– Кантана, – неожиданно донёсся снизу обеспокоенный возглас Анацеа. Звуки казались ватными и податливыми. Казалось, что голос прорезает пространство и время, глухо звуча из далёкой галактики. – Кантана, где ты?

– Госпожа Бессамори, снимите печать! – завопила Миа в полный голос, изо всех сил стараясь, чтобы интонации не казались плаксивыми. – Снимите! Мне нужно в ванную!

– Кантана?! – повторил голос уже громче. В нём слышалось пронзительное беспокойство. – Кантана, ты дома?! Ответь мне!

– Да снимите эту дурацкую печать, в конце-то концов?! Вы меня слышите?! Перестаньте корчить из себя тирана! Не поможет!

– Кантана, – уже тихо и разочарованно простонал голос в ответ.

– Замкни мои контакты!

В отчаянии Миа пересекла комнату и распахнула дверь, пытаясь метнуться в коридор. Завеса рунической печати, проявившись сеткой изумрудных нитей, удержала её внутри и отбросила назад. Лёгкое покалывание побежало по коже. Мию передёрнуло. Швырнув на пол скомканную записку, что всё ещё сжимала в кулаке, как талисман, она кинулась на кровать.

6

Прибрежный ил, вобравший в себя ливневую воду, источал запах псины. Кантана неслась по мелкой гальке к заграждению. Страх опустошил голову. Не лучший момент для воплощения планов, однако, пасовать поздно. Вот что значит не успеть сдаться вовремя. Придётся импровизировать на ходу.

Силуэты стражников впереди казались рваными и размытыми от ветра. Мелкие камушки, хрустя, стреляли из-под подошв и разлетались по сторонам. Наверное, стоило взять Нери с собой. Он, конечно, сорвал бы самые изысканные планы, но и завраться до абсурда не дал бы. Сейчас Кантана не была уверена, что ложь будет чёткой.

– Азаэль! – закричала она отчаянно, когда стражники, заметив её, подняли ружья. – Азаэль! Пожалуйста… Мне нужна помощь!

Грозовой купол вспучился над головой, угрожая ударить дождём. Ливень, впрочем, был бы очень кстати. Вдалеке сверкнула молния, придав небу холодный фиолетовый отлив. Разряд растаял смутными отблесками в беспокойной океанской воде.

– Младшая Бессамори, – произнёс один из дозорных, опуская ружьё. – Кто пустил тебя сюда, малышка?

– Уж не спёрла ли ты рунический ключ? – хихикнул второй – грузный, с щербатыми щеками, поросшими рыжей щетиной. Интонации его голоса заставили остолбенеть от ужаса.

Кантана проглотила страх вместе с вязкой слюной. Крепкий смрад мужского пота проник в нос. Каждая пронзительная секунда тишины приближала её к трибуналу. Нет! Нельзя заставлять язык замолкать ни на секунду!

– Мама! – сочиняла на ходу Кантана. – Мама и Тиарэ там, на Пути! Они вас зовут… Азаэль!

– Азаэля нет сегодня, – заметил первый дозорный. – Он попросил подменить его.

– Я уже вижу, – Кантана успела так войти в роль, что ощутила солёное щипание в уголках глаз. – Значит, это точно он… На третьем этаже. Ему перегрызли горло. Мама и Тиарэ с ним. Тиарэ предположила, что кто-то из ссыльных бежал, и велела позвать вас, чтобы прочесать Башню!

Дозорные озадаченно переглянулись. Кантана едва подавила удовлетворённую улыбку: уж она-то знала, что хранят эти взгляды. Пока всё идёт по плану. О такой помощи Покровителей она и не мечтала!

– Не врёт ли девчонка? – рыжий толстяк хитро сощурился.

– С чего ей врать? – пожал плечами его товарищ. – Дочери члена Совета! Она никак не могла бы оказаться здесь, если бы с ней не было матери.

– Что они тогда на Пути-то забыли? – снова возразил рыжий. – Странно всё это.

– Несколько дней назад сюда привезли сына Анацеа. Возможно, мамочка хочет его в семью вернуть…

– Эй, ты, – выпалила Кантана, едва не выйдя из роли испуганной девочки от раздражения. – Не смей говорить с таким пренебрежением о моей матери! Лучше ступай и помоги ей! Тебе это зачтётся и перед горожанами, и перед лицами Покровителей. Как бы беглецы не растерзали их с Тиарэ, пока вы тут сопли жуёте!

