Прошли годы, но жизнь все еще казалась мне блеклой и безрадостной, я брел с потухшим взглядом мимо военкомата, с работы. На глаза мне попался щит, где говорилось о том, что идет набор на контрактную службу. Я связался со своей бывшей частью, где проходил срочную службу, и через неделю пополнил ряды контрактников.

Навыки в стрельбе и рукопашном бое у меня были. В своей роте, когда – то я был лучшим стрелком, выполнял нормативы на мастера спорта по стрельбе. Меня заметили в командующем составе и отправили на соревнования. Я возвращался с победами и медалями, что делало меня абсолютным чемпионом по Северо-Кавказскому военному округу среди военнослужащих контрактников.

Командование отправило меня в Тверь проходить повышение квалификации. После окончания учебы, молодым старлеем поступил под командование полковника Янпольского. Так начались мои будни в отдельной мотострелковой бригады спецназа МВД. Позже, за участие в боевых действиях, мне дали капитана, а там и майора.

И вот сейчас, я лежу, парализованный, на кровати и врачи говорят, что я останусь инвалидом навсегда. «Черта с два!» – стиснув зубы, произносил я про себя, как молитву. «Я не дам вам себя утопить! Вы ошибаетесь! Я не инвалид! Я встану!»

Солнечные лучи пробрались в мою палату, занималось утро, Аня застала меня за гимнастикой. Постепенно увеличивая нагрузки на руки, я уже мог приподняться на руках. Пытался поднимать ноги, но они не слушались. Растирал одеревеневшие мышцы руками, но сдвигов не было. Вскоре мне назначили массаж спины. Приходила Аня, помогала мне повернуться на живот и массировала спину пока ее ручки не начинали неметь от усталости. Затем переходила на ноги, спрашивая, чувствую я что-нибудь или нет. Каждый раз ответ был один и тот же: «нет». И это «нет» убивало мою надежду на выздоровление.

Через неделю, ко мне пришел майор Пронин. Соратник мой по боевым стрельбам. Я дико обрадовался. Он прошел в палату и принес фруктов.

– Здорово, боец! – протянул он мне руку, подойдя к кровати. Я слегка поднялся и поприветствовал его, пожав протянутую ладонь:

– Здравия желаю, товарищ майор.

– Давай без устава, – снимая фуражку и положив ее на тумбочку, предложил мужчина.

– Да не вопрос, Сергей Сергеевич, – улыбнулся я.

– Ну и ладненько, – осмотрев меня, произнес Пронин.

– У меня кое-что есть, – заинтриговал он меня, улыбнувшись.

Майор подмигнул и вынул из-за пазухи плоскую бутылку коньяка. Поставив ее на тумбочку, достал пару одноразовых стаканчиков.

–Ну что, празднуем твое выздоровление, Волков? – улыбнулся он.

– Да какое – там, – кивнув не весело на ноги, усмехнулся я.

–Ты, Андрей, давай не паникуй раньше времени. Люди на моей памяти при правильном лечении и не с такими ранениями ходить начинали, а ты мужик крепкий, не сдашься и поднимешься, – улыбнувшись приободрил меня друг и выпил содержимое стаканчика.

– Сергей, а можно вопрос? – начал я издалека.

–Хочешь наверно спросить, почему ты здесь, а не в общей палате в городе? – наливая очередной стаканчик, уточнил Пронин, исподлобья глянув на меня.

– Да, – коротко кивнул в ответ.

–Хм… что ж, отвечу, – чокнувшись стаканчиками, выпил поморщившись, произнес товарищ.

– Как эту гадость пьют, надо было водку брать.

Я молча слушал, выжидающе смотря на полковника.

– После последней операции, – Сергей тяжело вздохнул, на скулах заиграли желваки. – Мы сопоставили данные, которые добыла разведка. Выяснилось, что информация об операции была слита откуда-то из штаба.

Препарат не нашли, взяли крупную партию наркотиков, но очень низкого качества. Короче, почистили базу еще до вас, Андрей. А группу уже ждали. Зря только ребята полегли. Было начато внутренне расследование. Военный затих и налил по третьей рюмке. Молча встал и, посмотрев на меня, продолжил:

– Давай, Андрюха, за пацанов за наших. Вечная память и пусть земля им будет пухом.

