– Навяливала, а ты и рад накладать.

«Набуткаться», как выяснилось, значит «наесться или напиться досыта». «Навидеть» – это «любить». Думаю, от этого «навидеть» образовалось «ненавидеть». А может, наоборот? Это надо выяснить. Что же получается? Тогда должно быть слово «нависть», то есть «любовь»? Как много ещё нужно исследовать! «Навяливать» – совсем не вялить что-то, а «настойчиво предлагать». «Обабок» – местное название белого гриба. Попутно узнали, что шампиньоны здесь зовутся «назёмниками». И совсем просто с «накладать» – «класть, накладывать». Похоже, скорее, на просторечие.

Времени мы потратили много, а толку получили каплю. Наверное, поэтому мы так устали. Когда работа идёт споро, силы сами откуда-то берутся. А когда вот так, как вчера, вся энергия улетучивается, и чувствуешь себя к вечеру просто ветошью. Даже наша Катерина выглядела бледной и сразу, как приехали, ушла спать. И ужинать не стала.

Сегодня, уже традиционно, встали рано. Нам дали другого проводника, который представился Мефодичем, с другой лошадью. Наша хозяйка почему-то назвала её «берёзовой». Мне это слово никак не давало покоя, и в дороге я поинтересовался у проводника, что она имела в виду. Мефодича мой вопрос позабавил, но он объяснил, что это масть у лошади такая. По внешнему виду так называется.

Ехали мы снова через лес, часа три или немного больше. Сначала по направлению к Ути, но немного, с километр, не доезжая, отклонились в сторону. Пару раз останавливались. Во время одной из остановок куда-то подевался, а потом нашёлся Дёма. Вернее, он отошёл за кусты по естественной надобности, а сам, по его же словам, решил осмотреть какие-то необычные растения, после чего углубился в лес дальше, чем планировал. Он же у нас специалист во всём. И лингвист, и натуралист, и ещё много кто. Мы минут десять его окликали, пока он не появился. Пришёл Дёма совсем не с той сторону, в которую уходил. Всю дальнейшую дорогу он был молчалив, думал о чём-то своём, на вопросы иной раз отвечал после заминки, как будто не сразу соображал, чего от него хотят. Потом вдруг вытащил из одного кармана тетрадочку, из другого – карандаш и начал что-то быстро рисовать. Очередная загадка нашей экспедиции. А может, он просто влюбился? Или стихи сочинял?

Деревня, в которую мы прибыли, имеет смешное название Комары. Домов в ней много. По сравнению с Огнями. И жители радушные. Встретили нас словно дорогих гостей. Председатель сельсовета лично вышел нам навстречу, предложил пообедать. Накормили нас прямо в сельсовете. Председатель и его жена (просто «кровь с молоком», весёлая) расспрашивали про Ленинград, про то, как организуют такие экспедиции, трудно ли нам, городским, в их деревенских условиях, да и просто о жизни. Они же рассказали нам местную легенду. Или, пожалуй, притчу. Алтайцы, как, впрочем, и другие народы, всегда были склонны одушевлять явления природы. О реках я уже писал, а теперь запишу короткую, но очень мудрую историю.

Жил когда-то в тайге один охотник. Он надолго уходил в чащу леса. И вот однажды зашёл он так далеко, что не успел к ночи вернуться домой. Он очень устал и чтобы отдохнуть и выспаться нашёл старый кедр, такой старый, что хвоя, годами осыпавшаяся с его кроны, образовала у его ствола мягкую подушку. Охотник прилёг на эту подушку и быстро уснул. Проснулся он оттого, что услышал чей-то тихий разговор. Он прислушался и вот что услышал. Старый кедр жаловался молодому, что очень устал и не может больше стоять. Молодой кедр спросил удивлённо, почему же тогда он не падает, ведь пришла пора, и вчера он точно так же жаловался на усталость. На что старый кедр ответил, что упал бы ещё вчера, да под ним прилёг изнурённый человек. Услышав это, охотник встал, благодарно обнял ствол старого кедра и отошёл в сторону. Старый кедр вздохнул с облегчением и упал на землю.

