Глава 2

Даже без грима Сол очень походил на своего сценического персонажа: бледное лицо, тени под глазами, покрасневший кончик носа и копна бесцветных взъерошенных волос на макушке. Но, несмотря на меланхоличный вид, директор цирка был человеком энергичным, деятельным и решительным. Казалось, ничто не может выбить почву у него из-под ног или заставить его потерять самообладание. У Сола всегда был план. И план Б на случай, если первый план не сработает.

Сол спокойно выслушал просьбу Фьора пройтись по городу.

– Странно. Ты же обычно никогда не выходишь. И даже на самых первых порах не просил! Что, кстати, в свое время тоже казалось мне странным. Все новенькие только и делают, что рвутся выйти в каждом городе, где мы останавливаемся, – проверить, не здесь ли их новое место. Но не ты.

Сол уставился на Фьора выжидательным взглядом. Фаерщик сделал вид, будто не расслышал незаданный вопрос. Директор был прав, все новенькие проходили через стадию, когда каждый населенный пункт, в котором они раскидывали шатер, казался им Тем Самым, где они найдут свое новое место в этой жизни. И было неважно, большой это город или маленький поселок. Лишь бы только вернуться в обычный мир. Они жадно рассматривали городские пейзажи, гуляли по улочкам, вдыхали запах кофеен и бензиновых выхлопов и с жадностью читали все афиши и объявления. Они будто примеряли город на себя, заранее представляя, как будут тут жить. Но цирковое представление заканчивалось, шатер сворачивался, заводились моторы грузовиков, трейлеров и автобусов, и те увозили с собой очередную порцию осколков разбившейся надежды.

Фьор эту стадию благополучно миновал. Главным образом потому, что, когда все рвались вернуться обратно, он, наоборот, только хотел уйти подальше. И хотя с той поры прошло немало времени, Фьор по-прежнему не был готов поделиться, почему он никогда не хотел вернуться обратно, в обычный мир.

– Ну а вот сейчас вдруг почему-то захотелось пройтись, – сказал он, сделав вид, будто услышал вопрос Сола как «почему тебе сейчас захотелось выйти», а не как «почему тебе никогда раньше этого не хотелось». Объяснить точнее он и сам не мог; он до сих пор не был уверен, что непонятно откуда явившийся таинственный зов – это не плод его воображения.

– Что ж, иди, раз хочется, – спокойно сказал Сол, отвернулся к зеркалу и продолжил накладывать грим, поглядывая на отражение фаерщика. – Представление только вечером, подготовиться еще успеешь. Только осторожно. Помни о правилах.

– Помню, – кивнул Фьор. Подошел к двери трейлера, остановился и нерешительно обернулся. – А это может быть он?

– Уход? – сразу понял Сол. – Вряд ли. Уход обычно происходит только на арене, во время представления.

– Но всегда может быть первый раз, верно? – заметил Фьор.

Сол отложил губку с белым гримом и внимательно взглянул на фаерщика.

– Я даже не пойму, хочешь ты этого – или, наоборот, боишься?

Фьор лишь молча пожал плечами и вышел.

* * *

Две Ольги, шатенка и блондинка, стояли у входа в школу. Некоронованные королевы класса выглядели так, словно сумели перенести фотофильтры из телефонных приложений в реальную жизнь: безупречная кожа, идеальные ресницы, аккуратные локоны и выразительные взгляды. При виде Кристины с братом тщательно накрашенные рты растянулись в ехидных улыбках.

– О, гляньте, сегодня она с Форрестом за ручку! Опять будешь своему братцу-придурку шнурки после физры развязывать?

Буквально волоча Кирюшу за руку, Кристина молча прошла мимо, из последних сил заставляя себя не реагировать. Стоит только начать, и две «глянцевые» Ольги с точностью акул, почуявших кровь, поймут, что нащупали больное место. И станут жалить в него со стремительностью гадюк, на которых так походили своими повадками.

– Кого они назвали Форрестом? – спросил Кирюша, послушно стоя, пока Кристина расстегивала ему пиджак в раздевалке. Зачем, спрашивается, покупать ему одежду на пуговицах, если он не умеет их застегивать и расстегивать? – Меня? Они сказали, что ты держишь Форреста за ручку. Значит, меня. А почему они меня так назвали? Они не знают, что меня зовут Кирилл?