Майор залпом выпил стаканчик и едва поморщившись, то ли от крепости коньяка, то ли от горечи потери, с хрустом смял пластиковый стакан в своей ладони. Затем он подошел к окну и, вынув сигарету, закурил. С шумом выдохнув вверх табачный дым, сделал еще пару затяжек и затушил окурок в смятый стаканчик. От меня не скрылось то, как дрожали пальцы друга, когда он держал сигарету.

–В общем… – вернувшись на стул, продолжил: – Когда ты со своими парнями положил чертову тучу боевиков, к вам на помощь прибыл отряд разведки. Они добили оставшихся духов. В плен никого брать не стали. То, что они нашли при обыске, можно было выбросить на помойку. Подачка. Наркота, смешанная с каким – то порошком и никаких сведений о препарате.

– Может данные были не верны? – поинтересовался я, внимательно глядя на майора и отправляя в рот дольку лимона. Привкус коньяка горчил во рту.

– Нет, Андрей, данные верные на сто процентов, тем более, что в карманах убитых боевиков нашли ампулы с использованными шприцами. Наши «кудесники» провели анализ препаратов. Это они! По словам Куйбашева, его бойцы в некоторых боевиков по пол рожка всаживали, а те ползли еще, царапая землю ногтями.

Расследование, начатое нами, приказано было свернуть. Но то, что у нас есть крот. Это точно. Мы связаны сейчас по рукам и ногам. А вот тварь эта затаилась.

–Да уж, – протянул я задумчиво, глядя как Серега, не найдя в тумбочке лишнего стаканчика, хлебнул добрую порцию прямо из горла, предварительно налив мне половину.

– Пока ты здесь находишься, под присмотром. Эта клиника в нашем ведомстве находится… – после некоторой паузы произнес майор.

– Мне что, что-то грозит? – насторожился я, беря стакан в руку.

– Андрей, они могут начать охоту за тобой раз ты знаешь расположение их хранилища в горах, – хмуро посмотрел на меня товарищ.

На минуту в палате воцарилась тишина. С одной стороны, я был растерян и подавлен новостью. С другой начинал закипать от своей злости и беспомощности. Костяшки пальцев побелели, крепко сжимая в кулак постельное белье.

В этот момент зашла медсестра. Увидев коньяк, и унюхав запах сигарет она пришла в праведное негодование:

– Товарищ майор, вы что!? Вы понима…

– Оставь нас, Тамара! – рявкнул Пронин, перебивая медсестру на полуслове.

– Под вашу ответственность, – с негодованием проговорила Тамара и покинула палату. Однако вопреки ожиданиям дверьми не хлопнула, а тихонько прикрыла.

– Это еще не все, Андрей, – Сергей посмотрел на коньяк и допил остатки.

– На медико-экспертной комиссии решался вопрос о твоей судьбе. Тебе присвоили вторую группу инвалидности. С сегодняшнего дня ты гражданский. Приказ уже подписан.

Сказанное майором прозвучало, как приговор. По сути это он и был. Вердикт окончательный и обжалованию не подлежит.

Я словно провалился в какую-то пустоту, внезапно образовавшуюся вокруг. Не почувствовал, как друг тихо коснулся моего плеча и не слышал его последних слов перед уходом. Внутри все оборвалось. Разом. Все надежды. Все, на что я надеялся. Ничего этого не осталось. Комок подкатил к горлу, на глазах выступили слезы. Откуда – то из глубин моей души поднималось, словно разрушительное цунами, надвигающееся на берег, отчаяние. Я упал лицом в подушку и беззвучно зарыдал, выпуская эмоции на свободу. Меня просто колотило от начавшейся истерики.

Не видел, как в палату вбежала Аня и принялась меня успокаивать, а потом поставила укол, который погрузил меня во тьму. В которой не было ни сна, ни облегчения.

ГЛАВА 3

Каждый день, просыпаясь рано утром, я торопилась на работу. Быстро делала обход, ставила капельницы больным и направлялась в палату к Волкову. Он единственный в нашей клинике был очень тяжелым. Поначалу, до того, как к нему пришел майор из его части, Андрей пытался двигаться, разминал мышцы, как могла я помогала. Он не терял надежду, но потом…

Я пришла на работу, Тамара попросила пока не ходить к Волкову, у него был важный посетитель. Решила пройтись по пациентам – лейтенанты, старлеи, к ним я ходила после посещения Андрея. Молодые парни, агрессивные и задиристые. Никто не любил к ним ходить на обходы, они всегда норовили ущипнуть или шлепнуть, порой в открытую давали понять, что бы им хотелось получить вместо лечения. Я говорила старшей медсестре о домогательствах. Мне отвечали: «Раз они лежат в клинике, значит их нужно лечить». Взяв карточки и направившись в палату, морально готовила себя к издевкам, со стороны пациентов. Ничего нового и не произошло.

