Глава 2

Каждый помнит свое детство и раннее пробуждение в день своего рождения или в какой-нибудь другой праздник, связанный с подарками и гостями.

Именно с таким ощущением проснулась я на следующий день.

Не знаю, как другие секретные агенты, а я испытываю это чувство каждый раз, приступая к новому заданию.

Так что я с полным основанием могу сказать, что на работу я иду как на праздник.

А многие ли могут сказать про себя то же самое? Сомневаюсь. Об этом можно только мечтать. Или завидовать тому, кто обладает подобным счастьем.

Одним словом, я проснулась в субботу совершенно счастливой, хотя еще не было и шести часов утра.

Наскоро перекусив парой бутербродов, немного отличавшихся от вечерних по своему составу и сдобренных большой чашкой кофе, я запретила себе думать о тех сокровищах, что хранятся в недрах моего холодильника, и вернулась к своим вчерашним запискам и включила компьютер.

За ночь вчерашняя информация окончательно разложилась по полочкам в моей голове.

И теперь каждое имя, дата или событие находилось на своем месте и могло быть легко обнаружено и востребовано при первой необходимости в соответствии со своим инвентарным номером.

Более того, за ночь у меня сформировалась если не идея, не версия, то предчувствие верного направления поисков.

И возникла необходимость составить два списка, к чему я и приступила незамедлительно.

Написать первый список мне не составило никакого труда. В него вошли все «безвременно ушедшие» от нас криминальные авторитеты.

Их я выписала из своих вчерашних набросков, на этот раз в порядке алфавита и с небольшими пометками рядом с каждым именем.

Составление второго списка предполагало более творческую работу. В него должны были, по моему замыслу, попасть «потенциальные жмурики».

Во всяком случае, именно так я озаглавила этот список.

К ним я относила людей приблизительно того же круга, что и известные мне покойники.

То есть криминальных авторитетов, которые, по моим сведениям, так или иначе были связаны с представителями власти или же претендовали на это.

Информацию о них я взяла из материалов Грома, а также пополнила ее из своей личной картотеки.

Их набралось довольно много.

Там были отъявленные мерзавцы и законченные уголовники, правда настолько матерые и осторожные, что некоторые из них хотя и были под судом, но выходили сухими из воды.

Были в этом списке и воры в законе, которые большую часть своей жизни провели на нарах, но таких все-таки было меньше.

Сегодняшние преступники научились избегать наказания, подставляя вместо себя всякую мелкую сошку, откупаясь баснословными суммами, но это особая тема, и не она сейчас меня волновала.

Я «почистила» второй список, вычеркнув из него тех, о чьих контактах с Тарасовом мне было неизвестно, и подчеркнула, а затем переписала на отдельный лист постоянно проживающих в Тарасове.

Таких оказалось три человека, и они-то и представляли для меня наибольший интерес.

Все трое, судя по всему, в самом недалеком будущем могли пополнить первый список.

Во всяком случае, они практически ничем не отличались от тех, кто покинул этот свет в течение последнего месяца.

Если быть точной, «эпидемия» в криминальной среде началась тридцать четыре дня назад и достигла своего пика семь дней назад. В этот день скончались сразу два «авторитета».

Мне оставалось выяснить, чем занимаются в настоящее время трое моих новых подопечных, и только после этого составлять план своих действий.

К чему я и приступила, не откладывая дела в долгий ящик.

У меня было довольно много информации о каждом из них. Я хорошо знала, чем они занимаются, под какой «крышей», где живут, с кем дружат и воюют, не представляли для меня секрета и их интимные связи.

Но вся эта информация была не первой свежести.

Компьютер мне сообщил, что Гром посетил мою квартиру четыре дня назад, во вторник, то есть на следующий день после моего отъезда.

Информация из моей картотеки была и подавно месячной давности.

А мне нужны были самые свежие, желательно сегодняшние данные.

Мои подопечные были людьми небедными, в основном они возглавляли довольно крупные компании или фирмы, и мне не составило никакого труда с помощью простого телефона добраться если не до них самих, то хотя бы до их секретарш или заместителей.

Информация, которой я располагала к половине десятого, была без преувеличения сенсационной.

Один из них в настоящее время находился в заграничной командировке и скорее всего в настоящий момент пил пиво где-нибудь в Карл-Маркс-Штадте, или как он теперь там называется.

Второй собирался в отпуск.

Третий же через два часа подлежал захоронению на Новом городском кладбище на Жареном бугре.

