***

По просторному холлу особняка проносится хорошенькая молодая особа. Торопливо спускаясь по парадной лестнице, она перелетает сразу через две ступеньки. И в конце спуска налетает на управляющего Гордея. Чуть не сбив его с ног.

– Извини, Гордей! Где она? В кабинете у отца? Она старая? Извини! Она веселая, нудная? Извини! Ладно, я сама посмотрю. Куда бежать?

– Ваша светлость, его сиятельство ожидает вас с её превосходительством у себя в кабинете…

Кити, не дослушав управляющего, несётся по длинному коридору к кабинету.

Кити, забыв постучать из-за переполнявшего её волнения, распахивает двери кабинета.

– Отец! Добрый день, графиня, я так рада… – выпаливает Кити.

Потом, на секунду замерев, Кити улавливает не свойственный кабинету отца запах. Резкий и едкий запах.

– Лимон?! – удивленно произнесла Кити.

Мари от неожиданности такого появления и своего долгого напряжения проливает чай на свой траур. Но, тут же соскочив со стула, раскрывает объятия Кити.

– Моё прелестное дитя, как я рада тебя видеть. Как ты выросла. Mon Dieu! Как же ты похожа на свою мать! Ты красавица!

Мари, не дойдя до Кити, с распахнутыми объятиями замирает в полушаге от неё.

– А теперь, моя голубка, выйди за двери и войди, как полагается молодой княжне…

Графиня возвращается и садится обратно на своё место.

Князь молча наблюдает за этой сценой. Невозмутимо продолжая пить свой кофе.

Кити, сделав реверанс, выходит за дверь.

Слышен стук.

Князь молчит. Графиня, удивленно посмотрев на него:

– Разве вы не собираетесь пригласить дочь войти?

– Кити не нуждается в приглашении или разрешении войти в мой кабинет.

Кити, приоткрыв дверь, заглядывает, потом входит с сияющей улыбкой на губах.

– Могу я войти, отец? – с деланной робостью и кротостью произнесла Кити. – Я не помешаю?

– Нет! Входи, – почти с раздражением, глядя на графиню, пробубнил князь.

Кити, сделав почтительный реверанс, уже не в силах сдержать улыбку:

– Вы меня звали, papa?

Князь тоже начинает улыбаться, подходит к дочери и нежно обнимет её, целует в лоб.

– Хочу представить тебя графине Валевской, – промолвил князь и подвёл дочь к графине. – Графиня приходилась супругой двоюродному брату твоей матери. Графиня, это моя дочь Кити.

Кити в реверансе перед графиней:

– Добрый день, графиня. Рада с вами познакомиться. Как ваше самочувствие? Не слишком утомились в дороге?

– Кити, графиня у нас не задержится, – отрезал князь.

– Ваша светлость, девочке просто необходимы властная рука и правильные наставления, – со всей серьёзностью и со знанием дела промолвила Мари. – Но не пугайся, дитя, – обратилась она к Кити. – Я не деспот и все прекрасно понимаю.

Князю порядком поднадоели этот визит и графиня. Абсолютно этого не скрывая, князь многозначительно склонился в поклоне.

– Вам есть о чем побеседовать. Прошу меня извинить. Кити проводит вас, графиня, и познакомит с домом. Хорошего дня.

Кити, взяв графиню под руку, сопровождает её к выходу из кабинета отца. Они покидают кабинет в полной тишине. Раздражение и досаду Мари могли бы выдать только плотно сжатые губы.

Как только за женщинами закрылись двери, князь, тяжело хромая, подошёл к окну и с раздражением распахнул его. Князь делает глоток свежего воздуха, и ему становится легче. Положив руку на висок и прикрыв глаза, князь продолжает размеренно дышать.

– Ад! – выдохнул князь.

***

Мари шла в сопровождении Кити по шикарному особняку князя и под беспрерывный щебет двоюродной племянницы размышляла о своём будущем. Оно ей казалось беспросветным и, увы, безрадостным. Место компаньонки при дочери князя было для Мари последним шансом достойно удержаться в этом мире.

Мари непонимающе взглянула на Кити, потому как та легонько коснулась руки Мари.

– Что с вами, графиня? – поинтересовалась Кити. – Вам нехорошо?