Наслушавшись плоских шуточек, хорошо хоть не шлепали, я пригрозила, что добавлю в капельницы слабительное, горе – пациенты успокоились. Закончив обход, направилась к посту, сложив карты, взяла карту Волкова и направилась к нему в палату. Стоило подойти к дверям ближе, как вдруг услышала крик, испугавшись, заскочила в палату и застала Андрея, бьющегося в истерике. В его состоянии это очень плохо. Я бросилась пациенту на помощь. Пыталась уговорить его перестать причинять себе боль, но он не слышал. Побежала на пост старшей медсестры и попросила дать мне успокоительное. Вернувшись назад с санитарами, дождалась, когда они прижмут мужчину к кровати, и только тогда смогла сделать ему укол. Спустя несколько минут Андрей затих и уснул, но часто вздрагивал и стонал во сне. Забеспокоившись, направилась в кабинет Константина Ивановича, лечащего врача.

– Здравствуйте, доктор, можно? – проговорила я, постучав и войдя.

– Да, Анечка, что случилось? – проговорил он и, сняв очки, посмотрел внимательно на меня.

– Доктор, у Андрея Волкова я начала наблюдать стоны во сне и судороги. Как поступить?

– Я пропишу ему успокоительное и ты поколешь их ему недельку. Сегодня по наблюдай за ним до вечера, а завтра я найду для него другую медсестру.

Я обиженно посмотрела на врача, но он улыбнулся и проговорил:

– С такими больными, как Волков, должны работать более опытные сотрудники плюс психологи, чтобы предупредить попытки суицида.

– Но он не станет…– начала было я, пытаясь защитить своего пациента.

– Люди в его состоянии не всегда выдерживают новости о том, что они теперь навсегда будут прикованы к инвалидному креслу. Лучше перестраховаться.

– И нет ни одного шанса?– с надеждой в голосе спросила я.

– Почему же. Есть. Всегда есть шанс, – ответил врач, надевая очки и возвращаясь к работе.

– Доктор, – несмело начала я. – Не могли бы вы не забирать у меня Волкова. Обещаю, я буду следить за ним.

Константин Иванович посмотрел на меня пристально и, улыбнувшись, ответил:

– Хорошо. Но жду от тебя отчеты каждую неделю.

– Я не подведу, – обрадовавшись, направилась к выходу.

– Аня, подожди, – окликнул меня доктор. – Сколько там у тебя осталось до окончания интернатуры?

Задумавшись, посчитала в уме:

– Год.

– Хорошо, иди, – загадочно улыбнувшись, врач отпустил меня.

Я сразу направилась в палату к Андрею. Вдруг он уже проснулся и ему нужно что – то.

Зайдя в палату, направилась к постели больного. Он все еще спал. Тихонечко поправив сбившееся одеяло, вышла из палаты, чтобы принести ужин. Санитарка с едой уже прошла и ничего не оставила, а Андрею нужно хорошо питаться, чтобы быстрее поправиться.

Вернувшись из столовой с подносом, поставила его на столик и уселась на соседнюю койку, чтобы немного отдохнуть. Андрей все еще спал, провалившись в крепкий и долгий сон. Рабочий день подходил к концу и мне пора было собираться домой. Я поднялась и, уверенная в том, что Волков сам справится с ужином, вышла из палаты и направилась домой. Утром, с новыми силами и надеждами, направилась в клинику. Закончив со всеми делами, подошла за карточкой Андрея на пост. Вытащив ее из общей стопки, набрала на всякий случай успокоительное, в шприц, развернулась, чтобы идти в палату, но меня остановили:

– Привет, Ань,– услышала я санитарку, которая раздавала обед.

– Здравствуй Люба, я сейчас возьму тарелки у Волкова и приду за обедом.

– А он завтрак съел? – поинтересовалась она, приподняв бровь.

– Думаю да, – ответила я и направилась в палату.

Открыв двери, улыбаясь, зашла в палату, за ночь я придумала грандиозную оздоровительную программу, чтобы поднять Волкова на ноги.

Накануне мне пришлось перелопатить гору книг, выискивая методики восстановления эластичности мышц, гимнастику для ограниченных в движении людей.

