«Ой, ой»! – бежала она к маленькому свёртку, кряхтя и спотыкаясь. Толстая, обрюзгшая, и с запахом свежего перегара она тянула полные руки с грязными ногтями к Юльке: «Вот! Вот она!» «Точно? – переспрашивал суровый мужской голос. – Мы весь город уже объехали! Это точно ваша?» «Наша! Наша!» – радостно ликовала бабка. «Садитесь в машину, будем оформлять!» – послышалось из скрипящего рта милиционера. «Конечно-конечно», – соглашалась бабка, отдирая пристывшее Юлькино одеяло от скамейки. Она рванула так сильно, что кусочек ткани остался прибитым к той самой скамейке, на которой Юлька пролежала несколько часов и уже думала, что останется там навеки.

***

Светло-коричневые стены благоустроенной трёхкомнатной квартиры на девятом этаже были в царапинах и разводах. То и дело на них промелькивали жирные пятна и даже засохший кетчуп. На дощатом полу уже давно облупилась вся краска, и Юльке было очень больно, когда она попадала ей под тоненькие ноготки. Казалось, тысячи искорок в тот момент выбегут из её маленьких зелёных глазок и кинутся прибивать эту краску к полу. Тоненькая и маленькая Юляшка спокойно заходила под лакированный стол с тремя ножками (четвёртая вихлялась наполовину) и выходила из-под него. Она залезала на потёртый диван и даже могла с того самого стола дотянуться до навесного шкафчика, в котором бабка иногда хранила сахар. Правда, он был там не всегда. Частенько тут гуляли вонючие дядьки и такие же тётки, и его они жадно запихивали в рот после большого глотка какой-то горькой водички. Особенно Юльку смешил краснокожий дед. Тот, когда стопку в руки брал, издавал протяжный ревущий звук, сильно морщился и, осушая сосуд, разбивал его вдребезги. Поначалу Юлька этого побаивалась и даже несколько раз билась в истерике от страха, но дед решил, что девка должна быть сильной и выносливой, и показал ей, что бояться в этой жизни нечего, а главное – некого.

«Иди сюда, Юлец! – звал он её к себе. – Держи стопку и кидай во-он туда! В стену! Чтоб наверняка!» Юлька хватала маленькой белокожей ручкой зелёную стопку и бросала на пол. «Ну что ж ты? Что ж ты? Так дело не пойдёт! Надо сильнее! – поднимая с пола не разбившийся хрусталь, говорил дед. – Давай еще!» С пятого раза у неё получилось, и звонкий детский смех озарил комнату, в которой стоял терпкий запах огуречного одеколона и повсюду валялись разные шмотки.

Юлька сидела посредине комнаты и грызла обветрившуюся корку чёрного хлеба. «Гляньте, как хрумкает!» – тыкал на неё пальцем дед. Бабка раскрывала рот и смеялась во все свои два гнилых зуба, которые еле держались на тонких коричневых ножках, вросших в мягкую десну.

Двумя руками малышка сжимала сухарь и пыталась отскоблить маленькими зубками по крошке. «Дай хоть чо другого! – просил бабку дед. – Жалко девку-то! На одних сухарях да бичах! Неужто другого нет?» Бабка чесала свою заполстившуюся жирную голову, будто облитую салом, потом смотрела по сторонам, поджимала нижнюю губу и со вздохом изрекала: «Ы-ы!» «Не переживай, Юлька, сварим сейчас тебе каши… из топора!» – кивал своей плешью добрый дед.

Он ушел на кухню и, разгребая засохшую и обгоревшую посуду, нашел гречу. «О! А говоришь, нет ничего!» – обрадовавшись, закричал бабке. Юлька прибежала на голос и, как голодный волчонок, ждала, когда кастрюля зашкварчит. Пока дед открывал пакет с крупой, она сумела своровать несколько зернышек и даже попыталась их разгрызть, но заметила, что в это время на нее смотрит дед и, резко выпучив большие зеленушные глаза, проглотила гречку, так и оставшись стоять с выпученными глазами.

«Ну, ты чего? Юлька? – гладил ее мягкие рыжие волосики дед. – Ты чего? Подожди, сейчас сварится». Юлька ходила вокруг него, как надоедливый кот, который просит добавки. В её маленьком ротике уже отделилось много слюны, и она то и дело её по-быстрому сглатывала. «Во-от! – снимая крышку с кастрюльки, обдаваемой горячим паром, показывал дед на Юлькин обед. – Присаживайся к столу!» Юлька метнулась к тарелке, как пантера, и начала укладывать кашу за обе щёки. «Ну, ты и суслик! – ухмылялся дед. – Хоть дуй изредка! Всё нёбо себе обожжёшь! Вот голодняк!» Но малышка его не слушала. Она пихала ложку за ложкой, просила добавки и, съев три тарелки, наконец-то угомонилась. Дед вытер слезу, зашел в комнату к бабке и, топчась в дверном проёме, сказал: «Слушай, старая, я пойду… Ты это… Юльку-то хоть изредка корми… Дура…» Та молча кивнула ему в ответ. Дед махнул рукой и пошел к выходу.