Мне кажется, что это о том, как внимательно и бережно следует относиться ко всему, что тебя окружает. И быть благодарным за любую малость, за доброту. Впрочем, кто-то может усмотреть здесь иные смыслы.

Уезжали мы в прекрасном настроении. Завтра снова поедем в Комары, так как здесь оказалось много не просто старожилов, но и выходцев из разных губерний России со своими языковыми особенностями. Интересно, что они, почему-то никак не ассимилируют друг друга. Для обозначения одних и тех же предметов в одном дворе употребляют одни слова, в другом – другие, но при этом все всё понимают. Очень интересный феномен.

А ещё в этой местности, говорят, до сих пор живут шаманы. Вот бы увидеть хоть одного за «работой». Когда я на обратном пути спросил у Мефодича, не знает ли он какого-нибудь шамана, тот строго на меня посмотрел и сказал, что всё это антинаучные бабьи сказки. А потом разразился речью на тему «опиума для народа». Вот уж точно «умом Россию не понять»: Мефодич, у которого едва ли найдётся за душой два класса какой-нибудь церковно-приходской школы, рассуждает об антинаучной сущности шаманизма, да ещё в выражениях какого-нибудь лектора научпросвета. А может, он, и правда, лектора слушал? Приезжают же к ним с лекциями. Хотя бы из Бийского музея. Но удивила меня не только речь Мефодича – во время нашего разговора рядом сидел Дёма, и у меня создалось впечатление, что он мог бы привести доказательства обратного. Что-то мне подсказывает, что о шаманах он знает больше нашего проводника, и что неспроста он сегодня пропадал в лесу. Впрочем, пока это только мои домыслы.

Всё. Заканчиваю отчёт. Меня ждёт «девушка-эхо», чтобы вместе полюбоваться закатом. И я обязательно пойду, несмотря на тяжесть в голове и слипающиеся глаза.

* * *

1975

Азим Булатович не мог пропустить такое ответственное мероприятие, как первое родительское собрание в школе. Нет, жене он полностью доверял, но хотел лично ознакомиться с обстановкой в классе, приглядеться к учительнице и ещё… Он и сам не знал, что ещё. Просто Абдулов сильно любил своего сына и хотел полноценно участвовать в его жизни, иметь чёткое представление о новых условиях, в которых оказался его малыш. А поскольку выводы он привык делать только на основе собственных наблюдений, то и на собрание отправился сам.

Первая, кого увидел Абдулов, войдя в класс, была Екатерина Владимировна Яскевич. «Значит её внук учится вместе с Наилем. Так-так…», – нельзя сказать, что открытие его обрадовало. С этой дамой Азим Булатович был знаком когда-то, очень давно, во времена своего почти забытого детства. Поначалу тётя Катя Азиму очень понравилась. Тёте на тот момент было двадцать два года, но десятилетнему мальчику она казалась зрелой женщиной, тем более, что за плечами у неё уже был почти законченный университет. Сначала его поразила красота этой приезжей. Сама Яскевич красавицей себя не считала. Она признавала некоторое своё сходство со знаменитой актрисой Марией Стрелковой, но не более того. Азим, который просмотрел фильм «Весёлые ребята» раз пятнадцать, это сходство тоже заметил, о чём с детской непосредственностью не преминул сообщить Яскевич, чем вогнал её в краску. Она с позиции своих лет, высокой образованности и комсомольской «праведности», по возможности деликатно, постаралась объяснить мальчику, что его заявление бестактно. Почему сравнение с киноактрисой показалось ей бестактностью, объяснить Екатерина не могла. Вероятно, её смутил откровенно восхищённый взгляд «маленького нахала». Тем не менее, они тут же разговорились. Сначала о кино, потом о литературе и, наконец, о математике, в которой Азим разбирался не в пример лучше «взрослой тёти». Но тётя в своё время училась в школе так же отлично, как и в университете, и школьную программу по математике забыть ещё не успела, поэтому могла поддержать беседу с четвероклассником. Их дружба длилась целую неделю, а потом произошёл ряд событий, вспоминать о которых Азим Булатович не любил. То, чему он оказался свидетелем, было неправильно, с его точки зрения, опасно и ничего хорошего, как показала жизнь, участникам не принесло.