Подойдя ближе к кровати Андрея, заметила, что глаза его открыты, но он смотрит в потолок и не реагирует на меня. Испугавшись, что, произошло самое страшное бросилась к пациенту, но напрасно волновалась. Легкий вздох возвестил о том, что с мужчиной все в порядке. Вернее, что он жив…

– Здравствуйте, Андрей Алексеевич, как ночь прошла?– задала я вопрос, подходя к окну и открывая шторы. Увидев на столике нетронутый завтрак, обратилась к нему снова:

– Почему не позавтракали, ведь остыло все.

Но в ответ получила лишь тишину. Обеспокоенно посмотрела на лежащего больного и ужаснулась. Он лежал, не моргая и не отрывая стеклянного взгляда от потолка. Я испугалась и уже была готова позвать на помощь, как вдруг из глаз Андрея покатились слезы.

Бросившись к нему, схватила за плечи и, встряхнув, затараторила:

– Не смей сдаваться! Слышишь! Не ставь на себе крест! Ты сможешь подняться, я помогу!

Отстранившись, активно жестикулируя, я рассказывала про методики и шансы на выздоровление. До хрипоты разъясняла, что будет тяжело, болезненно порой, но он выдержит и я буду рядом. Андрей моргнул, продолжая смотреть в потолок, не слушая, как думала я. Меня трясло от обиды, горькие слезы навернулись на глаза.

Поддавшись какому-то порыву, уверенной походкой направилась к Волкову и без раздумий, в поцелуе, приникла своими губами к его. Оторвавшись от слегка прохладных губ, я решила, что он посмотрит на меня или скажет. Я ожидала хоть какой-нибудь реакции, но Андрей продолжал неподвижно лежать и изредка моргал глазами. Подскочив с кровати, я вытерла предательски покатившиеся по щекам слезы.

Впервые я решилась сама поцеловать мужчину, а он просто проигнорировал меня. Я рассердилась. «Как он может сдаваться? Ничего не попробовав, он просто лежит отрешенный и отказывается от всего. Как же так?!» – думала я.

– Решил сдаться, да? Испугался трудностей? Что же ты за мужик Волков!? – начала гневную речь. – Ты всем показываешь, что не воин, а просто никчемный трус, сдавшийся без боя! Твоим людям, наверное, стыдно сейчас. Они смотрят с того света на тебя, на своего командира, которому доверили свои жизни и который сдался, предав их память.

Замолчав на мгновение, чтобы собраться с силами для новой гневной тирады я заметила проблеск жизни в его глазах:

– Я поняла. Я поняла, что ты просто не хочешь выздоравливать. Проще лежать тут и ничего не делать. Жалеть себя, убиваться, голодать. Показывать всем, какой ты несчастный. Жалости захотел? Так вот знай! Я не позволю тебе этого сделать! Насильно заставлю жить. Я попрошусь в госпиталь, в Осетию, в самое пекло. Пусть моя смерть то же будет на твоей совести. Раз я плохо тебя лечила и не способна помогать, буду перевязывать раненых.

Голос сорвался на крик:

– Слышишь меня?!

Он, повернул голову в мою сторону, в глазах горел огонь, а потом раздался голос:

– Дура…

Не знаю, сколько я спал, но проснулся разбитым. Аня принесла завтрак. Бросив на меня сердитый взгляд, вышла из палаты с нетронутым ужином. Все это я пропускал мимо ушей.

Апатия, свалившаяся на меня, вытягивала все желание жить. Мне было все равно… Все равно…

Вернулась Аня. Я определял, что это именно она по манере открывать двери и спотыкаться у порога. Посмотрев внимательно на меня, она что-то объясняла, кричала, размахивая руками. Потом она меня поцеловала, обдав горячим влажным дыханием.

В это мгновение, что-то шевельнулось в моей груди. Ее слова начали доходить до моего сознания: «Я поняла. Я поняла, что ты просто не хочешь выздоравливать. Проще лежать тут и ничего не делать. Жалеть себя, убиваться, голодать. Показывать всем, какой ты несчастный. Жалости захотел? Так вот знай! Я не позволю тебе этого сделать! Насильно заставлю жить. Я попрошусь в госпиталь, в Осетию, в самое пекло. Пусть моя смерть то же будет на твоей совести. Раз я плохо тебя лечила и не способна помогать, буду перевязывать раненых!» Я повернул голову в сторону девушки, она смотрела на меня решительным взглядом:

– Слышишь меня?!