Ситуация складывалась таким образом, что мне оставалось просто сесть на двадцать седьмой автобус и добраться до места погребения.

Похороны были пышные, что называется по первому разряду. Огромное количество народа, многотысячный дубовый гроб с инкрустацией, престижное место у самой кладбищенской часовни – все говорило о безбедной земной жизни усопшего и гарантировало ему комфортное загробное существование.

Траурные марши исполнял не традиционный полупьяный квартет, а коллектив профессиональных музыкантов – чуть ли не половина симфонического оркестра Тарасовского театра оперы и балета.

Автобусов было немного. Основная публика добралась до кладбища своим ходом – на черных навороченных иномарках.

Дорогие костюмы и траурные платья большинства присутствующих заставили меня почувствовать себя серой мышкой в своей скромной деловой одежде.

Слез ни у кого на глазах я не заметила, на лицах господствовало выражение, которое можно было охарактеризовать как «скорбное бесчувствие».

Затесавшись в толпе, я наблюдала за происходящим, стараясь не попадать, по возможности, в объективы многочисленных видеокамер и фотоаппаратов.

Я внимательно прислушивалась к разговорам окружающих, стараясь выудить из них максимальную информацию о причинах смерти «виновника торжества».

Судя по этим разговорам, смерть наступила в результате скорее всего несчастного случая.

Автомобиль, в котором нашли покойного, врезался на большой скорости в столб линии электропередачи недалеко от Тарасова.

Последовавший за этим пожар изуродовал тело до неузнаваемости.

Поэтому гроб перед прощанием не открывали, опустили в могилу, после чего на еще сырую землю была положена могильная плита и водружен эффектный мраморный памятник с изображением покойного во весь рост.

Не верилось, что такое произведение искусства можно было сотворить за три дня.

Но кто знает, каковы причуды у богатых людей. Я слышала, что большинство «новых русских» приобретают места на кладбище еще при жизни, тем более что в последнее время в моду стали входить семейные склепы.

Я допускала, что и памятники себе они заказывают тоже при жизни, не доверяя вкусу своих родных и близких, а может быть, сомневаясь в щедрости наследников.

По моим сведениям, покойный незадолго до смерти развелся со своей молодой женой, похожей на Клаудию Шиффер, но, несмотря на это, она присутствовала сегодня на похоронах и принимала соболезнования родных и близких.

Не дожидаясь конца церемонии, я незаметно покинула кладбище и всю дорогу до дома пыталась выявить ту бесценную крупицу информации, из-за которой я, собственно, и ездила на похороны.

Но поездка на кладбище не принесла ощутимых результатов.

Первое, что я сделала, вернувшись к себе домой, это приняла душ. После чего, почувствовав приступ волчьего аппетита, соорудила простенький, но весьма вкусный обед, частично реализовав свои запасы продуктов.

Завершила я трапезу большой чашкой крепкого кофе, которая окончательно настроила меня на рабочий лад.

Я достала свои списки и перенесла бывшего «потенциального жмурика» в первый список, где он разместился теперь на полном основании.

И все-таки сегодняшнюю поездку я не могла назвать совсем безрезультатной.

И не только потому, что я узнала причину смерти. И не потому, что среди участников похоронной церемонии было много представителей власти и «криминального элемента».

Но сам факт недавней смерти одного их трех, соответственно моей теории, потенциальных покойников подтверждал справедливость моих заключений.

Теория работала, а значит, она была верна.

Второй мой список сегодня сократился на одного человека.

В Тарасове осталось всего два потенциальных представителя первого списка.

Один из них находился в данный момент в длительной заграничной командировке и был труднодоступен.

Следовательно, наибольший интерес для меня представлял последний, пока не покинувший ни Тарасов, ни этот свет «криминальный авторитет», в чем я лишний раз убедилась, встретив его сегодня на кладбище живым и здоровым.

И я, выделив для него отдельный листок, аккуратным почерком написала на нем имя и фамилию:

Харчеев Владимир Емельянович, 1956 года рождения.

Кличка – Емеля.

А потом – пункт за пунктом всю информацию, которую я имела о нем.

Я подозревала, что он в ближайшее время может быть подвергнут – как бы это получше выразиться – принудительному умерщвлению (увы, язык протоколов не отличается изяществом).

Одного листа мне не хватило, и я вынуждена была испортить еще один белоснежный гладкий листочек.

Информации о Харчееве у меня оказалось немало. Практически я знала о нем все, начиная со дня его рождения и по сегодняшний день.

Володя родился в маленькой деревушке на окраине Тарасовской области.