Юлька забралась на потрепанный диван, укрылась дырявой простынёй и повернулась к стене. «Ба, я спать», – тихо прошептала она. Вдруг в комнате послышались шаги и шуршание пакета. Кто-то стал что-то складывать, искать и рыться. Неожиданно со стола упала кружка и разбилась, после чего Юлька услышала мамин испуганный вскрик: «Ай!»

Юлька, растянувшись в улыбке, вспрыгнула с кровати и бросилась к своей самой любимой, самой родной. Обняла её за ноги и начала бормотать: «Мамочка пришла! Моя любимая! Моя родная!»

Высокая напомаженная девушка, с синяком под правым глазом, царапиной на носу и выжженными перегидрольными волосами посмотрела на неё сверху вниз, отодвинула костлявой трясущейся рукой и зыркнула на бабку: «Ма, пожрать есть чо?» Бабка пожала плечами и по обыкновению ухмыльнулась. Мать зло посмотрела на неё и спросила: «А выпить?» Не дождавшись ответа качающейся из стороны в стороны бабки, сидящей на своём облупившемся стуле, она шмыгнула на кухню и выбежала из квартиры.

Юлька вприпрыжку побежала к входным дверям, которые оказались открытыми настежь. «Ма-ма! Мама! Мам! – кричала малышка на весь подъезд. – Ма-ма!» Её колготки с дырой на коленке съехали, рыжие волосы растрепались, а зелёные глаза покраснели от слёз: «Ма-ма! Иди! Иди ко мне!»

Бабка, охая и прихрамывая, дотопала до площадки и, схватив Юльку за одежонку, увела домой. Юлька бросилась на кухню и увидела, что кастрюльки с её гречкой нет. Она залезла на газовую плиту – нет. На столе – нет. В шкафах – тоже нет! Малышка села на пол и заплакала. Бабка прибежала на крик, осмотрела кухню и буркнула себе под нос: «Лишу прав заразу!»

***

«Ну, вот и всё! – выйдя из городского суда и запихнув в коричневую сумку документы, сказала вслух бабка. – Дело сделано!» Она посмотрела на переливающиеся лучи солнца, поправила лямку от лифчика на своем плече, торчащую из-под летнего платья, и шагнула с крыльца: «Теперь заживу!»

***

Юлька стояла у окна и смотрела вниз. Дети бегали на детской площадке и играли в мяч. Рядом ходили их родители, на которых девчонка смотрела с тихой грустью и с большой завистью. «И почему у меня всё не так?» – подумала она и обернулась на звук открывающейся двери. Пьяная бабка кинула свою сумку в сторону, пяткой надавила на другую пятку, чтобы снять чёрные туфли, о которые она вечно натирала ноги, и сползла по стене на пол: «Фу! Жара!»

Смрадный запах вспотевших ног заполнил всю прихожую, Юлька сморщилась и убежала к себе в комнату. «Чего это мы нос морщим?! Это так с бабушкой родной? Так с кормилицей?!» – кричала она вослед внучке. Но Юлька не обращала внимания на её слова, она привыкла. «Вот погоди у меня! И от тебя избавлюсь! Попадёшь в детский дом – посмотришь, как оно!» – кричала она ребёнку из кухни, наливая водку в стакан. Замахнув парочку, громко отрыгнула и пришла в комнату. «Ну? Что тут у нас?» – осматривала она опухшую от голода Юльку. «Ничего!» – бубнила та. «Ничего… – по инерции повторяла пьяная бабка. – А раз ничего, иди сюда! Ты бабушку любишь?» «Люблю», – нехотя отвечала Юлька. Больше-то ей ничего не оставалось. «Тогда иди, чего покажу!» – приподнимая брови, интриговала она маленькую девчонку. «Давай!» – заинтересованно проговорила Юля.