– Пошли, раз так, – бросил рыжий сотоварищу. – Девчонку лучше будет оставить здесь, пока мы всё не уладим. По крайней мере, тут ей пока ничего не угрожает.

– Не угрожает, – хмыкнул второй стражник, – ага, как же. А если какой бунтарь на ограду полезет? Думаешь, она его удержит? Я не хочу отвечать за шкуру глупышки перед её матерью.

– Если мы упустим порченных, нас по голове и так не погладят! Так оставайся с ней и оберегай, коли волнуешься!

– С ума сошёл? Ты самоубийца один идти?! А вдруг там беглецов целая толпа? Раз уж Азаэля порешили…

– Я справлюсь одна, – выступила Кантана. Фальшивые слёзы бежали по щекам, принося странное чувство удовлетворения и самодовольства. Обхватив себя за плечи, она пыталась создать иллюзию дрожи ужаса. – Правда, справлюсь. Главное, чтобы с мамой всё было хорошо! Я очень боюсь за них.

Протяжный раскат грома сотряс воздух, рассеяв вокруг градины басовых нот. Кантана с сомнением посмотрела в небо, налитое закатной кровью. Кажется, буря не собиралась отступать.

– Вот что, малышка Бессамори, – подумав, рыжий протянул своё ружьё, – возьми-ка от греха подальше. Если кто-то из этих порченных умников полезет на ограду – стреляй на поражение. Ничего тебе за это не будет – их жизни навек обесценены. Только без фокусов. Как бы там ни было, Покровители не поощряют насилие. Поняла?

– П-поняла, – Кантана утёрла набежавшие слёзы ладонью и не без удовольствия приняла ценный дар. Лучше и быть не могло. – Прошу, возвращайтесь быстрее!

Подгоняя друг друга, стражники побежали ко входу в Башню. Камушки под подошвами тяжёлых ботинок отзывались пронзительным хрустом. Слишком поздно Кантана сообразила, что своей импровизацией могла подставить под удар Нери. Однако, надежда на то, что сообразительность поможет ему спрятаться, перевесила страх. Когда дозорные скрылись за покосившимися дверями, ужас, наконец, отступил: Нери у ворот видно не было. Успел-таки укрыться. И хорошо: эти двое разнесли бы его в клочья, не задумываясь и не раскаиваясь.

Порывы ветра усилились. Небо над головой вспухло багрянцем сгустившихся туч. Холодные капли снова закололи кожу.

Кантана судорожно сжала ствол ружья. Она не знала, сколько времени придётся потратить на поиск брата, а драгоценные секунды быстро таяли. Нужно действовать, пока Нери не успел оклематься и сообразить, что к чему: этот заносчивый гадёныш точно сорвёт самые сладкие планы. Не мешкая, она рванула к ограждению и принялась карабкаться на металлическую сетку. Ружьё, болтающееся на кожаном ремешке, мешало подниматься, тяжёло стуча по бёдрам и оттягивая тело назад. Оборки юбки цеплялись за обломленные проволочные выступы, металлические обрывки с треском драли тонкое кружево. Не счесть, сколько платьев попорчено за последние несколько дней… Спасибо тебе, Нери 42.

Чертыхаясь, Кантана скинула с плеча ремешок и осторожно опустила оружие на землю. Металлический ствол заскрежетал по гальке. Вправду, зачем бояться ссыльных? Они такие же люди! Тиарэ ходила сюда в одиночку, Азаэль – тоже. Если она понесёт с собой ружьё, шансов, что ссыльные накинутся на неё без предупреждения, больше. А сейчас она идёт с миром. Открытое сердце всегда распахивает другие сердца. Стая бродячих собак не бросится на тебя, если не будешь вести себя вызывающе.

Почтенные Покровители, что за хульные мысли! Элатар – не собака!

Кантана перекинула ногу через сетчатое ограждение и утёрла пот со лба. Металлическая оплётка хищно впилась в бедро, не дав передохнуть. Что ж, может, оно и к лучшему. Перетянув богатые складки юбки на другую сторону забора, Кантана бесстрашно сиганула вниз. Сапожки чавкнули по земле, стрела упругой боли пронзила колени.

