– Ты правда переспала со всем табором?

– Ну это как посмотреть.

– По факту. Как есть.

– Если быть точной, то не они меня трахали, а я их, всех.

– Эээ…

– Для меня секс был обезболивающим лекарством. Мне его нужно было принимать систематично и в определённых дозировках по времени. Не строй из себя монаха – девственника, мы оба прекрасно понимаем, 4 часа секса подряд выдержит не каждый, поэтому я добирала количеством. Потом появился ты, количество снизилось до одного.

– Я же тебя просил не колдовать на мою мать!

– Я не колдовала на твою мать и на тебя. Единственным исключением были дырки на твоих штанах, потому что ты достал каждый день приходить в швейную мастерскую. Очевидно же было, что они сделаны специально!

– Да, специально, потому что был нужен официальный повод приходить… ты за 274 дня сшила мне 26 костюмов.

– Ты оказался настырным… я тебя отшивала, но ты не отшился.

– Скажу честно, сначала мной руководил спортивный интерес, я влюбился в тебя не с первого, и даже не со сто сорок первого взгляда. Ты – очень капризная мадам! Я сломал всю голову над тем, что тебе подарить. Вещи тебя не интересовали, украшения тоже, всё то, от чего обычные женщины вешались мне на шею, с тобой не срабатывало. Я сам с собой заключил пари, что ты переспишь со мной, но к тому времени, когда ты захотела переспать со мной, я уже этого расхотел. Я понял, что хочу нечто большего, чем секс, я хочу семью и детей. Ты меня очень ранила, когда высмеяла мою картину с аистами на крыше (17 Аисты). Я так и не понял… почему ты не хотела детей? И сейчас я спрашиваю тебя об этом.

– Я не говорила, что не хочу детей, я говорила «НЕ СЕЙЧАС!»

– Я твоё «не сейчас» слышал почти полтора года, и только не говори мне, что у тебя не было здоровья, я в это не поверю! Была более глубокая причина… всякий раз, когда я заводил эту тему, ты реагировала очень агрессивно, словно я тебя на пытку обрекал! Я думаю, причина в твоём детстве, ты почти ничего мне о нём не рассказывала. Да и в целом, никогда не была разговорчивой. Чаще говорил я, а ты меня всегда слушала. Я видел, что тебе это было интересно, а другие слушали, потому что их выдрессировали.

– Заканчивай лирику, утомил, мне спать пора, спрашивай, что ещё хотел, и возвращайся туда, откуда пришёл.

– Скажи, что случилось, когда я уехал в свою финальную командировку? Кроме падения с лестницы, было что-то очень важное, чего я не знаю, но должен знать! Мне редко снятся сны, и тот сон я запомнил. Ты лежала в кроваво-красном озере на большом листе водяной лилии… и я удивился: ты была в белом, а не в чёрном, как обычно. Ты пыталась кого – то вытащить, но не смогла. Потом ты позвала меня на помощь, и я проснулся с криком: «Марианна!» Скажи, что значил этот сон, кого ты пыталась вытащить?

– Не скажу, меньше знаешь – крепче спишь.

– Я и так ночами не сплю! Просто скажи, кого ты вытаскивала?

– Хорошо, ты сам захотел. Твоя мать столкнула меня с лестницы. Я упала, лежала в луже крови, она подошла, плюнула в меня и сказала: «Хочешь результат, надо делать всё самой! Сдохни, цыганская челядь!»

Она ушла, и я поняла, что семь подкладов на смерть заказала мне именно она. Из корешков я сделала отвар, чтобы не сдохнуть. Я знала, что последний год меня очень рьяно кто-то желает убить, но не знала, кто. Дальше я потеряла сознание и помню только, как у меня ужасно болел низ живота. Рядом со мной стоял тазик, в нем была куча крови и нечто, что могло бы стать нашими общими детьми.