Вторая встреча с Яскевич случилась спустя тридцать лет в Ленинграде. Это был самый счастливый период в жизни Азима Булатовича. Сразу три знаменательных события привели его в состояние, близкое к эйфории: успешная защита докторской диссертации, получение отдельной квартиры в центре города, что казалось невероятным подарком судьбы, и женитьба на очаровательной восемнадцатилетней пианистке. На третий день после переезда на новое место жительства на лестничной площадке этажом ниже он случайно наткнулся на сцену семейного прощания. Сначала он услышал: «Мамочка, не волнуйся. Всё будет хорошо. Как долетим, сразу телеграфируем». А потом увидел двух молодых людей с рюкзаками, сбегающих по лестнице, и пожилую женщину в дверях квартиры, которая с тревогой смотрела им вслед. Лицо женщины показалось Абдулову знакомым, но он не стал задумываться над этим – дома его ждала молодая жена. Через пару недель Азим Булатович обнаружил в почтовом ящике письмо, адресованное некто Е.В.Яскевич. «Почтальон, наверное, ошибся», – подумал он и решил не бросать послание в нужный ящик, а передать его лично, тем более, что, разбирая свою корреспонденцию, он успел подняться на два лестничных пролёта и находился как раз у нужной квартиры. Он потянулся к звонку, но отдёрнул руку. Звонить почему-то не хотелось. В памяти промелькнуло что-то, Абдулов не успел понять, что. «Что за глупости», – подумал он и нажал на звонок. Когда дверь открылась, Азим Булатович Абдулов, доктор наук, профессор, ощутил себя десятилетним любителем математики Азимкой. Перед ним стояла юная Мария Стрелкова. Вернее Катерина, так похожая на знаменитую актрису.

– Простите, Вам кого? – Яскевич его не узнала. Да и как можно было в этом импозантном взрослом мужчине узнать непрезентабельного, худенького мальчишку, с которым она общалась тридцать лет назад. Разве что глаза были те же, чёрные, глубокие, смотревшие сейчас пристально и удивлённо.

– Екатерина Владимировна, – Азим вдруг вспомнил её отчество, – это Вам. Случайно бросили в наш ящик, – он протянул женщине письмо.

Яскевич взяла письмо.

– Спасибо. А откуда Вы знаете, как меня зовут? Мы с Вами знакомы? – она внимательно посмотрела на Азима.

– Екатерина Владимировна, я Азим. Помните? Бия? Вы взялись доставить меня к дедушке…

– Боже мой! Азим… Как же… Да что я, проходи…проходите! Тебя, Вас не узнать…

– Зовите меня, как тогда, на «ты», пожалуйста, – Абдулов вошёл в квартиру.

– Боже мой! Боже мой! Что ты? Как ты? Добился, чего хотел? – засыпала его вопросами Яскевич, провожая в комнату. – Садись, садись. Сейчас чаю выпьем.

– Спасибо, Екатерина Владимировна… – в комнате света было больше, чем в прихожей, и Азим Булатович разглядел потяжелевшую фигуру, огрубевшие черты и мелкие морщинки на некогда гладком, одухотворённом юностью лице. Только походка Яскевич не изменилась. Ступала она твёрдо, прямо держа спину. «Настоящий комсорг», – подумал Абдулов.

– Зови меня, как тогда, тётей Катей, – предложил «комсорг». – А лучше просто Екатериной. Знаешь, в наши годы возрастные границы сокращаются, – она усмехнулась. – Десяток лет уже не срок.

– Спасибо, Екатерина, – обращение без отчества далось Азиму Булатовичу с трудом. – Десяток лет теперь не срок, конечно. Но чай как-нибудь в другой раз. Мне сейчас домой надо. Я вот только письмо занёс. Я теперь Ваш сосед, видите ли. Так что, думаю, ещё не раз увидимся.

– Как же, как же. Но в двух словах хотя бы. Исполнил ты свои желания? Стал математиком? Впрочем, вижу. Стал, – Екатерина Владимировна оглядела гостя с ног до головы. – Если и не математиком, то руководителем точно.

– Математиком. И руководителем, – Азим улыбнулся. – А Вы? Филолог? Учёный?