Пути назад теперь не было. Впереди грязной скатертью расстелилась Пропасть – проклятая обитель изгнанных. Часть берега близ ограждения оккупировала влаголюбивая растительность. Голые ивовые прутья невероятной длины стежками прошивали небо. Вязкий запах трясины наполнял воздух: даже буйные потоки ветра были бессильны перед ним.

Протопав добрую сотню метров по шуршащей гальке, Кантана, наконец, вышла на ровную плешь. Берег здесь уходил вверх, перетекая в невысокие холмы, примыкающие к линии воды. Пенистая волна яростно билась о камни, поднимая вереницу брызг. Растительность поодаль от берега редела: лишь хилые, оборванные пучки непонятного кустарника, похожие на вшивые колтуны, обнимали подножие обрыва.

Деревянные хижины с замшелыми крышами рядами тянулись вдоль линии воды. Одинокие фигуры ссыльных сновали меж проплесневелых стен, как муравьи. Бесконечные серые кровли вымащивали черепицей линию горизонта. Влажный воздух хранил отвратительный горький запах жжёного.

Странно: импровизированные улочки не пустовали, но никому из местных жителей не было дела до Кантаны. Никто не побежал ей навстречу и даже не посмотрел в её сторону. Возможно, ссыльных часто посещала охрана и подчинённые Совета…

Возможно, их жестоко наказывали за любую попытку показать, что они ещё живы.

Кантана медленно приблизилась к домикам. Ветер, перемешанный с разреженными каплями дождя, наотмашь колотил по щекам, вздымая волосы. Мимо, не поднимая взора, просеменили двое молодых мужчин с удочками. Они волокли по песку старое корыто, в недрах которого серебрилась крупная рыба.

– Эй, – позвала Кантана тихонько, – вы не видели моего брата? Он тут несколько дней. Его зовут Элатар…

Мужчина повыше что-то шепнул своему спутнику, и они ускорили шаг, не оборачиваясь на Кантану.

– Прошу вас! – прокричала Кантана с мольбой. Дождь забарабанил по голове, пропитывая спутанные волосы. – Помогите мне!

Один из спутников несмело обернулся, не поднимая взора на девушку. Под светлой шёлковой чёлкой мужчины горело клеймо. Он мотнул головой, отвечая на её вопрос, и, как ни в чём не бывало, вернулся к своему делу. Острое ребро корыта потянуло по песку борозду с возвышающимися краями.

Сделав несколько неуверенных шагов, Кантана погрузилась в плен узкой улочки. Запах гари перебил смрад пота и застарелой мочи. Ветхие крылечки домов спускали лестницы к её ногам. Завидев девушку, ссыльные спешили укрыться, словно им было, о чём молчать. Кто знает, возможно, они объявили негласный бойкот тем, кто остался наверху, за свои разрушенные судьбы.

Венчая её мысли, сквозь свист ветра прорвался пронзительный плач ребёнка. Кантана задрала голову в темнеющее небо, вслушиваясь в высокий звон младенческого голоска. Детей не могли ссылать до двенадцати полных годовых циклов, согласно Устоям. Так значит…

Ответ был элементарнее умножения на ноль. Этот плач – гимн протеста изгнанных против жестоких законов Девятого Холма. Это – крик новообретённого счастья в ссылке. Счастья в кругу единомышленников, среди тех, кто не смог смириться и бездумно преклонить колени.

Среди таких же, как она сама.

«Лучше быть с клеймом во лбу, но живым среди настоящих», – зазвенел в ушах голос брата. В тот вечер Кантана не придала значения его словам, но теперь она хорошо понимала, что Элатар имел в виду. Он никогда не знал сладкого вкуса полной жизни наверху. Он позволял Анацеа вершить свою судьбу, а за спиной проклинал её за стремление контролировать каждый шаг. И, конечно, ненавидел себя за слабость и неспособность противостоять натиску. Последнее слово Элатара на Посвящении Эладе озарилось его самым ярким личным триумфом. Ссылка в Пропасть стала для него не наказанием, а долгожданным освобождением.

Так может, место, уготованное ей Покровителями – здесь?

Громкое, настойчивое постукивание, доносящееся со стороны одной из хижин, отвлекло Кантану от размышлений. Она застыла посреди проулка, опьянённая тошнотворным запахом мусора и рассыревшего дерева. Лишь когда стук повторился, Кантана поняла, что послание адресовано ей.