Через неделю твоя мать снова заявилась с претензиями, почему я до сих пор не сдохла. На что я ей ответила: «Чтобы убить меня, даже Дьяволу продать душу будет мало!» В 39-й раз она предложила мне деньги, чтоб я от тебя отстала, ибо вашему знатному роду срочно нужны внуки, а я, несчастная калека, на это не способна! Тут я вынесла ей тазик с тем, что из меня вытащили некоторое время назад, она испугалась и отпрыгнула в ужасе.

«Что же Вы не радуетесь, мадам де Ланжерон?! Ведь ваше желание исполнилось, Вы убили часть меня, и Вы так страстно хотели внуков. Это то, что могло бы ими стать». Я пододвинула тазик ещё ближе.

Она упала на колени, начала истерично умываться слезами и соплями и умоляла ничего тебе не рассказывать. Я сказала: «Хорошо, мадам де Ланжерон, Леонард ничего об этом не узнает, потому что если узнает, он покрошит вас на мелкие части, а потом, к сожалению, сядет в тюрьму… В Бастилии свидания 20 минут, я дольше туда-сюда ходить буду, а мне лень, поэтому я Вас пощажу. А еще, мадам, Вы знатная симулянтка. Скажите честно, у Вас ведь никогда сердце не болело? Вы просто манипулировали своим сыном!»

И твоя мать ответила: «Это правда, моё сердце совершенно здорово, просто это был единственный способ хоть как-то отвадить его от тебя!»

Я спросила: «Мадам де Ланжерон, скажите, чем я Вам так не понравилась? За что Вы меня 7 раз со свету хотели сжить?» Ответ меня не удивил: «Ничем, ты просто забрала у меня то, что по праву принадлежит мне, Леон исключительно мой!»

«Мадам де Ланжерон, Леонард по крови не Ланжерон? У вас был мужчина, вероятно, его звали Леон, Вы для него были одной из многих, знатный нарцисс и разбиватель женских сердец. Он Вас бросил беременную, а затем вы прикинулись несчастной и больной, вошли в доверие к Ардену Габриэлю де Ланжэрону, быстро его соблазнили и родили сына, но не от него. Фактически всё, чем Вы так кичитесь, получили за счёт фамилии и статуса вашего супруга».

«Замолчи, замолчи! Не смей об этом никому говорить!» – в бешенстве орала твоя мать.

«Я-то, конечно, не скажу, но Вы в обмен пообещайте мне: в следующей жизни, в каком бы веке она ни была, Вы добровольно вернёте мне всё, что забрали сейчас».

«Несёшь всякую ахинею, ведьма! Следующих жизней не бывает, это ересь, на костёр тебя надо!».

«Вы не ответили», сказала я, пристально посмотрев ей в глаза.

Мадам де Ланжерон опустила глаза в пол и тихо ответила: «Да».

Молчание.

– Ну, как у тебя с матушкой в этой жизни? Взяла она тебя за жабры? Внуков требует?

– Не имеет значения.

– Мне всегда хотелось понять, что она с тобой делала? После того, как прибегал Кардинал, ты уходил в свои ланжеронские хоромы, возвращался оттуда со стеклянными глазами и спал 18 часов минимум. Что она делала с тобой?

– Я не хочу отвечать на этот вопрос.

– Ничего не изменилось. И сейчас ты по-прежнему зависишь от неё, от её требований, ожиданий, упрёков. «Сыночка, мой сыночка, красивый, как картиночка».

– Я не помню, как выглядел в прошлом, но сейчас у меня нет выдающихся внешних данных. И, вероятно, чисто внешне я тебе не понравлюсь.

– Ты, как бы это культурно сказать, просто идиот, если думаешь, что мне была интересна твоя внешность. Да, безусловно, она позволяла тебе охмурять женщин в два счёта, но… время идёт, люди стареют, красота проходит, если внутри пусто, человек-пустышка. А в тебе маг спал и начинал понемногу гнить. Ну, и ещё, у тебя было одно потрясающее умение, на которое твоя внешность никак не влияла.

– Что ты сейчас имеешь в виду?

– Я имею в виду секс. По косе, мётлам, плетям и совам сразу.

– А как ты думаешь, кто это мог бы быть, мальчик или девочка?