Первые восемь лет учился в соседнем селе, и, надо сказать, учился отвратительно.

Вскоре почувствовал в себе недюжинный талант и поступил на первый курс художественного училища.

В результате через несколько лет он получил диплом специалиста по дизайну и даже работал в этой области какое-то время, прежде чем понял, что художник чаще всего вынужден прозябать на жалкие гроши.

Попробовал он себя и в рекламе и, видимо, с удивлением обнаружил, что эта деятельность ему не по плечу.

К тому времени Владимир осознал, что жить – хорошо, а хорошо жить – еще лучше. А для этого просто необходимо иметь много денег.

Но честным трудом он заработать их был не в состоянии.

Именно в это время начинаются его первые нелады с законом.

Больших денег, благодаря своим примитивным аферам и не менее примитивным махинациям, он не заработал, но умудрился заработать три года тюрьмы.

Несмотря на то что освободился он досрочно «за примерное поведение», ему, видимо, хватило времени, чтобы понять, что и этот путь его явно не устраивает.

И он выбирает другой путь: устраивается художником в лесное хозяйство, реально выполняющее функции дома отдыха для партактива области.

Неизвестно, как ему удалось попасть на эту должность после заключения, но одно можно сказать наверняка – здесь он был на своем месте.

Не совсем понятно, почему эта должность называлась «художник», так как он совмещал там самые различные обязанности – от банщика до собутыльника, – но, видимо, так там «нарисовался», что приобрел массу людей и покровителей в самых верхних эшелонах областной власти.

Немало друзей у него осталось и после заключения.

На этом гремучем сочетании и было построено нынешнее благосостояние Владимира Харчеева.

В годы перестройки товарищи по тюремному бараку быстро нашли общий язык с представителями бывшего партактива.

А помогал им навести мосты наш Емеля.

Со сказочной оборотистостью он за несколько лет сумел сколотить себе довольно приличный капиталец и к настоящему времени заправлял практически всем тарасовским шоу-бизнесом, включая прокат самых крутых зарубежных коллективов, имел целую сеть ресторанов, кафе и баров.

Последние два года он активно рвался к власти, используя структуры самых разных партий и общественных объединений.

У него не было по сравнению с большинством интересующего меня контингента богатого криминального прошлого. Неполные два года сейчас у нас в стране и за срок не считают, но круг его общения и недоказанное, но очевидное участие в довольно крупных финансовых махинациях последних лет заставили меня внести его в список «потенциальных жмуриков» одним из первых.

У Емели была семья, состоящая из старушки матери, жены, вернее, сожительницы, хотя я не очень понимаю разницу между этими категориями.

Если человек живет с женщиной много лет подряд под одной крышей, имеет детей, но не поставил в паспорте бледный штампик, то женщина вынуждена, во всяком случае, при встрече с представителями органов правопорядка именоваться этим постыдным с точки зрения обывателя прозвищем.

А Харчеев жил со своей Людмилой почти двадцать лет, и у них была дочь-невеста, студентка второго курса экономического института.

В настоящее время он проживал на одной из тихих улочек в двух шагах от центра города.

Это была шикарная пятикомнатная квартира, вернее, две квартиры в «сталинке», купив которые Владимир Емельянович немного перестроил их, поменял планировку, сделал непременный по сегодняшним дням «евроремонт», и теперь о его гостеприимстве ходили в городе легенды.

Была у Емели и любовница – как же без нее?

У нее тоже была своя квартирка, небольшая и уютная, из окна которой открывался чудесный вид на Волгу.

Любовницу звали Тамарой, она была чуть постарше его дочери и училась с ней в одном институте.

Свою связь с Тамарой Емеля ни от кого особенно не скрывал, так что его ярко-красный джип нередко можно было увидеть у ее подъезда.

Дальше следовали данные о его деловых и дружеских контактах, которые представляли для меня не меньший интерес, чем подробности его личной жизни.

Особенно события этой весны, которые стали для Харчеева настоящей катастрофой.

Покончил с собой его главный партнер по шоу-бизнесу, обвинив его в предсмертной записке во всех грехах.

В одном из Емелиных ресторанов группа недовольных хозяином сотрудников подала на него в суд по поводу его финансовых злоупотреблений и незаконных увольнений инакомыслящих.

Обвинения росли, как снежный ком, они в последнее время буквально обрушились на него со всех сторон.

Налоговая инспекция неожиданно обнаружила на его предприятиях настолько наглую и откровенную двойную бухгалтерию, что не поверила своим глазам и теперь проводила повторную ревизию.