Кантана несмело развернулась. На крыльце двухэтажной лачужки, что примостилась у края галечного тротуара, подпирая навесом крыши небосвод, стояла молодая женщина. Распахнутые серые глаза смотрели на Кантану, не мигая. Что-то до боли знакомое сквозило в этом открытом взгляде, в контурах безупречно очерченных скул и в фарфоровой белизне кожи. Даже пятно клейма на лбу не портило свежей красоты изгнанной. Кантана точно видела её раньше, только не могла вспомнить, где и при каких обстоятельствах.

Неудивительно: Девятый Холм – небольшое поселение, где свободно и эффективно работает принцип двух рукопожатий. Кантана вполне могла столкнуться с этой женщиной на улице, в Наставне или на рынке, когда изгнанница ещё жила наверху, среди Избранных.

Давно ли это было?

Холодный ветер вздыбил волосы. Задержав дыхание от волнения, Кантана приблизилась к покосившемуся крыльцу. Грязь толстым слоем покрыла носы сапожек.

– Вы меня звали? – осмелилась она подать голос.

Незнакомка беззвучно кивнула, не отводя глаз. Улыбка тронула её губы. Вместо нескольких нижних зубов красовались чёрные прогалы. Даже это не портило красоты молодой женщины. В каждом жесте незнакомки чувствовались скрытая мощь, уверенность, решимость, которых так не хватало Кантане.

– Вы можете помочь мне найти брата? – Кантана с надеждой подняла подбородок. Если её лицо так знакомо, возможно, они пересекались на Девятом Холме, и незнакомка знает, как выглядит Элатар.

Женщина снова кивнула, не проронив ни звука. Роскошные ореховые волосы полетели по ветру, заслоняя лицо.

Почему она молчит?

– Так скажите, где он! – голос Кантаны задрожал. – Умоляю вас! Скажите мне!

Незнакомка повернула голову в сторону накренившегося барака в конце проулка и чуть выставила подбородок вперёд.

– В том бараке? – уточнила Кантана.

Очередной тихий наклон головы стал ей ответом.

Грозовое облако, затянувшее небосвод, наконец, разразилось оглушительным раскатом грома. Вспыхнула молния, сделав краски вокруг ядовитыми. Дождь принялся гулко настукивать по заросшим откосам крыш.

Вместе с раскатом на Кантану снизошло прозрение. Теперь она знала, как зовут женщину, что стоит перед ней, добродушно улыбаясь, и удивлялась, как могла не вспомнить этого сразу.

Манарина Дрон!

Члены клана Дрон проживали на той же улице, что и семейство Бессамори, до тех пор, пока прародительница Ринадэ, хозяйка магазина колбас, не разорилась, и им не пришлось сменить богатое поместье на скромный коттедж ближе к окраине Девятого Холма. Манарина посещала Наставню в одной возрастной группе с Зейданой. Выходя с няней на утреннюю прогулку, Кантана часто наблюдала, как Манарина, необычайно стройная в чёрном одеянии, пересекает мостовую. Её чарующий взгляд и гордая поступь говорили Кантане, что доля непосвящённой – не приговор. Провожая отдаляющуюся фигуру, маленькая Кантана грезила о том, чтобы вырасти такой же красивой и статной и притягивать столько же взглядов. «Никогда не веди себя, как она», – в противовес любила поговаривать Анацеа, грозя Кантане пальцем. Возможно, именно запрет породил тот дух противоречия, что постоянно втягивал Кантану в неприятности и умопомрачительные приключения.

Но однажды Манарина исчезла. Просто перестала появляться на улице и всё. Любопытство сжирало Кантану, и она едва держалась, чтобы не поинтересоваться причиной у матери. Но она заранее знала ответ Анацеа. Когда Кантана рискнула, наконец, спросить об этом Зейдану, та лишь закрыла лицо руками и пробормотала: «Тебе рано это знать».

Манарина встревожено вскинула голову в небеса, и в тот же момент из распахнутой двери за её спиной полился звонким ручейком уже знакомый детский плач. Маленький невинный человечек, которому не повезло родиться в пропасти, звал мать на языке, понятном лишь ему. Кантане захотелось завыть волком, сплетая с ним многоголосье. Звук младенческого голоса вырисовывал то, что она потеряла, так и не обретя.