– Все в порядке, милая. Все хорошо, – поспешила успокоить её Мари.

– А что тут? – Мари прошла к массивным резным дверям и дернула за вырезанные из благородного дерева головы львов. Но двери оказались заперты.

Тут же рядом с Мари возник управляющий.

– Ваша светлость, ваши комнаты выше. Позвольте, я провожу на второй этаж, прошу.

Мари в недоумении уставилась на управляющего и уж было собралась отчитать его и напомнить «выскочке» его место, но ситуацию сгладила Кити. Она подошла к Мари и, взяв её под руку, ласково улыбнулась.

– Спасибо, Гордей. Я сама проведу графиню в её покои. Ты можешь быть свободен.

Гордей, склонившись в почтительном поклоне, поспешил удалиться. А Кити и Мари продолжили свой путь к покоям графини. Им предстояло преодолеть широкую парадную лестницу. И Мари, помня о своём образе, приостановилась на четвёртой ступени непростого подъёма.

– Прошу тебя не шустрить, моя пташка, – тяжело выдыхая, взмолилась Мари.

– О, конечно, графиня. Извините, – пропела Кити.

Кити в ожидании, когда графиня восстановит дыхание, присела на ступень лестницы и с интересом посмотрела на графиню.

– Графиня?

– Да, дорогая?

– Я хотела бы спросить вас о моей маме… – робко начала Кити.

– Во-первых, не гоже сидеть на холодном мраморе, – отчитала её Мари, но тут же смягчилась и продолжила: – Моя милая Кити, твоя мать была небывалой красоты женщина. – Мари вновь стала подниматься к своей комнате.

Кити быстро последовала за ней.

– Вообще, Валевские не были обижены природой. Высокий лоб, скулы, эти твои ямочки… бесподобно! – продолжала графиня. – Твой дядя, мой покойный супруг, прекрасно играл на фортепиано. Ты играешь?

– Довольно неплохо.

– А должна, девочка моя, – превосходно! Французский?

– Я говорю…

– Должна мечтать на этом языке, что ты читаешь? Что из последнего?

– Я люблю Шекспира… и…

– Прекрасно! Прочти мне что-нибудь. Сейчас. – Графиня стукнула повелительно своей тростью о пол и остановилась.

Кити, вздрогнув от неожиданности, быстро начала чеканить текст:

 
У сердца с глазом – тайный договор:
Они друг другу облегчают муки,
Когда тебя напрасно ищет взор
И сердце задыхается в разлуке.
 
 
Твоим изображеньем зоркий глаз
Дает и сердцу любоваться вволю.
А сердце глазу в свой урочный час
Мечты любовной уступает долю…
Мечты любовной уступает долю…
 

Вдруг Кити залилась краской и лихорадочно начала дышать.

– Мечты любовной уступает долю, – вновь повторила Кити, пытаясь отыскать в памяти нужное слово.

На неё с совершенным спокойствием смотрит Мари. Она склонила голову набок в ожидании продолжения.

Кити в неподдельной панике, совсем уж расстроившись, крепко зажмурила глаза.

– Ах, как же там?!

«Может, это ей поможет и она станет невидимкой», – подумалось Мари.

Мари с полуулыбкой на губах, такой же мягкой, как и её голос, озвучивает продолжение сонета:

 
…Так в помыслах моих иль во плоти
Ты предо мной в мгновение любое.
Не дальше мысли можешь ты уйти.
Я неразлучен с ней, она – с тобою.
 

Произнося это, Мари провела рукой по розовой щеке Кити и заглянула в распахнутые глаза девушки.

– Мой взор тебя рисует и во сне… – Мари прервалась на этом моменте и выжидающе взглянула на Кити.

…И будит сердце, спящее во мне, – чуть слышно подхватила Кити и расплылась в улыбке.

Ну, вот и чудесно, прелестное дитя. Мы, кажется, пришли?

– О, да! Вот ваша комната.