– Знают, – буркнула Кристина.

– Форрест означает «лес» на английском, – продолжил Кирюша. – Красивое имя. Но у меня уже есть имя. Надо им сказать. Почему они назвали меня Форрестом? Потому что я похож на лес?

– Потому что ты идиот! – не выдержала Кристина, рывком сдергивая с него пиджак.

– Я не идиот, – рассудительно возразил Кирюша. – И у меня есть имя – Кирилл. Я умею складывать и вычитать в уме четырехзначные цифры. Я могу рассказать всю таблицу Менделеева. Я знаю столицы всех стран мира…

– Да, да, все это и еще миллион важных ненужных вещей, – сердито отмахнулась Кристина, помогая брату надеть рюкзак.

Кирюша и впрямь знал впечатляющее количество самых разных фактов, от названия звезд в созвездиях до дат всех битв войны с Наполеоном. Но все это меркло на фоне того, что он не умел расстегивать пуговицы, завязывать шнурки и намазывать хлеб маслом, а также был начисто лишен образного мышления, не понимал шуток, не чувствовал границ личного пространства других и не владел даже азами такта. Трехлетний ребенок может в гостях заявить: «У вас суп невкусный», и все вокруг лишь усмехнутся и через минуту забудут. Когда точно так же громко и открыто скажет девятилетний, это вызовет в лучшем случае недоумение, а в худшем – осуждение: вот ведь, совсем ребенка не воспитывают! Но как, спрашивается, воспитывать ребенка, у которого словно отсутствуют какие-то части мозга, отвечающие за поведение в обществе?

– Они назвали меня Форрестом. Но у меня уже есть имя. Почему они называют меня Форрестом? Потому что я похож на лес?

Кристина раздраженно закатила глаза. Еще одна милая особенность ее братца: он будет повторять один и тот же вопрос с монотонностью робота до той поры, пока не получит ответ – или Кристина не будет готова завизжать от раздражения.

– Они назвали тебя Форрестом, потому что ты как Форрест Гамп, – нехотя буркнула она. – Есть такой американский фильм, а Форрест – имя главного героя.

– Я на него похож?

– Ну, типа того.

Кристина не видела фильма, но она посмотрела рекламный трейлер после того, как фальшиво-сердобольная соседка-сплетница назвала Кирюшу Форрестом, и это имя с ее легкой руки намертво к нему прикрепилось. Двух с половиной минут ролика более чем хватило, чтобы понять обидное, но точное сравнение. Фильм рассказывал о человеке, который был почти нормальным. И ключевое слово тут – не «нормальный», а «почти». Именно это обманчиво небольшое «почти» прокладывало огромную пропасть между Форрестом и миром в кино – и между Кирюшей и остальными в реальности.

– Постарайся хоть в этот раз обойтись без связанных шнурков, ладно? – устало попросила Кристина, зная, впрочем, что это бесполезно. Одноклассники считали, что связать между собой шнурки кроссовок и смотреть, как Кирюша беспомощно пытается ходить, не в силах развязать даже простейший узел, – это чудесное развлечение, и оно им никак не надоедало.

Когда Кристина зашла в класс, две Ольги были уже там. Они встретили ее мерзкими ухмылочками. Кристина давно привыкла – и к ухмылкам, и к язвительным насмешкам, и к гадким слухам. И лишь изредка устало удивлялась тому, что взрослые, казалось бы, люди – на пороге совершеннолетия, к лету закончат школу! – по-прежнему занимались такими глупостями! Но… разве можно считать глупостями то, что ранит так сильно? Нет, это настоящий буллинг. Хотя нет, никакой это не буллинг, Кристина терпеть не могла иностранное словечко, которое звучало так умно и солидно – и словно приглаживало и облагораживало уродливую суть, которая таилась под ним. А суть эту составляла самая настоящая травля.

