Пуэрта дель Соль, парадную площадь Мадрида, пересекла ничем особо не примечательная карета. День уже клонился к вечеру, и в лучах заходящего солнца ярко сверкали белые колонны ротонды. Ветра не было, улицы в этот час уже опустели, и лишь со стороны королевского дворца доносились музыка, смех и гром фейерверков. Чуть больше месяца назад испанский королевский двор подписал спасительный мирный договор с республиканской Францией, и многочисленные торжества, устроенные по этому поводу, все еще продолжались. Однако в этот вечер в королевском саду гулял далеко не весь двор. Многие видные гранды и дамы испанского королевства собрались у герцогини Осунской. И таинственный экипаж, минуя королевскую резиденцию, тоже устремился по новокастильской дороге в место, называемое Аламедой, где в полутора лигах[10] от Мадрида, находился роскошный загородный дворец герцогини с роскошным парком Каприччио. Именно перед решетчатыми воротами этого великолепного дворца, украшенного личным вензелем герцогов Осуна, и остановился таинственный экипаж.
Лакей, судя по всему, уже давно поджидавший гостя, тут же подскочил к карете, открыл дверцу и откинул выдвижную ступеньку. В следующее мгновение из кареты вышел довольно плотный мужчина среднего роста и неопределенного возраста. Он был в темном дорожном костюме, в то же время напоминавшем вечерний туалет.
– Как прикажете доложить, ваша светлость? – с учтивым поклоном осведомился лакей.
– Граф Херонимо де Милано, – мягким певучим голосом с легкой улыбкой на губах ответил приезжий и степенно направился вслед за лакеем к парадному входу во дворец.
Герцогиня Осуна считалась одной из самых образованных женщин Испании. В вопросах влияния на жизнь страны она соперничала не только с членами королевского дома, но и с другой, не менее знатной и не менее богатой грандессой – скандально известной герцогиней Альба. То, что происходило в стране после смерти прогрессивно настроенного короля Карлоса Третьего, очень не нравилось герцогине Осуне. Будучи женщиной чрезвычайно умной, она с искренним отвращением смотрела на царствующего ныне Карлоса Четвертого и его супругу, королеву Марию Луизу, пригревшую в своей постели временщика Мануэля Годоя. Испугавшись происходящих в соседней стране событий, приведших к казни родственников испанского королевского дома Бурбонов Людовика Шестнадцатого и Марии Антуанетты, они начали проводить политику прямо противоположную той, к которой стремился прежний король Испании.
В результате этого в стране вновь начала поднимать голову Святая инквизиция, усмиренная уже было при предыдущем правлении. Своими жестокостями она снова заставляла стынуть кровь в жилах и публичными зверскими казнями, так называемыми аутодафе, вызывала естественное отвращение у всякого просвещенного человека. В университете было запрещено преподавание всех естественных наук. Вместо них принялись усиленно изучать тауромахию или искусство корриды. Стали вновь поощряться самые черные наклонности народа – доносительство, кровожадность, необразованность, пристрастие к азартным играм и дракам на навахах. В Мадриде была даже построена вторая фабрика, специализирующаяся на выпуске игральных карт. Таким образом, из четырнадцати существовавших тогда в Испании фабрик две занимались выпуском игральных карт, две производили одежду, и только десять можно было так или иначе отнести к промышленности.
Но герцогине не нравился и тот путь, который избрала революционная Франция. У Испании должна быть своя история. И вульгарная Каэтана Альба, постоянно таскавшая за собой полоумного монаха и маленькую негритянку, раздражала Осуну в первую очередь своей приверженностью к французской вседозволенности и простонародному разгулу. Таким образом, герцогиня Осуна со своими друзьями составляла третью влиятельную партию страны, укрывавшую под своей эгидой наиболее просвещенные силы ее народа. Она во всем равнялась на времена просвещенного абсолютизма во Франции, и ее загородный дворец с парком Каприччио не составлял исключения в этом отношении. Для графа не являлось секретом, что устройство парка было поручено одному из лучших французских мастеров паркового искусства того времени Жану Батисту Муло, прославившемуся своими работами в Малом Трианоне Версаля, и что одним из условий огромного гонорара было выставлено требование, согласно которому Муло отказывался от создания других парков в течение 20 лет! Каприччио можно считать одним из первых «тематических» парков, где было все, что душе угодно…
С одной стороны, он представлял собой несколько провинциальный вариант Версаля, с такими же мраморными балюстрадами, круглыми окнами, высокими колоннами, широкими зеркалами, бюстами Траяна и Каракаллы, нагими статуями, китайскими коврами, золочеными канделябрами, хрустальными люстрами, концертными залами, театрами, зимними садами, фонтанами, аккуратно по линейке разбитыми парками, аллеями, посыпанными шлифованной галькой, самшитовым кустарником, подстриженным в соответствии с критериями, изложенными в «Рассуждении о методе» знаменитого Рене Декарта. С другой – лабиринт уютных тропинок, вьющихся между тополями и акациями, огромные клетки для птиц, пруды, искусственные лужайки, зеленеющие как в Париже, бельведеры, амурчики, подъемные мосты, ловко устроенные каскады, розарии, качели, плакучие ивы, зонтики, фонтанчики, олеандры, александрийские лавры, пони, павлины, бумажные змеи и розовые фламинго.