– Кабы так… – вздохнула Яскевич. – Я библиотекарь. Правда, грех жаловаться. Заведую библиотекой Крылова. Детской. Дело своё люблю. А наука… Что ж, много воды утекло… А помнишь… Сейчас… – она засуетилась и скрылась где-то в глубине квартиры.

Азим уже решил, было, что «тётя Катя» о нём забыла, и подумал, не уйти ли «по-английски», но тут раздался её голос:

– Азим, иди сюда! Посмотри, что я сохранила.

Азим прошёл в дальнюю комнату. Яскевич стояла у книжного шкафа. В руках у неё было то, чего не должно было быть. То, что ни в коем случае нельзя было привозить в Ленинград, из-за чего уже произошло много неприятного и, видимо, грозило произойти ещё больше. Азим не удержался от восклицания:

– Екатерина! Екатерина Владимировна! Зачем Вы привезли это сюда?! Зачем? Ведь всё это даже в музей нельзя было отправлять. Вы до сих пор не понимаете…

– Я думала… Не я одна, в конце концов. Это память. Просто красивая вещь. И не надо вкладывать в неё смысла больше, чем есть на самом деле.

– Вы… не понимаете… – Абдулов был явно расстроен. От хорошего настроения не осталось и следа.

– Да всё я понимаю. Легенды, страхи… Я бы теперь, может, и вернула всё на место. Да только где это место? Там уж, наверное, и нет ничего. Может, и леса того нет! Была карта, да сплыла.

– И всё же… – Яскевич так взглянула на Азима, что он оборвал свою речь на полуслове. – Пойду я, Екатерина, пора мне. Дело ваше, но, боюсь, мы к этой теме ещё вернёмся.

Виделись соседи не часто, обычно мельком, на лестнице. Здоровались приветливо, но в гости друг к другу не ходили. Оба были слишком заняты на работе, общих интересов почти не имели. К неприятному разговору ни Яскевич, ни Абдулов больше не возвращались, пока через несколько лет случай снова не напомнил о прошлом.

* * *

Азим Булатович пришёл с работы усталый. С утра он принимал зачёты, потом оппонировал на защите кандидатской диссертации, потом проводил заседание кафедры, которое затянулось дольше обычного. «Главное не сорваться», – думал он, открывая входную дверь. Прямо у порога на него наскочил Илька.

– Папа, папа! Смотри, что мне Андрюшка дал! Смотри! – он размахивал каким-то клочком бумаги. – Папа! Это пиратская карта! Мы по ней найдём сокровища!

Азим Булатович был, конечно, рад видеть сына, но сил вникать сейчас в его игры у него не было. Поэтому, приняв вид заинтересованного слушателя, Азим разулся и, погладив сына по голове, пошёл мыть руки. Илька увязался за ним, возбуждённо тараторя:

– Пираты на острове зарыли сокровища, а мы их найдём! Андрюшка дал мне карту, только на минуточку, только на сегодня! Я завтра её должен вернуть, когда мы с мамой пойдём гулять, потому что, если не верну, всё пропадёт, мы ничего тогда не узнаем, а Андрюшка знает, как чтобы не пропало. Он эту карту у бабушки нашёл, представляешь, а бабушка не знала, что это карта пиратская, она сокровища не искала. Если даже искала, то не нашла, она же старая, она в картах не понимает. Зачем ей карта? Андрюшка мне дал перерисовать, а я не умею так, там буквовки непонятные. Я буквовки понятные знаю, а таких не знаю. Ещё начирикано чего-то ещё. А бабушка Андрюшкина тоже не знает, а мы узнаем…

При очередном упоминании Андрюшкиной бабушки Азим Булатович насторожился. Каким бы усталым он ни был, его мозг сумел соединить слова «карта» и «бабушка».

– Покажи-ка мне, пожалуйста, вашу карту. Давай вместе посмотрим. Вдруг я вам помогу.

– На, смотри, только смотри не испорти. Андрюшка сказал надо так отдать, чтобы бабушка не заметила.

– Постой. Так вы что же, без спроса карту взяли?