Кити распахивает двери перед графиней. Мари медленно проходит вглубь своих временных покоев. Её взору предстаёт широкое окно с тяжёлыми темно-зелёными портьерами. Того же цвета покрывало на широкой и бесконечной кровати. Мари уже предвкушала падение в мягкую перину. Потом её вниманием завладела деревянная ванна, более похожая на вместительную овальную бочку. У Мари вид этой ванны почти вызвал стон, так ей желалось поскорее оказаться в ней. Мари так и представляла клубы пара от горячей воды над этой желанной бочкой.

Из приятных мечтаний Мари вывел вопрос Кити:

– Вам будет здесь удобно, графиня? Вас всё устраивает?

– Я так устала, милая, что насыпь мне гороха без перины, я его не почувствую.

Кити рассмеялась, скорее из вежливости, чем над шуткой, и Мари это подметила.

– Ну вот, как ты думаешь, получилось у меня хоть на секунду сомкнуть глаза?! – продолжила Мари.

– Нет!

– Ты совершенно права! Эта женщина с усами храпела на весь дилижанс, а бедный юноша пытался избавиться от перьев на её шляпке. Ужасно безвкусно! Ты любишь перья?

– Нет!

– Молодец, я тоже! – Говоря это, Мари сняла с головы шляпку, сплошь утыканную перьями всевозможных цветов и отливов.

Кити с весёлым удивлением это оценила и, опомнившись, направилась к выходу из комнаты.

– Вы утомились в дороге, не буду вам мешать, графиня. Отдыхайте. Увидимся за ужином.

Мари приостановила её и заглянула в прелестное личико Кити.

– Благодарю, дитя моё. Мне жаль, что твоя мать не видит, каким прекрасным ангелом ты стала. – Сказав это, Мари поцеловала Кити в лоб.

– До вечера.

Кити провела ладошкой по щеке, оставив мокрый след от слезы, и улыбнулась.

– Спасибо вам. Вы не представляете, как дороги для меня ваши слова. Доброго отдыха.

Кити с тихой грустью покинула спальню графини.

Мари ещё какое-то время постояла в задумчивости, глядя на закрытую дверь, понимая одно – девочке действительно нужны помощь и поддержка взрослой и рассудительной женщины. Конечно, молодая особа отчаянно нуждалась в заботе и опеке матери, ведь ей предстоит столько узнать и пройти, испытать и понять этой малышке. Она, просто необходима Кити, как и Кити, возможно, необходима ей.

Пристроив свою трость в угол комнаты, и сняв с носа пенсне, свободной рукой она потёрла переносицу и наморщилась. Женщина вытащив из рукава белый кружевной платок, промокнула глаза. Рядом с окном она заметила свой багаж, чему очень обрадовалась. Видимо, князь не намерен её выставить сегодня же.

Мари достала из саквояжа листы бумаги и письменные принадлежности.

Подойдя к небольшому бюро в другом конце комнаты, разгладила лист, затем заострила перо, и открыв небольшую баночку с чернилами, обмакнула острый кончик пера в черноту. Немного подумав, она размяла пальцами затёкшую шею и принялась писать, старательно выводя буквы на белом листе.

«Здравствуй, моя любовь. Спешу сообщить, что я благополучно добралась, но уже ужасно скучаю…»

Солнце уже начало пригревать по-весеннему, и толстому мохнатому псу по кличке Герцог становилось совсем невмоготу. Сидя у своей будки на заднем дворе, перед входом в кухню, Герцог лениво наблюдал, как к нему приближался управляющий Гордей.

Гордей важно шествовал, неся высоко и величественно поднос с остатками завтрака господ. Увидев своего любимца, Гордей расплылся в ласковой улыбке и кинул псу с подноса остатки бекона.

– Хороший мальчик. Мой. Красавец.

Гордей потрепал Герцога за ухо, тот даже не взглянул в сторону упавшего бекона.

В дверях кухни появилась женщина. Она для начала громко фыркнула на создавшуюся идиллию и выплеснула воду из кастрюли, предварительно крутанув её пару раз.

– Да что же это такое?! – всплеснула руками женщина. – Однажды этот пёс не сможет выйти из собственной будки. Сколько я просила, говорила – все без толку! Он скоро тебя слопает!

– Вы вообще не вправе делать мне подобные замечания, Неёла Ануфриевна, – не прекращая своего занятия, заявил Гордей.