– Совы обозначают двойню, на карте нарисована девочка в платьице с бантиком (13 Ребенок).

– То есть, карты в прямом смысле отражают события нашей жизни?

– Да. Животные: сов, лис, аиста и собаку я взяла с твоих черновиков… и ещё медведя. Ты очень красиво рисовал животных. У тебя до сих пор сохранилась сильная связь именно с этими картами.

– Да, я люблю животных больше, чем людей.

– А почему ты не удивился, что по крови не Ланжерон?

– Я знал об этом. Мой отец сказал мне, что не может иметь детей, но я для него – как сын. Мы решили не расстраивать мать и подыгрывали ей всю жизнь. Она думала, что водит нас за нос, я также знал, что она несколько преувеличивает свою сердечную болезнь.

– Лиса в чистом виде.

– Ты правильно сделала, что не сказала мне о том, что она столкнула тебя с лестницы, иначе бы я превратил её в фарш и действительно сел бы в тюрьму. Я прошу тебя, пожалуйста, не мсти ей теперь, мою мать жизнь и так уже наказала… лучше вложи свою энергию в знания, в то, что ты умеешь делать лучше всего.

– Что я умею делать лучше всего?

– Ты знаешь о людях больше, чем они сами о себе могут представить. Ты можешь дать ответ на любой вопрос.

– Не на любой, а на чётко сформулированный.

– Я видел, как ты работаешь, у тебя не было карт, круглый стол, чёрная бархатная скатерть, ты и клиент, ты смотрела им в глаза, рассказывала такие вещи, от которых у них волосы становились дыбом… некоторые рыдали, некоторые смеялись, ты не брала с них денег, но брала с них обещание «Будьте творцами своей жизни! Помните, нереально реально, невозможное возможно, тайное явно».

Тебя мало кто понимал, и даже я не понимал, что это значит. Тогда весь мой разум затуманивала ревность, меня крайне злило, что на них у тебя было время, а на меня – нет! Ты вечно была занята костюмами, картами, клиентами. Я не понимал, зачем вообще я переехал из своих ланжеронских хором в твою комнатушку без камина, ванны и прочих удобств?! А потом сам себе отвечал: а я это сделал, потому что хотел этого, и это было мое второе самостоятельное решение. Первым было решение пойти на военную службу в отдел специальной внешней разведки. Времени прошло достаточно, и теперь я могу тебе рассказать, где именно я пропадал в таких долгих путешествиях… если ты, конечно, хочешь это знать.

– Отдел внешней разведки?

– Да. Мне всегда нравились в жизни три вещи: оружие, секс и женское внимание. Эта работа реализовывала все три мои основные потребности. Задача нашего отделения была в том, чтобы получать и передавать важную политическую, дипломатическую и военную информацию о странах, враждебно настроенных к Франции, при этом не пролив ни капли крови.

В подразделении нас было трое: Гаспар, рыжий, с бородой, массивный, брутальный парень ростом 206 см, его коронная фраза звучала так: «Я даю тебе право выбора, что сломать тебе первым?». Шарль, кудрявый брюнет с чёрными-чёрными глазами, костлявый, высокий, пианист, танцор, иконописец – он у нас отвечал за духовность и обольщал тех, в чьём вкусе было искусство, культура, религия, часто был командирован в монастыри, ростом мы были примерно одинаковы, поэтому иногда, если того требовало задание, мы подменяли друг друга. Третьим был я, высокий блондин, атлетичного телосложения, с глазами «голубее, чем само небо», моей основной работой было быть несуществующим принцем для информационного объекта, удивлять, обольщать, соблазнять.

У нас была всесторонняя подготовка, и каждый из нас прошёл жёсткий отбор, мы сдавали более 20 предметов: там было всё, от владения мечом до уроков иконописи. Моим неоспоримым преимуществом было знание четырех языков. Таким образом, страны, в которые меня могли командировать, были не только в Европе, но и в других частях света. Чтобы туда доехать, нужно время, основной транспорт: корабли и кони. В моем случае верховая езда отпадала, потому что наездник я был весьма посредственный. 70% времени уходило на дорогу.

