2. Хроника тайного совета

Хильда молча бросилась мужу на шею, едва тот вошёл в покои, где умирал, крепко держась за предплечье Миттельмайера. Райнхард нежно обнял её и осторожно взялся гладить по плечам – он отлично чувствовал, как она дрожит. «Любимая, всё хорошо», – он смог сказать ей это так тихо, что кроме неё никто не услышал.

– Надеюсь, нас не будут сегодня беспокоить чем попало? – с добродушной весёлостью проговорил молодой император. – Хотя моя императрица со мной, а Оберштайн валяется раненым, привычка, что что-то не так, меня так и не отпускает, – он внимательно прислушался, дабы уловить если уж не шумы, свидетельствующие о присутствии других людей, то хотя бы эмоциональные волны от них, но почти сразу продолжил. – В любом случае нужно отправить Эмиля за горячим чаем и горой бутербродов – я вечно огорчал его тем, что не ел их. И пока дел на сегодня хватит – даже если весь Хайнессен взбунтуется, я не стану сам этим сегодня заниматься.

– Пока эти республиканцы здесь – не взбунтуется, – философски заметил Миттельмайер, не убирая, впрочем, своей руки. – Мюллер занят передачей Изерлона, а некий Поплан поступил на службу к Валену, как я узнал нынче, такое вот весёлое событие, – он сардонически усмехнулся. – Как только те, кто симпатизировал этому куратору республиканской молодёжи, об этом узнают – пример будет очень заразителен.

– Да я знаю про это уже, – фыркнул Райнхард и расхохотался. – На самом деле причина в сестре кого-то из офицеров Валена – а вовсе не в моём влиянии. Я вообще испорчусь на некоторое время под предлогом болезни и раскапризничаюсь – и у Кисслинга будут все причины ругать меня. Уложите меня в кресло – ненавижу валяться на постели – и повечеряем вместе, это всё, на что я сегодня способен. Но это очень важно, – добавил он уже очень тихо, вздохнув. – Остальные подождут.

Ему вполне удалось порадовать друзей своим волчьим аппетитом – эти улыбки он странным образом чувствовал, как и душевное тепло, бурным потоком исходящее от них. Вечный холод, в существовании которого вокруг себя он не отдавал себе отчёта раньше, постоянно кутаясь в плащ, похоже, отступил навсегда – вот кабы ещё и мрак перестал застить ему глаза – тогда было бы совсем хорошо. Но, кажется, чёрствую кожуру, о которой он знал ещё в бытность себя адмиралом, с него не то сожгли, не то сорвали – и жалеть об этом не приходилось. Он боялся любить, боясь причинить этим несчастье тем, кого любил – и чего этим добился, причинив им это горе своей смертью? Интересно, кто же отмаливал его, пока он шлялся на том свете в ужасе от случившегося – он как-нибудь и это узнает, без сомнения. Но пока он был счастлив уже оттого, что радует своим возвращением всех – то-то Эмиль то и дело выбегает прочь, под разными предлогами, но даже слепому понятно, что там происходит: глазеют в щелку двери, дабы убедиться, что Император живёхонек. Пусть, их можно понять – он видел эти лица, уходя, и смотреть на это было выше его сил.

Вот, Миттельмайер хоть и знает о проблеме со зрением, но воодушевлён и полон сил, а не скорби с болью пополам – так похож на себя, когда прислал сообщение со своего подбитого флагмана, помнится… Эмиль напоминает сноп солнечного света в летний день – а не беззащитного замёрзшего щенка, брошенного на произвол судьбы в безлюдном месте. Слышно даже Кисслинга за дверями, этакая залитая солнцем скала, увитая сочной зеленью цветущих трав, а вовсе не человек, потерявший всё самое ценное в жизни. А уж Хильда… тут что-то и вовсе сложное и прекрасное – с ней что-то случилось совсем недавно, Райнхард не помнит её такой, даже когда она сообщила, что станет его женой. И, похоже, дело вовсе не в сыне – но она никогда не была такой взрослой… Она почти не говорит – но хоть и смотрит, сознавая только, что я здесь, но совсем иначе, не так, как раньше. В сущности, ничего особенного – сказал вслух, что всегда думал и чувствовал, но, видимо, для неё это значит что-то особое… не жалко, впрочем. Сейчас я настолько отвязан, что могу кому угодно в лицо крикнуть, что люблю свою жену, и если она это чувствует, то тем лучше.