Развернувшись, Манарина поспешила в дом, и Кантана наконец поняла, в чём была причина странной манеры общения.

Ужас полоснул сердце. Боль потянула плечи вниз, выкручивая суставы. Влажный, полный дождинок воздух комом вкатился в горло, не давая вдохнуть, а ноги отяжелели, приковав тело к земле. Кантана поспешно отвела взор. Она почувствовала себя сопричастной.

У Манарины не было рук.

Глава 2

Предательство

1

Приземистое здание опасно кренилось вперёд, словно наступая для атаки. Растрескавшиеся от сырости стены подёрнулись бронёй разноцветного лишайника. Доски неплотно прилегали друг к другу, и, казалось, строение может рухнуть от дуновения ветра. Грязные пучки пакли вываливались из щелей. Кое-где в баррикаду стен врезались щелевидные окна без стёкол. Двери скрипели на непромазанных петлях, показывая чёрную пасть проёма. Несмотря на бурю, никто не удосужился закрыть их.

Дворик, спрятавшийся в тени нависающего ската крыши, встретил Кантану пиками мёртвой растительности, торчащими в небо, и песчаной пустотой. Одинокие травинки мёрзли на ветру, раскачиваясь в такт горестным мыслям. Ни души не было вокруг: лишь двое мужчин у входа оживлённо спорили. Крепкий дух табака разливался по ветру метра за три от них.

– А новичок-то молодец, – донеслось сквозь свист урагана. – Не выделывается, как все богатенькие.

– Ему быстро бы сбили здесь корону, – раздался в ответ сиплый голос, прерываемый надсадным кашлем курильщика.

– Он будто бы всегда хотел быть здесь.

– Только драный Разрушитель поймёт этих богачей. Вечно с жиру бесятся.

Не поднимая глаз, Кантана скользнула мимо. У неё уже не было мыслей о том, что ссыльные могут ей навредить. Все опасения вытеснили воспоминания о детстве, неожиданно ставшие тёмными и тягостными, и размышления о судьбе Манарины – смелой соседской девушки, что всегда была для неё кумиром. Знает ли красавица из рода Дрон, что каждое буднее утро, когда она шла в Наставню, за ней подсматривала малышка, едва вкусившая прелести участи непосвящённой? Должно быть, подозревает: иначе зачем было давать подсказки и привлекать внимание. Манарина даже не побоялась показаться ей на глаза изувеченной и клеймёной.

Может быть, не красота и не уверенность в себе были для неё самоцелью?

Кантана неловко толкнула дверь по правой стене коридора. Резкий запах нечистот накрыл с головой, защипав глаза. Дверь, гулко ударившись о косяк, идеально встала в проёме.

Коридор повернул под прямым углом и привёл в длинный и узкий зал. Ветхие стены покрывал изнутри толстый слой глины. Казалось, что всё помещение занимают стоящие рядами двухъярусные кровати, сколоченные из дерева. Большинство из них пустовало: голые, грубо отполированные днища походили на распахнутые чемоданы.

– Элатар, – робко позвала Кантана, – ты здесь?

– По какому это случаю к нам пожаловала девчонка сверху? – крепкий запах курева не дал Кантане усомниться в том, кому принадлежит голос.

Не успела Кантана обернуться и дать ответ, как мир перед глазами завертелся, размазавшись горизонтальными полосами. Спина ощутила холод глиняной стены. Запах табака стал ещё гуще: от терпкой горечи перехватило дыхание. Даже душок, исходящий от Гая в роковое утро, звучал приятнее. Раздутое пузо изгнанного упруго прижалось к её животу. Щёки засвербило от шероховатости крепких мозолистых пальцев. Кантана боялась поднять глаза, зная, что увидит разъярённое, перекошенное яростью лицо.

– Развлечёмся, крошка? – закашлялся обидчик, сжимая её щёки. – Обещаю, что буду нежным.

– Боюсь, что у тебя сил не хватит! – дерзко выпалила Кантана, изо всех сил наступая ссыльному на ногу. – Ты и на мужчину-то не похож!

– Сучка! – взвыл незнакомец, на мгновение отстранившись. – Ты ответишь за это сполна!