– Хм, и многих ты наобольщал за свои командировки?

– Столько, сколько требовала её величество Франция. Мы давали присягу, и если бы нас поймали, то нужно было бы самоликвидироваться. Шарль, Гаспар и я на спор вытащили по бумажке, кто как это сделает в случае провала. Мне попалась бумажка, на которой было написано: «самоликвидация через повешение». За этим занимательным пари нас застал Александрин, наш информационный куратор и наставник, отвесил нам хороших люлей за такое ребячество и приказал работать так, чтоб нам никогда не пришлось применить то, что мы накалякали на этих бумажках. Шарля отправил на тренировку с мечами, меня – писать икону, а Гаспара – учить иностранные языки. Мы дружно послали Александрина французским матом и разошлись выполнять военный приказ. Теперь у меня от тебя секретов нет, я не мог тебе рассказать об этом раньше, потому что тогда пришлось бы тебя убить за знание военной тайны.

– Спасибо за откровенность. А я-то думала, что не удовлетворяю тебя в постели.

– Нет, я бы тебе поставил 200 баллов из 100 возможных, Марианна, в тебе секса было на 4 гарема.

– Я хотела тебя спросить… почему ты так боялся лошадей?

– Когда мне было 14, я чуть не расшиб голову на полном скаку: проехался затылком по траве. С тех пор кони для меня – это нечто неуправляемое, и очень свободолюбивое. Ты не хочешь, знать, как я живу сейчас?

– Нет.

– Я хочу знать, как ты живёшь сейчас. В двадцать первом веке. Расскажи мне.

– О, нет, я не буду тебе ничего рассказывать, все вопросы к моему виктимному культурно-литературному альтер-эго.

– А что у тебя сейчас со здоровьем?

– Я ж тебе сказала, это вопросы не ко мне. Если у тебя больше нет вопросов про XVIII—XIX век, я ухожу.

– Нет, есть. Последний. Почему ты сказала, что не хочешь иметь со мной ничего общего, в том числе и детей?

– Потому что я слышала, как ты отдавал приказ повесить свою беременную любовницу. Меня бы тоже приказал повесить?..

– Нет! Что ты конкретно слышала?

– Ты злился, к тебе пришёл твой ланжеронский слуга и говорил, что девушка не хочет прерывать беременность, и ты ответил, что она знает много лишнего, и её нужно ликвидировать, и не тебе учить, как это делается. Слуга ушёл, ну и ты, как обычно в стрессовой ситуации, решил выпить, и я сама впервые в жизни напилась вдребезги от осознания того, с каким чудовищем живу. Ты каждый день говорил о том, как хочешь семью, детей, но при этом у тебя рука не дрогнула убить своего будущего ребёнка и его мать…

– Какого хрена ты вернулась раньше? Ты же в это время обычно собирала свои травки?

– У меня заболели ноги, поэтому я пришла раньше.

– Если бы ты пришла ещё на 5 минут раньше, ты бы узнала следующее: это был не слуга. Замаскированный Александрин сообщил, что мой информационный объект был двойным агентом, а забеременела она специально, чтобы выжать из меня максимум информации, поняв, что я работаю на французскую разведку и представляла угрозу для её величества Франции. Поэтому её нужно было ликвидировать.

Касаемо детей: – дети это не мебель, не тумбочка, не шкаф для интерьера! Я хотел видеть в своих детях черты любимой женщины, все остальные варианты меня не устраивали! Я понял, что ты слышала разговор с Александрином, и это означало, что тебя тоже нужно убить…

Я разозлился, потому, как просил не следить за мной. Сейчас я вижу, что это была случайность, нелепая и роковая случайность! Ты не следила за мной, соответственно, не могла знать, что сказал тебе сейчас!

Но 200 лет назад я думал, что ты знаешь лишнее. Как военный, я обязан был доложить об этом Александрину. Он отдал приказ тебя уничтожить. Он дал мне яд, который я должен был подсыпать в еду, но я не смог этого сделать. За невыполнение задания я обязан был самоликвидироваться, согласно той самой бумажке: через повешение.