По желанию герцогини здесь был устроен причал, салон-казино для увеселительных празднеств, модный тогда лабиринт из кустарников, даже был поселен отшельник. Последнему не только выплачивалось жалованье, но и было оплачено отращивание длинной бороды и волос. Другими словами, парк Каприччио был полон сюрпризов и открытий…
Прошествовав через все это великолепие, только что прибывший граф де Милано приблизился к парадному входу. Охватив дворец быстрым взглядом и прекрасно зная его прообраз, что позволяло ему сразу же представить себе все его внутреннее убранство, граф жестом отпустил лакея. Поднимаясь по величественной парадной лестнице, весьма недвусмысленно напоминающей парадную лестницу Версальского дворца, граф бросил рассеянный взгляд на висевшие вдоль всей верхней галереи портреты предков герцогини.
Герцогиня Осуна происходила из знаменитого рода Борджиа; в ее жилах текла кровь множества знатных семей Испании. Она имела право на два титула принцессы, семь или восемь герцогских и, благодаря ее талантам, достоинству и вкусу, считалась самой интересной женщиной в Мадриде. Внешняя хрупкость ее была обманчивой, очень энергичная и жизнеспособная герцогиня прекрасно ездила верхом и подолгу гуляла одна, не боясь ни усталости, ни проходимцев. Кроме того, граф слышал, что герцогиня была приятна в обращении, богато одарена от природы, блистала умом, красноречием и весельем.
Слуга проводил гостя в залу, где графа ожидало собравшееся по случаю его приезда изысканное общество. Пока хозяйка дома представляла вновь прибывшему гостю собравшихся, граф де Милано снова обратил внимание на украшавшие стены картины. Вся зала была увешана причудливыми большими полотнами, изображавшими шабаши ведьм и проделки дьявола. На одной из них огромный козел вещал сбившимся в кучку женщинам в черных одеяниях вечные истины. Граф уже знал о том, что все эти полотна были написаны по специальному заказу герцогини первым придворным живописцем Франсиско Гойей, и, по мнению герцогини, вероятно, как нельзя более соответствовали предстоящему вечеру.
«Уж не представляет ли она меня чем-то вроде такого же козла?» – невольно подумал граф, учтиво улыбаясь чрезвычайно худой и несколько угловатой герцогине. «Единственное, чего ей действительно не достает, так это красоты», – вспомнились ему слова секретаря, готовившего для него материалы к этому посещению.
– Да, да, герцогиня, я тоже необычайно рад, – почти машинально ответил граф, учтиво кланяясь изысканно одетой Осуне, выражавшей ему свое чрезвычайное приятие.
Затем началась череда представлений. Как графа и предупреждали, в числе гостей оказались не только или, скорее, даже не столько первые гранды королевства, сколько просто замечательные и чем-либо успевшие прославиться личности. Был здесь и знаменитый тореро Пепе Ильо или попросту Петушок.[11] С тех пор, как на парадной корриде, посвященной вступлению на престол нынешнего короля, другой тореадор, Педро Ромеро, вынес его окровавленного с арены и положил к ногам герцогини Осунской, Пепе постоянно присутствовал на всех званых вечерах этой грандессы, вновь поставившей его на ноги. Рядом с ним сидел его неразлучный друг, знаменитый актер сеньор Маркес. Именно ему, кладя к ногам Осуны лишившегося чувств тореадора, Педро Ромеро сказал тогда: «Здесь вам не театр, сеньор Маркес, здесь умирают по-настоящему».
Присутствовал на вечере и поэт Ириарте, сочинявший для герцогини всевозможные театральные комедии и пьесы. Герцогиня Осуна не только читала в былые годы в университете лекции по экономике, но и любила порой, презирая светские условности, выступить на подмостках в роли простой актрисы. Поэтому Ириарте никогда не оставался без работы; приготовил он изящную поделку и на предстоящую ночь.
