я вообще молчать тогда буду! Имею право! Мне батько говорил, в тюряжке говорить вообще ничего нельзя.

– В какой ещё тюряжке?! Вы в отделении милиции находитесь!

– Вот именно! Толстый, не рассказывай ему ничего!

Мент перевёл взгляд на Русика, и спросил: «Сколько у Вас было денег?» Толстый посмотрел на поникших ребят, и спокойно сказал: «Семь рублей!»

– Се-емь… Та-ак…

– А потратили сколько?..

– Шесть рублей пятьдесят семь копеек…

– Что? Ровно 6.57? – с издёвкой спросил милиционер.

– А что здесь удивительного? Сашкиному отцу купили четыре пачки сигарет: «Ява» – 60 копеек, «Зодиак» – рубь десять, «Прима» за 16, да «Столичные» за шестьдесят.

– Итого два сорок шесть! – подытожил мент, затем почесал затылок и спросил: А как вам вообще сигареты продали?

– Так это далеко не всё! – перебил его Толстый. – На 13 пирожков ушло два восемьдесят шесть. На билет лотерейный 1.25!

Участковый ходил по кабинету взад и вперёд со словами, «и что мне теперь с вами делать».

– Вы хотите сказать, что сейчас в Вашем кармане ровно сорок три копейки?

– Меньше…

– Как меньше?

– Двадцать три!

– А куда ещё двадцать делись? Ну-ка, скажи, раз ты у нас такой считарь, – глумился участковый над Толстым.

Кезава достал из кармана крем для чистки ботинок, на котором виднелся ценник «20 коп.», и положил ему на стол.

«Так сколько ты сказал, потратил на лотерею, мой милый друг?» – раскладывал двадцать три копейки на столе участковый. «Потратил больше рубля, а билет стоит четвертак», – отчитывался уставший Русик.

Сашка со Смолой смотрели, как Толстый даёт весь расклад, и удивлялись, откуда он смог всё подгадать, подсчитать, запомнить, да и вообще выкрутиться. «А я, представляете, ни разу не играл в лотерею…» – намекал на что-то мент. «Так возьмите наш билет! Он по-любому счастливый!» – кинулся к столу Александров.

В этот момент в приоткрытой двери показалась плешивая голова, и послышался до боли культурный голос: «Простите, но могу я уже забрать свои деньги?» «К сожалению, их здесь нет, – отрапортовал милиционер. – У них всё сходится».

***

На ментовском уазике ребят развезли по домам, наказав родителям за каждым смотреть пристальней и не отпускать одних в большой город. Но смотреть за ними пристальней было некому. Каждый из ребятишек воспитывался в неполной семье, где роль командующего выполняла только мама. Что могла мама? Работать день и ночь, чтобы прокормить своё чадо. Как она могла его защитить? Максимум на что хватало ума, оградить от общества. Как? Запереть!

***

Дверь, закрытая на все замки с другой стороны, так и мучила Саньку. Синяки на заднице и ногах уже проходили, а вкус «Фламинго» уже несколько дней не ощущался в его венах.

Он запустил пальцы в диск телефона и набрал несколько цифр: «Алё, Руся, ну ты как?»

– Нормально, – послышалось чавканье в трубке. «Опять жрёшь?» – подтрунивал над другом Сашка.

– Ага, сегодня в саду пироги пекли. Мамка с работы притащила. Придёшь?

– А с чем там? С яйцами есть?

– Конечно!

– Ща иду!

– Только я закрыт.

– Так и я.

– А как выберешься?

– Есть у меня один план…

– Ох, и боюсь я этих слов…

– Не ссы в муку, не делай пыли, щас мы с Витькой припрёмся. Всё не сжирай.

– С Витькой?

– Ну да, а куда я его дену? Сам подумай…

Саня положил трубку и по скрипучим половицам побрёл за братом.

– Витька, есть хочешь?

– Хочу!

– Пошли к Толстому на пироги?

– Пошли… – по инерции ответил тот и резко широко раскрыл глаза. – А как? Мы ж заперты! Вот вечно так! Ты виноват, а страдаем оба!