Герцогу поднадоели ласки управляющего. Он широко зевнул во всю свою собачью пасть, развернулся к Гордею задом и скрылся в будке. Еле протиснув в неё свой откормленный собачий зад.

Гордей в полном восторге поднялся и передал поднос кухарке, Неёле Ануфриевной

– Ну, расскажи, что там за птица появилась? – полюбопытствовала та.

– Мне нужно немного свежего воздуха. От удушливого запаха лимонов мне живот сводит.

Управляющий демонстративно вдохнул и выдохнул, приложив средний палец к виску. На этот жест кухарка закатила глаза и, ещё раз фыркнув, зашла в кухню. Гордей, не последовав за ней, еще раз глубоко вдохнул.

В кухне, как всегда, витали всевозможные аппетитные и приятные запахи и было тепло и даже душно. Кухарка сразу же принялась за работу. На широком деревянном столе была рассыпана мука, и на краю стола лежали пару кусков заготовленного теста.

Неёла Ануфриевна взяла один сдобный шмат и принялась, всем телом налегая, мять его.

В противоположном конце кухни сидела большеглазая худая девушка. Вытирая проступивший пот со лба, она тяжело вздыхала, но продолжала усердно очищать картофель от кожуры. Трудность ей создавало то, что её огромный живот, восьмого месяца беременности, не позволял склониться ниже над ведром с очистками, да и вообще очень контрастировал на фоне её бледной худобы. Но девушка была красивой. С длинной блестящей косой и чёрными как смоль ресницами. Огромные глаза то и дело закрывались сами собой от желания сна, и порой казалось, что она моргает вне времени. Редко такие красавицы попадались в числе служанок или крепостных.

Кухарка, взглянув на девушку, одним кивком поинтересовалась:

«Как ты?»

Девушка вымученно улыбнулась в ответ и одними губами произнесла беззвучно:

«Все хорошо».

Кухарка погрозила ей пальцем, но тут же улыбнулась. Улыбка сошла с её лица, как только в кухню вошёл управляющий.

– И речи быть не может, что его светлость будет терпеть эту… бедную родственницу. Безусловно, молодой княжне требуется, так сказать, женское участие… Но не думаю, что эта особа будет присматривать за княжной Кити!

– Не вам судить, уважаемый! – тут же вступилась кухарка. – Эта семья столько претерпела! А нашей Кити действительно нужна хорошая наставница. Князь не в состоянии дать девочке то, что полагается знать молодой девушке на выданье. Моя крошка, если бы княгиня дожила до этого момента… Что ни говори, а все должно быть по уму! – Кухарка с удвоенной силой стала мять тесто. – А то прибегает ко мне на днях и говорит мне: «Няня, ты не знаешь, как вальс танцуют?!» Вы представляете! И начинает рассуждать, кто кого в этом вальсе зажимает и кружит… Я ей говорю: «Мне почем знать такие штуки, да и не к чему мне оно вовсе».

– Неужто же ты о вальсе не слышала? Ну действительно, о чём это я? А главное, с кем? – Управляющий своим излюбленным жестом даёт понять, что кругом невежи. Приложив указательный палец к виску, он разворачивается спиной к женщинам и, стуча каблуками, уходит с кухни.

Кухарка и девушка – Настасья – смотрят ему вслед и вдруг начинают безудержно хохотать в голос.

– Вот павлин! – сквозь смех визжит кухарка. – Ощипал бы кто?!

Настасья, держась за свой огромный живот, вытирает проступившие от смеха слёзы, тщетно пытаясь себя успокоить.

В это безудержное веселье входит мужчина. Он сильно хромает на правую ногу. В руке он сжимает букет из лопухов. Он проходит к столу и, усевшись на скамью, раскладывает рядом лопухи.

Служанка Настасья, с небывалой скоростью для обременённой женщины, подскакивает к нему.

– Давай я все сделаю, – опустившись на колени рядом с мужчиной.

– Да куда ты?! – пытаясь увернуться от её рук, проворчал конюх.

– Я знаю, как правильно. Я сделаю, а то потом опять ходить не сможешь вовсе.

Конюх на это кивнул.

– Спасибо, Настя.

Настасья собрала в охапку лопухи и кинула их в глубокую миску.

– Неёла Ануфриевна, окати кипятком. Помоги.