– Ну я не знаю там… – заюлил Илька. – Андрюшка взял, мне дал…

– Так. Понятно. Посмотрим, – Азим Булатович взял у сына листок. Его опасения оправдались. Он держал в руках фрагмент той самой карты, о которой говорила Яскевич. «Вот старая лиса, – подумал Абдулов. – Впрочем, нет худа без добра. Часть карты есть. Остальное можно вспомнить. В конце концов, это мои родные места. Но детей надо как-то отвлечь». – Знаешь, сынок, я сейчас очень устал. Ты мне карту оставь и ложись спать, я её у себя в кабинете изучу, перерисую, а утром обязательно тебе верну. Договорились?

Илька согласно кивнул головой. Ему очень не хотелось расставаться с таким сокровищем, но с папой спорить он побоялся. А вдруг папа рассердится.

Азим принял решение. Он заперся в кабинете, нашёл в столе два подходящих листа бумаги и набросал на них закорючки и чёрточки, похожие на настоящие. «Надо навестить соседку. Ни к чему посвящать детей в ошибки взрослых», – сказал он вслух, обращаясь к своему отражению в тёмном окне.

На следующий день Абдулов нашёл «окно» в расписании и оставил службу, чтобы поговорить с Екатериной. Он очень надеялся, что та окажется дома. Надежды оправдались. Благодаря стечению обстоятельств, Екатерина Владимировна по дороге из коллектора в библиотеку заглянула домой пообедать. Они столкнулись на лестнице, когда Яскевич открывала свою дверь. Между ними состоялся довольно бурный разговор, после которого Азим поклялся себе, никогда больше не иметь дела с «упрямой глупой старухой». Настоящую карту он ей вернул, не забыв предупредить, чтобы Екатерина спрятала её подальше и сделала вид, что не знает о поступке внука. Вернувшись на кафедру, он излил раздражение на коллег:

– Студиозусы с каждым годом всё тупее и наглее! Честное слово, прихожу в аудиторию и жалею, что браунинга у меня нет. Так бы вошёл, вынул из портфеля, – он потряс упомянутым портфелем, –       брякнул об стол! – он шваркнул портфелем по столу. – Посмотрел бы, как они зачёты начнут сдавать! Радостно и с энтузиазмом…

Он не знал, что во время его перепалки с Яскевич на лестнице топтался маленький свидетель.

* * *

Итак, войдя в класс и увидев свою знакомую, Азим напрягся, однако, кивнул ей, прошёл вперёд и устроился за первой партой. Яскевич тоже заметила «старинного друга», тоже едва заметно кивнула и отвернулась. В соседнем ряду сидели Василиса, Зоя и Юлия. Смотреть на них было приятно. Василиса, преподававшая в этой же школе литературу, что-то объясняла подругам. Несколько лет общения во время прогулок с детьми сблизили женщин. У них появились общие темы для разговоров, обнаружились схожие интересы.

– Что-то Лены не видно, – Зоя оглядела класс.

– А её не будет. Вон её муж пришёл, – сказала Юлия, которая смотрела в этот момент на дверь. – А вон бабушка Андрюши, – она приветственно подняла руку и улыбнулась Екатерине Владимировне. Василиса и Зоя тоже с улыбками закивали знакомой.

– А откуда ты знаешь, что это муж Лены? – ни Василисе, ни Зое за два с лишним года ни разу не пришло в голову поинтересоваться семейным положением новых знакомых. В гости они друг к другу не ходили, встречались поначалу только на детской площадке, да иногда вместе с детьми заходили в кафе «Мороженое» на Загородном. Им хватало общих тем для обсуждения и без выяснения, кто есть кто за пределами их маленького мирка. Иногда в разговорах проскакивали упоминания о мужьях или родителях, но случалось это редко и мимоходом, что называется «к слову пришлось». Поэтому замечание Юлии удивило подруг.

– А я однажды видела их вместе на улице. Случайно, – слово «случайно» Юлия произнесла так, как будто думала в этот момент о чём-то другом. – А знаете, что мне сейчас показалось… – Василиса и Зоя изобразили немой вопрос. – Мне показалось, что они знакомы.

– Кто? Лена и её муж? – не поняла Зоя. – Как они могут быть незнакомы? Или я что-то не поняла?

– Ты что-то не поняла, – вместо Юлии ответила Василиса. – Юля имела в виду Екатерину и мужа Лены. Правильно?