От редактора

Поворот на темное время года, прохладные вечера, едва уловимый запах сырости в жухлой листве, чьи-то шаги в тусклом свете уличных фонарей… Идеальное время для мистических историй с полным погружением.

Талантливый автор умеет ловко сплетать слова и вести своего читателя переулками захватывающих сюжетов так, чтобы тот ни на миг не отпускал руку творца. А еще он знает, как окутывать атмосферой каждую клетку восприятия, заставляя проживать штормовые эмоции и потом жаждать их снова и снова. Именно на такие произведения, вызывающие отклик в каждом нерве, мы обычно и подсаживаемся…

В этом сборнике мы с авторами работали над умением создавать и держать напряжение с помощью деталей, знаков и символов, творить миры, которых можно коснуться всеми органами чувств, и придумывать самые невероятные сюжетные повороты.

Елена Бар, "Иголка"

Тусклый свет фар высветил тоненькую фигурку, бредущую по обочине. Вадим подумал: “Такой мороз! Кто будет бродить в буран? Ох, ёлки!” Что поделать, пришлось притормозить, нельзя бросать людей в беде.

Натужно заскрипев, дверь «Москвича» открылась, в салон ворвался ветер со снегом: Вадим поёжился, растирая ладони.

Звонкий девичий голос перебил вой метели:

– До Преображенки подбросите?

– Садись, дочка, – вежливым тоном ответил Вадим, уже пожалевший о порыве помочь.

“Зачем остановился? Шла нормально, холодно, конечно, но теперь такой круг придется наворачивать. Ёптыть”. Но было уже поздно. Вадим заметил, что у попутчицы оказался небольшой мешок, но не смог разглядеть подробней: лампа давно сгорела. Девчонка стала ерзать на сиденье, шелестя замерзшим пуховиком, и впилась цепким взглядом в Вадима.

“На воробья похожа, – подумал он, – ладно, хоть от голодной смерти её спас”.

Злой ветер с воем швырял хлопья снега в лобовое стекло, заставляя «дворники» работать на износ. Вадиму казалось, что машина сейчас развалится. Его наручные часы пикнули, он взглянул на циферблат: “Ёптыть! До нового года час, а я из-за этой малявки не успею”. Он посмотрел на её мешок, пытаясь понять, что там. Резко запахло хвоей, и тут девчонка неожиданно нарушила тишину своим звонким голосом – Вадим аж подпрыгнул на месте:

– А вы сами откуда?

– Да я как раз из Преображенки родом, но в город давно переехал. В Преображенке никого из моих не осталось. Там только три хромых старика живут да Ивановна. А ты к кому, дочка?

– А я к Ивановне. Внучка ее на седьмом киселе. Она помирать собралась, просила помочь ей с вещами и всё такое. Я – Илга, но все меня называют Иголка.

Она надула пузырь жвачки и весело подмигнула Вадиму. Он вежливо улыбнулся в ответ, но почувствовал, как кожа покрылась мурашками от жути. Хотя, что тут жуткого? Простая девушка, едет помочь дальней родственнице. Что-то не так, но Вадим не мог понять что именно, стало страшно и тоскливо. Ближе к селу буран ослабел, и он решил высадить странную пассажирку у таблички с названием села, а дальше сама доберется.

Внезапно печка забарахлила, в машине завоняло и стало холодно. Запах хвои усилился: заболела голова и стало першить в горле. Вадим прокашлялся, ругаясь про себя и подозревая, что хвоей пахнет из мешка Илги. Окна внутри салона покрылись испариной, Вадим выдохнул и оглянулся на пассажирку. Дрожь пробрала все его тело: она дышала, но как-то механически, и пар из её рта не шел, окно с её стороны не запотело. Он опять кинул взгляд на ее мешок: что там такое?

Внезапно со стороны Илги донесся хриплый шёпот:

– Чуйка у тебя работает, мужичок, – она пнула мешок и прошипела. – А тут дети, невинные милые детки.

– Ччччто? Чу-чуйка? Г-г-где дет-т-ти? – Вадим боялся обернуться. Почему её голос стал хриплым? – Вы о чём?

– На «Вы» перешёл? Я же дочкой тебе была? – Илга с издёвкой усмехнулась. – Чуйка твоя, мужичок, интуиция. Называй, как хочешь.

Илга быстрым движением коснулась руки Вадима. От неожиданности и адской боли он вывернул руль, и машина скатилась в овраг, несколько раз перевернувшись.

Вадим очнулся от боли. Нет, не боли – мучения! Казалось, будто в руку воткнули разом тысячу острых игл, и они раздирали его. Он боялся открыть глаза. Только чувствовал, будто руку кромсают изнутри крошечными челюстями.

Неожиданно стало совсем темно. Вадим понял, что Илга наклонилась над ним. Он решил открыть глаза – все равно умрет. Открыл и заорал: бездонные черные дыры на белом лице смотрели ему прямо в душу, выворачивая её наизнанку. Вадим чувствовал, как его жизнь перетекает в злобное существо, и тут услышал какой-то шорох сбоку. Может, кто-нибудь ему поможет?

Илга почти пропела нежным и сладким голосом:

– Нет, никто не поможет. Это не люди шумят, а мой мешок с иглами. Ты извини, что я тебя выбрала. Древним духам вроде меня нужны жертвы. Вы, людишки, не понимаете, что чем вы добрее, тем меньше проживете. Плохие люди с гадкими душонками – порченый товар. А добрые чистые души – их еще выбрать нужно. Ты не понял? – она резко склонила голову набок – Мы за вами следим как за стадом овец и отбираем лучших. Ты же спасатель, а в этом году поделился почкой с чужим человеком.

Илга оторвала взгляд от Вадима и подняла мешок над ним. Слабеющий Вадим в свете луны увидел, что мешок шелковый, покрыт какими-то знаками и из него торчат острые иглы, с которых на него что-то капнуло.

– Ты понял? В тебе иглы, я – игла, я в тебе. Видишь сколько детских душ я собрала? – она потрясла мешком над ним, – но их лимит исчерпан. А без чистых душ взрослых Солнце не завершит свой годовой цикл и Древние не продлят ваш мир на еще один Ваш год.

Она села на корточки. Её серебряный голос лился музыкой в кровоточащие раздираемые иглами уши Вадима.

– Ты первый, мне нужно еще две. Если тебя это утешит, я не совсем жестока, и дети умирали без мучений. Они просто уснули. А вы, людишки, не обладающие девственной плотью, но с доброй душой, должны принять удар. Вини только себя. Вы, добряки, всегда проигрываете.

Она громко хмыкнула.

Вадим сходил с ума от боли и желания слушать её вечно. Он орал: в сердце будто воткнули нож с тысячью острых концов на каждой зазубрине лезвия и крутили в разные стороны, усиливая нажим. Он чувствовал, как кровь из его сердца брызжет на лицо Илги, а эта тварь вбирает её в себя без остатка.

Капля собственной крови вдруг попала Вадиму в рот, и он с наслаждением её проглотил. Он так любил сейчас каждый свой атом в этой капле крови: она принадлежала только ему! Утопая в пучине боли, он услышал последние слова Иголки:

– Прости, человек, таков древний обычай.

Спустя полчаса после смерти Вадима худая фигура с красным шелковым мешком остановилась во дворе дома Ивановны в Преображенке. Она услышала предновогоднюю речь президента, радостный шёпот Ивановны и ее внучатой племянницы Инны. Усмехнувшись, Илга постучала в дверь.