Райнхард рассказал о том, что случилось после того, как сообщили, что он умер. Тихо, лаконично и неэмоционально, утаив только имя того, за кого следовало выдать замуж сестру. Потом, заметив, что пауза от изумления слушателей может слишком затянуться и смутить их, вальяжно попросил себе уже горячего кофе – и отметил про себя появление некоторых мыслей, удививших его самого… Миттельмайер разнервничался столь сильно, что не смог усидеть на месте и вскочил, дабы помотыляться по помещению – Райнхард величественно кивнул в его сторону, разрешая, и крепче сжал ладонью пальцы Хильды – та ответила ему тем же.

– Всё же хорошие новости, – невозмутимо нарушила молчание императрица. – Однако вдова Яна воспротивится сильно, даже если и удастся приручить его наследника, что покуда выглядит ещё невероятью. Впрочем, указание насчёт кронпринцессы также выглядит невероятью. Не представляю, что с этим делать даже.

– Со вдовой могут быть проблемы, хотя я не представляю покуда, важно ли это вообще, – в тон ей ответил супруг. – Что делать с Минцем, я, похоже, знаю, но мне понадобится для этого немало повозиться лично. А вот насчёт моей сестры всё проще – тут нужен взрослый мужчина, не отягощённый комплексами о её героической роли в появлении династии Лоэнграммов, – невесело усмехнулся молодой император. – При всей моей ненависти к умершему кайзеру, полагаю, он не был карикатурным тираном в личной жизни и скорее добился своего вежливостью, чем насилием. Я же только мешался со своими амбициями везде и всюду – в том числе и в этом деле. Что мешало ей прийти поддержать меня на коронации, кроме ощущения, что я до трона не дорос, как думаешь? И что вырвало её из затворничества, а? Наша свадьба – так что она совсем не прочь будет и сама надеть фату вскорости, лишь бы муж не оказался подкаблучником. А такого я найду.

Хильда заметно замялась – хотя, возможно, это никак и не отразилось на её лице, просто Райнхард, вынужденный настраиваться на эмоции собеседников, улавливал их сейчас лучше, чем будучи зрячим.

– Вдова Яна важна – это же знамя республики, так что пока она снова не выйдет замуж, авантюристы всех мастей продолжат использовать её в этом качестве, – спокойно пояснила она. – Двенадцать лет влюблённости в своего кумира не мелочь вовсе, так что в скорое замужество не верится покуда. На своей территории она так и будет купаться во флюидах славы мужа, которого приравняли к основателю республики Хайнессену.

– А мы её вытащим с родной территории на свою тем же способом – свадьбой, – насмешливо проговорил Райнхард, попросив жестом ещё кофе. – Может, она ещё может ощущать себя нормальным человеком и женщиной – выносить этого зануду Яна столько времени, это ж какое здоровье надо было иметь. А проигнорировать женитьбу приёмного сына вряд ли получится. Надо будет распорядиться, чтоб ему и его даме устроили обширную экскурсионную программу по театрам, музеям да прочая, покуда я болен, да поднажали на тему эстетики – посмотрим, устоит ли их санкюлотство перед юношеской жаждой впечатлений. Должно сработать – Минц любопытен, как обычный ребёнок, иначе бы не полетел с Валеном на Один. Вот и поглядим, в чьём сопровождении мы увидим эту героическую мадам – одной ей будет неуютно, и это легко исправить, а если появится не одна – будет понятно, кому она доверяет. Пусть думают, что меня всерьёз интересует тема конституционализма, – он расхохотался в точности так же весело и беззаботно, как после их знакомства, когда отправлялся воевать с мятежными аристократами. Императрица это заметила и задумалась про себя – уж не вернулось ли то настроение в новом качестве? Тогда борьба тоже продолжается, хоть с виду и совсем иначе… Или же Райнхард просто ощущает себя снова целым, узнав доподлинно, что его друг в порядке? Она не поняла всё же настоящего положения вещей – уходя на ту войну, ободрённый её уверенностью в его победе, Райнхард намеревался швырнуть эту победу к её ногам, а после начать красиво и чётко ухаживать, без всякой двусмысленности. Эти его планы были похоронены гибелью Кирхайса и предательством сестры, не позволившей ему даже поплакать на её плече о смерти друга. Хильда не знала также, о чём говорили брат с сестрой накануне их свадьбы, опьянённая ореолом мученического образа кронпринцессы.