Одноклассники что-то показывали друг другу в телефонах и хихикали. Должно быть, глянцевые гадюки Ольги снова оставили какой-то мерзкий комментарий к ее последнему посту с музыкой. Доставлять им удовольствие и проверять прямо сейчас Кристина не собиралась. Искушение удалить страницу из соцсетей регулярно ее посещало, но она терпела. Сделать так означало признать поражение, а этого Кристина допускать точно не собиралась. За первым поражением последуют другие – до тех пор, пока она не будет разгромлена наголову. Именно поэтому она продолжала поддерживать эту несчастную страницу, хотя давно не получала никакого удовольствия от новых постов. Бесит!

Когда разгорелся конфликт? Из-за чего? Сколько Кристина над этим ни думала, она так и не находила ответа. Пожалуй, ничего конкретного и не произошло, просто в школьном коллективе по определению должна быть королева и должны быть те, кто будет предметом для ее издевательств. В какой-то момент Ольги заняли нишу первых, а Кристине выпал удел вторых.

Вероятно, она могла бы примкнуть к свите «королев», но восхищенно на них смотреть и во всем им поддакивать в свое время показалось ей слишком высокой ценой за спокойствие.

С той поры Кристина не раз жалела о принятом решении. Став объектом злых насмешек Ольг, она автоматически осталась в одиночестве; никто не хотел оказаться рядом с жертвой, чтобы самому ненароком не стать преследуемым.

Кроме Кристины, в классе было еще несколько человек, кого Ольги сделали мишенями для насмешек. Но хотя, казалось бы, всем им следовало объединиться по принципу «враг моего врага – мой друг», этого не произошло. Да и сама Кристина не хотела иметь ничего общего с этими неудачниками. Она выработала для себя другую философию: если мир не хочет тебя принимать, ты делаешь вид, что на самом деле это ты не хочешь принимать мир. И если играешь такую роль достаточно долго, то и сама начинаешь в нее верить.

Кристина сказала себе, что ей нет дела до равнодушия одноклассников, игнорировала злые насмешки, отвечала резкостью и грубостью на особенно сильные выпады.

Она так старательно притворялась, так вживалась в роль, так следила за тем, чтобы не проявить своих настоящих чувств, что постепенно все одноклассники стали ее сторониться и считать, что она действительно такая: резкая, угрюмая и колючая. Кристину это вполне устраивало, и менять свое поведение – во всяком случае, до тех пор, пока она в этом коллективе, – она не собиралась. Она продолжала делать вид, будто ей искренне плевать и на насмешки Ольг, и на мнение о ней других одноклассников, и на свое одиночество, ведь стоит только раз показать, что тебе больно, что тебя задели, – и в это место будут бить с удвоенной силой. А если не обращать внимания, то раньше или позже злым языкам надоест ее преследовать.

Правда, в ее конкретном случае это явно будет «позже», чем «раньше», так как Ольги, несмотря на все показное равнодушие Кристины, не унимались. Казалось, их злобу постоянно что-то питало, был какой-то раздражающий фактор, который не давал им успокоиться. Но какой? Кристина могла бы понять, будь она из богатой семьи. Или красавицей. Или круглой отличницей. Или она встречалась бы с Филом из 11 «А»: он держался с апломбом кинозвезды, и на него с интересом поглядывали все старшеклассницы, в том числе и обе Ольги. Но ничего из этого к ней не относилось.

Оставалось только набраться терпения и дождаться окончания школы. Тогда начнется нормальная, взрослая жизнь, и глупые злые игры останутся в прошлом. Кристина была к этому более чем готова. Жаль, что нельзя выпуститься уже в этом году. Она бы с радостью оставила позади гадюшник под названием «школа». И родителей с Кирюшей – без сожалений! И весь этот убогий серый городишко, где ничего никогда не случалось и где все были обречены на бессмысленное, унылое существование. Кристина никогда не чувствовала, что здесь ее дом, ей всегда казалось, что ей уготована другая жизнь. Более яркая, более насыщенная и более значимая. Что за жизнь? Этого она не знала. Но точно знала, что она будет не здесь.

Мысль о том, что, возможно, никакой другой, лучшей жизни там, в будущем, для нее нет, Кристина старательно гнала от себя. Потому что если ее нет и ее судьба – навсегда остаться здесь, то лучше такую жизнь и не проживать вовсе.