Тут в кухню белоснежным вихрем кружев влетает юная княжна. Щеки Кити горят, на губах переливается радостная улыбка.

Кухарка так и застыла с ковшом кипятка.

– Ну, моя егоза! Как твой день? Сказывай поскорей, что за птица эта графиня? Строгая больно, говорят?

Кухарка опустошила ковш и присела за стол. Одним движением она смахнула муку с края стола и передником расчистила место на скамье рядом с собой. Кити тут же, не глядя, присела рядом с кухаркой, взяв ее тёплые руки в свои.

– Я бы не сказала так, няня. Она знала маму. Говорит, я похожа на неё и мама была очень красивая и веселая.

Кити заглянула в глаза женщине, которая её вынянчила и вырастила.

Кухарка поджала губы и бросила мимолетный взгляд на конюха. Тот спокойно и сосредоточенно наблюдал за действиями Настасьи, которая уже расправляла бантик на перевязанном колене конюха.

Всё же конюх поднял глаза в последний момент, и они зацепились с кухаркой взглядом. Этот безмолвный взгляд подтвердил обоим, что они всё помнят. И эти воспоминания объединяют двух совершенно различных людей в общей тайне прошедшего.

– Ну, ступай.

Кухарка ласково похлопала ладошку своей любимицы.

– Нечего тебе тут. А то барыня, не приведи господь, узнает, что ты с дворовыми обшиваешься. Побегай, моя радость. Иди.

Кити поцеловала кухарку в морщинистую щёку и, послав воздушный поцелуй конюху, покидает кухню.

Кухарка проводила Кити взглядом до выхода.

– Веселая княгинюшка наша была…

Конюх в глубокой задумчивости покачал головой. Так и не дав вразумительный ответ на высказывание кухарки в адрес прежней княгини.

Мысли унесли его далеко. В ту ночь не было дождя, был май и было невыносимо жарко… И невозможно было сделать вдох из-за едкого дыма. Очень ярко запечатлелось в памяти конюха бешеное полыхание портьер и картин. Он никогда не видел такой красоты. И трогательное личико маленькой Кити, спящей на его руках, тоже было красиво. Какой-то иной красотой.

Он хорошо запомнил даже эти странные мысли… Он многое помнил. И помнил её… Элен. Он хотел войти к ней в комнату, хотел закричать, но прошёл мимо. Долго он спрашивал сам себя, что же помешало ему? Трусость или что-то ещё?.. Но он этого не сделал. И он помнил об этом.

Смотря вдаль из окна своего кабинета, ещё один мужчина поместья пытался ответить себе на многочисленные вопросы, касательные той страшной ночи.

Князь Влад Ольденбургский вернулся с войны на следующий день после пожара – прямиком из одного ада в другой.

Первым порывом князя было снова попасть на поле боя, обратно на войну. Двухлетняя дочь остановила его. Князь увидел свою маленького ребёнка на коленях у кухарки, и её взгляд поразил его. Ярко-голубые глаза малышки смотрели на него с таким пониманием и с полной осознанностью происходящего.

– Ты не оставишь меня, как мама?

Серьезно спросила Кити, уже готовясь остаться одной в этом мире.

– Ни за что на свете.

Улыбка его дочери в этот момент осветила всю его жизнь. Влад понял, что если не это смысл его существования, то тогда существование само по себе никчемно и ненужно.

Влад и сейчас улыбался, вспоминая этот кошмар, благодаря своей дочери. Кити была для него всем! И так будет всегда.

Раздумья и воспоминания князя прервал стук в дверь. Влад сразу понял, кого ему сейчас предстоит лицезреть.

– Входи, Щербатский!

Влад сразу направился пожать руку давнему другу.

В кабинет вошёл истинный герой по обличию своему. Князь Щербатский имел разницу в возрасте со старшим другом в десять лет. Но это абсолютно не мешало ему при каждом удобном случае подтрунивать и изводить Влада ребяческими выходками. Но Щербатский был умён и дальновиден. Оказавшись в гуще событий русско-турецкой войны, он быстро смекнул, что именно Влад Ольденбургский способен достойно оказаться в списках выживших в этой неразберихе. Так оно и случилось.