– Не ссы, Витёк, жрать тоже будем оба. Пойдём на кухню!

– Опять? Я боюсь…

– Мне ещё раз повторить?

– Я в прошлый раз чуть не упал.

– Витя, «чуть» вообще не считается! Погнали!

Сашкина квартира была на втором этаже, и форточка на кухне находилась над подъездным козырьком. Сашка ловко нырнул из форточки на маленькую крышу, поднял заранее оставленную там с прошлых разов длинную палку, с помощью которой приоткрыл входную дверь так, что её край выходил за подъездную кровлю и хотел уже по ней спрыгнуть, как услышал Витькин жалобный голос:

– А я?

– Что – надумал всё-таки?

– Ыгы… – кивал тот головой.

– Ну иди, помогу, – принимал старшего брата Сашка из окна. – Теперь держи дверь, а я по ней спущусь и приму тебя, понял?

– Эх, давай, – вздохнул родственник.

По тонкой грани двери, как медвежонок по дереву, Сашка спустился вниз, и, зажав дверь между ног, ждал Витьку.

– Мамка идёт! – увидел Надежду Николаевну Витька.

– Слазай скорей! – поторапливал Сашка брата.

– Ты чего! Она же щас налупит нас!

– Короче, у нас два выхода: либо мы сейчас драпаем изо всех сил и жрём пироги, либо получаем от мамки. Ты чего выбираешь?

– Пироги! – со страхом произнёс Витька.

– Тогда бежи-им! – ринулись они в соседний дом. Оббежав многоэтажку с другого бока, кинули монеткой в окно на первом этаже. Толстый сразу показался из-за шторки. «Пошли!» – шепотом Санька подзывал Русика за собой. «Куда?» – кричал через двойное стекло Кезава. «К нам, на чердак! Пироги только захвати! Ну?» – оглядывались они с Витькой по сторонам.

– А как?

– Как-как? Как мы – через окно.

– У меня форточка маленькая.

– Да у тебя форточка больше, чем у нас!

– Не полезу!

– Ну да… Куда тут… С форточкой на заднице ходить не очень-то удобно – согласен.

– Очень смешно!

– Ну, жди! Щас я!

Одним взглядом Сашка приказал Витьке идти за ним. В подъезде у Толстого было темно, но глазок у двери напротив всегда стоял на страже бдительности. «Пальцем придержи иди», – показал он Витьке на наблюдательный пункт бабы Веры. «А ты?» – спросил Витька. «А я здесь поорудую», – достав из кармана синих брюк изогнутую скрепку, сказал Сашка.

– Как ты так быстро? – с полным ртом пирога открыл дверь Русик.

– Слушай, Толстый, я после того раза хотел тебе новое погоняло дать – Математик, но смотрю, старое-то, по ходу дела, сильнее! Натуру не обманешь! – заявил Саня. – Нам-то оставил?

– Вон, в кулёк завернул. На чердаке покушаете. Идём?

– Идём, только ответь сначала: ты когда этот крем всё же купил? – подмигнул ему Санька.

– Да когда ты к мужикам подходил, чтоб лотерею купили.

– А зачем он тебе?

– Так это… У меня ж ботинки чёрные! – показал он пальцем на свою обувь.

***

Под крышей пятиэтажного дома повсюду валялась разорванная газета, пачка с надписью «Махорка крупка курительная №3» и стояла трёхлитровая банка воды.

– Идите сюда, к окошечку. Тут светлее! – подзывал всех Александров.

Он посмотрел на Толстого: «Ну, давай сюда мои яичники!» Русик заржал во всё горло. «Дурак! Я про пироги!» – поняв, что дал маху, оправдывался Александров. «Держите!» – раздал каждому Кезава.

– Получил? – посмотрел Сашка на Витю.

– В смысле?

– Пироги…

– Но-о, – ел булки брат.

– Доешь дома.

– Но там же мамка…

– Витя, у нас дело есть. Щас Смола сюда придёт, разговоры будут посторонние…

– И чего?

– Ничего. Иди маме дома помоги… Про меня спросит – не говори.