* * *

В пустой раздевалке смирно сидел Кирюша. Он уже давно не пытался куда-то ковылять в связанных между собой кедах и уж тем более не пытался распутать шнурки самостоятельно.

Устало вздохнув, Кристина присела перед ним на корточки и развязала узлы. Они даже не были тугими! Совсем простые! Только потянуть за шнурок – и он сам развяжется! Но Кирюша не мог сделать даже этого…

Как же бесит! Так хотелось дать ему подзатыльник и в сердцах выплюнуть: «Ты совсем идиот? Ну вот же, просто потянуть за шнурок, и все! Тут и куриных мозгов хватит!» Но Кристина знала, что это бессмысленно. В прошлом она уже не раз так делала, но ничего не менялось: Кирюша не начинал развязывать шнурки, а ей самой если и становилось легче оттого, что она выплеснула раздражение, то только на миг. Кристина почти сразу же понимала, что, как это ни трудно принять обычному человеку, Кирюша и впрямь не может справиться со шнурками. А значит, зря она на него срывалась. Последняя мысль неизменно вызывала укол вины, и это ужасно раздражало. Кристине вообще казалось, что она постоянно сердится на все и вся, и мир вокруг словно задался целью как можно сильнее вывести ее из себя. И это тоже бесило.

Рывком поставив брата на ноги, Кристина помогла ему надеть рюкзак и грубовато толкнула в спину:

– Всё? Или сегодня еще будут проблемы?

– Я не могу наверняка знать, что будет дальше, – рассудительно ответил Кирюша.

Кристина закатила глаза. Это свойство воспринимать все вопросы предельно буквально делало любую беседу с братом тем еще испытанием!

Перемена уже заканчивалась, и Кристина поспешила в класс, на ходу проверяя свою страничку. Так и есть, очередная порция гадостей от анонимов. Кристина быстро удалила комментарии, прекрасно зная, что скоро появятся новые. У этих гадюк даже не хватало храбрости писать под своими именами! Порой она испытывала искушение оставить пару мерзких слов под их постами, но каждый раз удерживалась, не желая опускаться до их уровня… и давать очередной повод для злословия. Хотя отсутствие повода их никогда не останавливало.

Не удержавшись от искушения, Кристина заглянула на страницу Фила и привычно заколебалась, увидев новый пост. Очень хотелось поставить лайк, но она знала, что, с одной стороны, если это заметят Ольги, – а они заметят! – то у них появится новый повод для жалящих насмешек. С другой стороны, если она не поставит ни одного лайка, то как иначе сможет дать понять Филу, что он ей интересен? Да, понятно, что он нравится всем девочкам школы и шансы у нее, мягко говоря, невысоки, но все же…

Как обычно, в этой борьбе победило соображение собственного спокойствия. Кристина на ходу свернула страницу – и на кого-то налетела.

– Эй, осторожнее! – автоматически огрызнулась она. Да что это такое? Хотя в классе она и чувствует себя изгоем, она же не невидимка, чтобы так на нее налетать!

– Извини, – послышалось в ответ.

Кристина подняла голову и будто проглотила язык: перед ней стоял Фил. Как говорится, нарочно не придумаешь.

– Симпатичный кулон, – добавил объект мечтаний всех старшеклассниц, слегка прикоснулся кончиком пальца к подвеске на чокере – и спокойно пошел дальше.

Кристина стояла на месте, глядя ему вслед, и думала, что ведет себя точь-в-точь так, как влюбленные дурочки глупых романтических комедий, которые она так презирала. Жалко и смехотворно!

Встряхнув головой, Кристина заторопилась на урок. Но перед тем как войти в класс, она все же снова открыла страницу Фила – и впервые поставила лайк к его посту.

* * *

Городок с вызывающим ухмылку названием Верходновск походил на лабиринт, живущий самостоятельной жизнью, и эта жизнь словно задалась целью не дать Фьору достигнуть своей, а именно – найти источник зова и покончить уже с этим тревожным ощущением, которое неприятной вибрацией отдавалось в нижней части позвоночника.