– Дура, – ответил я. Внутри с новой силой       стало разгораться желание жить. Раз эта девчонка не теряет надежды, я тоже не сдамся: «Хочешь окунуться в этот ад со мной?! Что ж… давай!»

ГЛАВА 4

Начался кошмар, затянувшийся на пять долгих месяцев. Каждый день я уговаривала Андрея делать разминки, разрабатывать мышцы, пытаться садиться и самостоятельно пересаживаться в кресло, больше бывать на воздухе. Я видела прогресс. Румянец вернулся на лицо Волкова, аппетит восстановился, во сне он не так сильно вздрагивал, что меня радовало.

Константин Иванович, видя наши успехи, сказал, что засчитает эти занятия в мою преддипломную работу. Я все больше проводила времени с Андреем, пробуя разные методики. Иногда он ворчал, отказываясь что-то делать, упрямился, как маленький ребенок. Но я понимала, как ему тяжело и не обращала внимания на обидные высказывания и крепкие словечки, срывающиеся с его уст.

Я сильно уставала, но, когда приходила к Волкову, усталость, как рукой снимало. Появился азарт. Хотелось скорее поднять его на ноги, показать, что мне это под силу.

Но иногда чрезмерное рвение может сыграть плохую шутку. Рецидив случился через пять месяцев после начала наших занятий. Я пришла в палату к Волкову, после обхода. Настроение было хуже некуда. Вчера в клинику положили офицера. Молодой парень, а жаловался, как будто умирает, хотя ничего серьезного у него не было. Уход за ним поручили мне. Когда я пришла в палату к нему, чтобы сделать перевязку, тот с ухмылкой прижал меня к себе. Схватив, начал лапать. Когда я пыталась вырваться он, схватил меня за шею, прорычав: «Не дергайся, иначе выскочишь от сюда, с*ка». Затем схватил больно за грудь.

Оттолкнув его от себя, я бросилась к

главврачу Константину Ивановичу с просьбой забрать у меня этого нахала. Выслушав, седовласый профессор сказал, чтобы я молчала про это происшествие, и пообещал, что придумает выход из сложившейся ситуации. Ужас от испытанного поглотила меня. Я шла, не разбирая дороги, наталкиваясь на медсестер и, стирая тыльной стороной ладони, слезы. Не знаю, как я оказалась в палате Андрея, прислонившись к двери, всхлипывая, опустилась на пол.

Но забыть про слезы меня заставил слабый стон. Я посмотрела в сторону, откуда доносился хрип и увидела Андрея. Он лежал, сжавшись на постели, и закусив губы от боли.

– Что случилось? – спросила я, мгновенно оказавшись возле его кровати.

– Спина… – прохрипел Андрей.

–Что с ней? – не поняла я. – Болит?

– Да, как будто режут живьем, – казалось Андрей, вот-вот зарычит от разрывающей спину боли. Гримаса нестерпимой агонии, которая застыла на побледневшем лице, как маска. Вены на шее и руках вздулись от напряжения. Глаза закрылись. Мне казалось, что я слышала скрип зубов. Мужчина прилагал все возможные усилия, чтобы терпеть.

– Я сейчас, потерпи, – бросила я, кинувшись из палаты за врачом.

Прибывший врач, бегло осмотрел Волкова и поставил обезболивающий укол, быстро растирая спину. Через несколько минут Волков затих, молча глядя в сторону и прерывисто дыша, а спустя несколько минут уснул. Врач отозвал меня в сторону и посмотрел на меня с укором.

– Аня, ты в могилу его загнать решила? – прошептал он, косясь в сторону Волкова.

– Почему, ведь все нормально было? – растерялась я.

– У Волкова спазмы трапециевидной мышцы. Она вся колом у него встала. С сегодняшнего дня никаких нагрузок, кроме приподняться позавтракать, пообедать и поужинать.

– Я поняла, – прошептала я.

– И интенсивный массаж, – добавил врач, выходя из палаты.

– Спасибо вам.

Я подошла к Волкову и присела на стул рядом с кроватью. Тот уже закрыл глаза и, по-видимому, спал. Я молча разглядывала его, думая о словах врача.

Всю следующую неделю делала Андрею массаж спины, расслабляя скованные спазмом мышцы. Вывозила его на прогулку, если день был солнечным и погожим. Следила, чтобы Волков самостоятельно не совершал никаких лишних движений. Через неделю, мы снова вернулись к упражнениям. Андрей молча, делал то, что прописал врач, а я теперь была осторожна, стараясь избегать новых рецидивов.