Витька, хоть и упирался битых пять минут, домой его Сашка всё-таки отправил. Ведь у него зрел уже новый план, а о нём дома знать ну никак были не должны. С лестничной стороны послышалось какое-то шарканье, и на чердаке появился Смола.

– О, Смола! Здорово! Тебя как выпустили?

– Никак! Удрал!

– Наш парень, наш! Я сейчас, – Санька скрылся в маленьком проёме, откуда потом принёс сигареты, купленные совсем недавно для отца.

– Ну, с каких начнём? – подначивал он друзей.

– Я так не буду! – резко сказал Толстый.

Смола протянул руку к пачкам: «А я дак попробую! Что – зря подставлялись?!»

Александров со Смольниковым долго не могли выбрать, с какой начать, и открыли все разом. Смола вставил четыре сигареты в рот, а Саня успешно чиркнул спичкой по сухому коробку и подпалил каждую по очереди. Серёга с невозмутимым видом стоял, зажав сигареты губами.

– Затягивайся, – требовал Санька.

– Четыре – много! – вставил Толстый.

– Молчи, Математик. Каждый сам за себя в ответе!

Смола, боясь потерять уважение к себе, резко вдохнул дым в себя, выпустил его через нос, и упал.

Толстый вскочил и запрыгал около Смольникова: «Сам за себя? Каждый сам? Ну, чего теперь? Чего?» «Не мельтеши», – отодвинул его Санька и вылил холодную трёхлитровку на лицо Смоле. Такого громкого крика от Смольникова не ожидал никто: «Вы охренели?! Я же пошутил!»

«Пошутил? – отходившие от шока Санька с Толстым, не могли поверить, что это была просто шутка. – Пошутил?! Ну держись, шутник!»

Пыль, лежавшая неподвижно десятилетиями на чердаке этой многоэтажки, кубарем взвивалась в воздухе. Шла драка.

***

Настало время, когда о походах «за ирисками» знал почти весь двор. Самое странное, что никто не порицал в Сашке страсть к «вкусу Фламинго», наоборот, каждый хотел с ним дружить. Но не ради дружбы. Нет. Каждый искал для себя какой-то выгоды. Сашка же, даже, если и чувствовал эту лживость, шёл на контакт, потому как хотел доказать всем, что он в своём деле спец, что он – профессионал. К десяти годам он научился брать в магазине всё, что хотел, и уходить безнаказанно. Порой он сам не понимал, как у него это получалось, казалось, что это было врождённым мастерством. Как некоторые рождаются поэтами, парикмахерами, строителями, так же Сашка чувствовал проявление своего таланта, но совсем в другом…

***

– Саша, за молоком сходи, – подавала мама Саньке бидончик с пакетом.

– А почему я? Больше некому что ли?

– Твоя очередь. Иди…

Летний зной разжигал Сашку, и он бежал по своему посёлку в магазин. Большущая очередь его натолкнула только на одну единственную мысль: «Хм… удачненькое место». Первое, что он увидел, – расфасованные конфеты. Не смотря ни на кого, мальчишка засунул бидон в пакет, и, видя, что каждый занят своим делом, сунул руку на привалок и насобирал несколько горстей в пакет, которые так славно соскользнули под бидончик. Радостный тем, что снова оказался на коне, он стоял в очереди и ждал, когда сможет купить молока. Удивительно, но в этот раз время пробежало быстро, и он протянул свой бидончик вместе с пакетом продавщице. Та нацедила три литра, и Сашка спокойненько вышел на улицу. Вдруг его плечо прожалось, и откуда-то сзади послышался хриплый мужской голос: «Чего взял?»

Сашка обернулся и увидел незнакомого человека.

– Да вот, дяденька, пару конфет всего и взял… – поняв, что отнекиваться нет смысла, признавался Сашка. – У меня семья бедная, я хотел сестрёнку угостить.

Нахмуренные брови обвинителя расправились, и он сжалился над ним: «Смотри – больше так не делай. Договорились?»

– Договорились, – с облегчением выдул из лёгких Сашка и пустился домой.