Из более же видных людей королевства сегодня присутствовали бывший министр и переводчик Вольтера сеньор Уркихо, замечательный искусствовед и брат первого секретаря премьер-министра сеньор Сеан Бермудес с супругой доньей Лусией, а также виднейший философ и министр юстиции Мельчиор де Ховельянос.
Все дамы щеголяли длинными черными юбками, низко вырезанными лифами и тугими поясами. На плечах большинства красовались болеро – маленькие курточки с кисточками. Мужчины предпочитали белые рубашки, коротенькие курточки, туго обтягивающие ляжки короткие штаны, шелковые чулки и башмаки с огромными пряжками. Волосы они забирали в сетки, как у тореро или ярмарочных цыган. Это были костюмы так называемых мачо и мах или попросту испанского простонародья.
Впрочем, среди светских одежд виднелась здесь и фигура, одетая в традиционную монашескую одежду – дон Антонио Деспиг, архиепископ Сеговии. Считаясь другом семьи и постоянно бывая на всех званых вечерах герцогини, он в то же время был тайным личным осведомителем главного инквизитора Испании Лоренсаны. Именно с его помощью герцогиня надеялась свалить ненавистного ей первого человека в правительстве страны – фаворита королевы – бывшего гвардейца Годоя. В этот вечер бывший гвардеец, получивший необычный титул Князь мира, как раз был на вершине своей славы, и дело представляло собой необычайную трудность. Однако герцогиня успела обсудить с архиепископом темы для трех доносов, которые поступят к главному инквизитору от трех простых монахов, еще до начала этого торжественного обеда. Доносы были необходимы для возбуждения трибуналом Святой инквизиции тайного следствия. Осуна рассчитывала, что после делового разговора Деспиг уйдет, но он, узнав о прибытии откуда-то из Европы таинственного гостя, воспользовался формальным приглашением герцогини и задержался. Архиепископ не сомневался, что на обеде несомненно будет говориться многое из того, что заинтересует Лоренсану и что войдет в тайные досье, заведенные на всех бывающих у герцогини гостей.
– Сегодня здесь собрались только истинные друзья вашей светлости. Такие грандессы, как Мария Тересия герцогиня Альба, в жизни своей не прочитавшая ни одной книги и интересующаяся лишь боем быков да скандальными связями с мужчинами, или Мария Луиза принцесса Пармская, хотя и являющаяся ныне нашей всемилостивейшей королевой, но интересующаяся лишь украшениями и мужскими ласками, сегодня не будут оскорблять ни взора, ни слуха вашей светлости. Точно так же не удостоились чести быть зваными на наш сегодняшний вечер и Их Католическое Величество король Карлос Четвертый, кому важна лишь охота, да своя уникальная коллекция часов. Он непременно попросил бы вас потягаться с ним в леонской борьбе, ибо чрезвычайно гордится своей физической силой, в то время как умом не блещет совсем. Не зван нами также и фактически первый человек государства, наш досточтимый премьер-министр, получивший на днях титул Князя мира за очередную распродажу нашей страны. Этот мужлан, через постель королевы в несколько лет превратившийся из последнего человека страны в первого, с каждым днем все более заплывает жиром и не интересуется ничем, кроме собак и задирания женских юбок, извините, граф, за столь плебейскую откровенность. Но наш премьер, похоже, и в самом деле поставил себе целью исследовать, что скрывается под юбками у всех лиц женского пола вверенного ему королевства…
Так щебетала герцогиня, сопровождая своего таинственного гостя к отведенному для него почетному месту во главе стола. Ее выразительные серые глаза, казавшиеся еще крупнее на сухом лице, так и сверкали.
– В таком случае приходится только удивляться, дорогая герцогиня, как при всем этом они еще умудряются управлять страной, – осторожно заметил де Милано.
– Удивляет, Ваша Светлость, не это, удивляет другое: что кто-то еще всерьез верит в действительность их управления страной, – тут же съязвила герцогиня.
– А вам палец в рот не клади, – прикрылся граф бесцветной фразой.
– Да, Ваша Светлость, это вы верно заметили, – подтвердил усаживавшийся по правую руку от почетного гостя маркиз Пеньяфьель герцог Осунский, двоюродный брат и супруг герцогини, бывший на три года моложе ее. Сама герцогиня села по левую руку от гостя. – Вы слышали анекдот о том, как Сант-Яго, попав к Богу, просил его о милости для нашего народа? – вдруг с усмешкой спросил графа маркиз.
– Нет, Ваше Сиятельство, не доводилось.
– Если изволите, я коротко расскажу вам, пока гости рассаживаются.