Бабка стащила капроновый носок с ноги и подсунула грязные пальцы Юльке: «Вот!» Юлька разочарованно посмотрела на бабку: «Что – вот?» «Пальчики у бабушки болят! Глянь, какие!» – не унималась старая. Жёлтые наслоившиеся друг на друге ногти так и торчали в разные стороны. Кое-где они потрескались, где-то и вовсе были в каких-то странных бугорках и неровностях. Бабка откинулась на диване и произнесла на выдохе: «Да это грибок, Юлька! Гриб такой! Хочешь попробовать?» Юльчонок, испугавшись, попятилась назад: «Не-а…» «А придётся!» – щёлкнув языком о своё вонючее нёбо, сказала бабка. «А где у нас ножницы?» – спросила у неё Юлька. «Какие ножницы? В этом году в школу пойдёшь, а не знаешь, что грибы ножницами не собирают?!» – вскрикнула бабка. Юлька испуганно вопросительно посмотрела на неё. Бабка закинула руки за голову и сказала: «Так грызи!» Юлька стояла над страшными ногами и не могла с собой справиться. Ей хотелось убежать, но было некуда. Ей хотелось забиться в угол, но там бы бабка её точно забила. В ступоре она смотрела то на бабку, то на её ноги. «Что встала как вкопанная?! Принимайся за работу! Давай! Иди.. Помоги своей любимой бабушке!» – не унималась та.

Юлька встала на колени, взяла белыми руками бабкину ногу и, закрыв глаза, принялась грызть жёлто-коричневые ногти. Грязь скрипела на её зубах. Она старалась сплёвывать ошмётки на пол, но некоторые со слюной попадали и вовнутрь. Бабка лежала с закрытыми глазами и улыбалась. Её щёки переливались от счастья и наслаждения, а Юлька, еле справляясь с рвотными позывами, грызла уже вторую ногу. «Всё, бабушка! – с чёрными вкраплениями около рта и вся в пене сидела Юлька у её ног. – Теперь я могу поесть?» «Теперь иди!» – улыбаясь, ответила она.

На кухне снова гора немытой посуды, в холодильнике – молоко и яйца. Юлька встала к мойке, взяла у крана сырую тряпку, намылила её хозяйственным мылом и принялась за уборку. Тоненькие пальчики отскрёбывали засохлости от чашек и тарелок, холодная вода их студила, и Юлька пыталась их согреть своим дыханием. «Х-ха! Х-ха!» – выдыхала она тёплый воздух из своих лёгких.

В чистую тарелку разбила два яйца, плеснула туда молока и, добавив соли, вылила всё на нагретую сковородку. «Вот поем-то сейчас!» – помешивала Юлька вилкой содержимое в предвкушении ужина. Вскоре омлет был готов, и девчонка начала выкладывать его на тарелку. «М-м-м… Как вкусно! – пришла на ароматный запах бабка. – Дай-ка попробую!» Она села за стол и съела всю Юлькину еду. Достала из-под стола водку и опрокинула ещё несколько стаканов: «Вот жизнь, да, Юлька?»

Зелёные глаза вновь налились горькими слезами и, перехватив рукой ком, подкативший к горлу, Юлька поплелась в комнату. Голодная и обиженная, она свернулась калачиком под простынкой, и её пробрала дрожь. Ей очень хотелось есть, и, чтобы не думать об этом, она попробовала уснуть. Вдруг простынь потянулась куда-то в сторону, сзади послышалось кряхтенье и донесся запах перегара. «Фу!» – Юлька зажала нос пальчиками. «Пофукай там ещё!» – укладываясь рядом с внучкой, пробурчала бабка. Грязная и паршивая, она так и прижималась к ребёнку своим грузным телом, которое вовсе и не мыла-то никогда. Юлька выпрямилась струной и вжалась в стену, чтоб не касаться бабки. Уснула.

***

Утро выдалось жарким, но бабку это совсем не смущало. Она шагала по городу в туфлях на каблуках и старой бурой шубе с большой брошью на переду. Сзади волочился дед: «Старая, давай сегодня помоемся! А? Ну что ты воды всё жалеешь?» Бабка шла, а за ней летел на несколько метров отстающий шлейф ужасного смрадного запаха. Она шла и бубнила что-то под нос, шла, пока не заметила на одном из стендов объявление: «Сниму квартиру на шестерых».

***

Онемевшие ноги затекли, и в них бегали ёжики. Юлька изгибалась на диване и охала. «Ба-аб! Ты где? Эй! У меня ноги так колет!» – звала она свою опекуншу. Она звала, а никто не отзывался. Вдруг послышался звук поворачивающегося ключа в замочной скважине, а вслед за ним и голоса. Голоса. Но какие-то незнакомые… «А вада эст? – спрашивал мужской голос с акцентом. – Гдэ наши комнаты? Два? Два комната? Нам одна мало! Два нужна!» «Два так два! – скромно говорил бабкин голос. – Вон туда проходите, пожалуйста!»

В Юлькину комнату заглянул какой-то черноглазый мужчина с большим носом, потом ещё один, за ним ещё и ещё. Юлька насчитала шестерых. Она спрыгнула с кровати, забыв о недавней боли, и подбежала к прихожей. Кто-то заносил сумки и чемоданы, поставил большой вентилятор на пол и прошёл в соседнюю комнату.