– Будьте так любезны, Ваше Сиятельство.
– Покровитель нашей благословенной страны Сант-Яго после смерти предстал перед Богом. Господь, довольный его подвигами, сказал, что исполнит все, о чем бы тот ни просил. Тогда Сант-Яго попросил, чтобы Бог даровал Испании богатство и изобилие. – Быть по сему, – ответил Бог. – Храбрость и мужество народу, – продолжал Сант-Яго, – славу его оружию. Быть по сему, – был ответ. Хорошее и мудрое правительство, – продолжал Сант-Яго. Но это невозможно, – вдруг ответил Господь. – Ведь если в Испании будет еще и хорошее и мудрое правительство, то все ангелы покинут рай и уйдут в Испанию.
Граф де Милано для вежливости посмеялся, но подумал при этом, что девятый герцог Осуна, в отличие от своей блистательной жены, пожалуй, все-таки не очень далек умом. Впрочем, герцогиня на самом деле тоже не знает, насколько близка она к истине в своем последнем замечании… Но этим людям таких вещей знать и не следует.
– У каждой эпохи есть своя золотая пора, – продолжала между тем весьма словоохотливая герцогиня, – У язычников были говорящие животные, которые загадывали загадки. У христиан – евангелическая пора чудес. Средневековье развлекалось колдовством и ведьминскими шабашами, на которых черти в человеческом обличье растлевают девиц. А в наши дни единственной областью поистине необыкновенного является всемогущий разум. В наше время уже не место чудесам.
– А как же свобода, дорогая? – лукаво улыбнулся герцог. – Разве мы не верим в свободу больше, чем во всемогущий разум?
– Посмотрите, что сделали со свободой за Пиренеями, – вздохнула герцогиня. – Испугавшись такой свободы, наши помазанники Божии уже натворили немало чудес. Флорида-Бланка в изгнании, Аранда томится в далекой Памплоне. Нет, господа, что ни говорите, а потомственная монархия все же ведет к вырождению. Мало того, что наш королевский дом каждый год отсылает папе за специальные разрешения этих внутрисемейных династических браков сотни тысяч реалов, в результате еще и рождаются одни уроды. Вы только посмотрите, господа, на нашего короля. – В зале повисло тягостное молчание, но герцогиня, будто бы ничего не замечая, продолжила. – И вы заметите явные признаки вырождения. А что в результате? В результате у нас при дворе совсем не осталось настоящих мужчин, и на первые роли выходят такие мужланы, как Годой. Нет, что ни говорите, но управлять страной должны императоры, люди по-настоящему волевые и сильные.
– Но, Ваше Сиятельство, императоры всегда тираны, – осторожно заметил граф де Милано.
– Почему?
– Потому что они либо силой берут власть, либо силой удерживают ее.
– Возможно, вы правы, граф. Тогда остается американский вариант. Я слышала, там всенародно выбрали некоего Джорджа Вашингтона и назвали его президентом.
– У них нет иного пути, Ваше Сиятельство. Это пока еще страна без традиций, – сказал граф, делая легкий глоток из стоящего перед ним бокала шампанского.
– В таком случае, нам остается лишь сохранить Бурбонов на троне, – грустно сказала герцогиня, при этом почти неуловимым движением посмотрев на сидящего на другом конце длинного стола прямо напротив почетного гостя человека в таких же темных одеждах. Почти в то же самое мгновение граф де Милано спокойно окинул взглядом всех собравшихся и с удовлетворением отметил, что, похоже, никто не уловил этого осторожного движения герцогини. Впрочем, он остался не совсем уверен в святом отце, лицо которого выглядело холодно отстраненным.
Только тут герцогиня вдруг обратила внимание на то, что остальные гости так и продолжают напряженно молчать, слушая, о чем говорят они с графом, и практически не участвуя в разговоре.
– А что думаете вы, сеньоры? Не стесняйтесь. У нас всего лишь простая дружеская беседа. Например, как вы думаете, что если и у нас в Испании устроить всенародные выборы?
– А что мы можем об этом думать, Ваше Сиятельство? – хитро улыбнувшись, ответил за всех актер Маркес. – Я только представлю, что у нас в стране объявят всенародные выборы верховного владыки, так и вижу, как все сразу же побегут и выберут ныне здравствующих короля и королеву.
Гости засмеялись.
– Пожалуй, вы и в самом деле правы, сеньор Маркес, – серьезно заметила герцогиня.
– Я слышал, Ваше Сиятельство, что в молодости вы даже участвовали в военных действиях? – попробовал перевести разговор с серьезных тем на более приятные де Милано.
О проекте
О подписке