Глава 4

Если бы я задалась целью вести подробный дневник своего расследования и каждому дню придумывала бы название, то этот вторник окрестила бы заглавием из «Собаки Баскервилей» Конан Дойля – «Три оборванные нити». Конечно, оборванных нитей было не три, а всего одна, но сути вещей это не меняет. Собственно, и визит в дом Семиренко казался мне не слишком удачным. Что, если подумать, путного я узнала? Только сведения касательно психического нездоровья Карины и нелегкой судьбы девушек с нервной анорексией. У меня не было даже предположения, кому была нужна смерть несчастной. Если бы я могла залезть в ноутбук девчонки… Не сомневаюсь, что даже такая замкнутая особа, как Карина, нет-нет да залезала в социальные сети – хотя бы домашнее задание спросить, если вдруг не придет в школу. Ну а Сабрине сам Бог велел безвылазно торчать в Интернете – судя по ее интересам, доступ к сетевым ресурсам ей нужен как вода рыбе. Взять, например, общение с носителями языка.

Но переживать из-за неудач в мои планы никогда не входило. Если воспринимать собственные поражения как нечто окончательное и бесповоротное, можно смело прощаться с работой частным детективом. Про себя я в шутку называла свое дело «профессия оптимиста». Если подумать, так оно и есть – еще не родился такой гениальный детектив, который распутал бы хоть одно преступление с первой попытки, не совершая ошибочных действий.

Итак, у меня на очереди значилась Настя Казакова. Разговор с ней мог оказаться крайне полезным – еще бы, человек, который лежал в закрытой лечебнице, куда даже полиции вход заказан, при грамотном подходе может оказаться кладезем ценнейшей информации. Поэтому утром моя голова буквально разрывалась от кучи гениальных идей, логических цепочек и разнообразных ходов расследования. Единственное, что мне требовалось для дальнейшего движения, – это разговор с Настей.

Ежедневник Бориса Васильевича оказал мне хорошую помощь – я переписала не только номер телефона бывшей пациентки клиники, но и ее адрес. И, как оказалось, не зря. Все утро я названивала на мобильник девушки, но трубка отвечала мне длинными монотонными гудками. Я просидела дома часов до двенадцати, предполагая самые разнообразные причины Настиного молчания. Находится на учебе (где – неизвестно, ни Елена, ни Борис Васильевич не знали, куда поступила Настя после окончания школы и учится ли она вообще), сидит на работе, а телефон забыла дома, спит до обеда… Наконец, уехала на лыжах кататься, а мобильник в раздевалке. Стоп. Я поняла, что ни одно из придуманных мною объяснений не подходит к реалиям нашей современной жизни. Да любой человек, забыв мобильный дома, скорее опоздает на учебу или работу, но вернется за телефоном. Прошли те времена, когда люди пользовались домашними или рабочими телефонными аппаратами. Сейчас мобильник – это вещь первой необходимости, сотовый есть даже у пятилетнего ребенка. Конечно, Настя вполне могла вести ночной образ жизни, до пяти утра зависать в клубе или еще где, а потом целый день отсыпаться, поставив телефон на беззвучку. Эта версия еще худо-бедно прокатит, но и мне порядком надоело сидеть без дела, раз за разом нажимая на одни и те же кнопки. Я дождалась, пока стрелка настенных часов замрет на цифре «12», и со спокойной совестью позвонила в службу такси. Если гора не идет к Магомету, Магомет поплетется к горе. Сейчас попросту приеду к Насте и спокойно поговорю с ней без предварительной договоренности.

Дом девушки меня сразу порадовал. Если выбирать между опросом высокопоставленного лица и обычного человека, я, без сомнения, выберу второй вариант. Что поделаешь – не люблю всяких официальных персон, из них сведения выколачивать замучаешься, вспомнить хотя бы Бориса Васильевича. То ли дело простой работяга. Обожаю разговаривать с продавщицами в ларьках, например. Если подобная особа что-то знает – выложит все, самые последние сплетни, только, знай, слушай и запоминай. Меня не смущает излишняя эмоциональность торговок, я игнорирую простонародные словечки и их зачастую пошлые шутки. Борис Васильевич или Лена не произнесли ни единого вульгарного слова, но и ничего дельного от них я не добилась, будем смотреть правде в лицо. А судя по жилищу Казаковой, девушка она простая, общаться с ней будет куда легче.

Настя обитала на первом этаже обычной блочной пятиэтажки, лифт в доме отсутствовал. Скорее всего, девушка все еще проживала с родителями. Почему-то я была уверена, что она не замужем. Чутью я своему, как уже говорила раньше, всегда доверяла, но каждый раз радовалась, если мои предположения подтверждались. Значит, и интуиция, и сообразительность у меня в порядке, а я этим всегда дорожила. Ум, смекалка и развитое шестое чувство – одни из моих самых полезных талантов.

На дверной звонок я нажимала долго, но открывать мне не торопились. Может, я все-таки была права и Настя спокойно досматривает утренние сновидения? Увы, на этот раз моя способность предугадывать события меня подвела. Дверь все-таки отворили, но это была не Настя и даже не ее мама. Пожилая женщина, закутанная в теплый халат и пуховую шаль, скорее годилась Казаковой в бабушки.

– Здравствуйте, – быстро представилась я, опасаясь, что старушка, увидев незнакомую женщину, не пожелает с ней разговаривать и захлопнет дверь прямо перед моим носом. – Частный детектив Татьяна Иванова, мне нужно поговорить с Анастасией Казаковой. Она ведь здесь проживает?

– Настя со мной живет, – доброжелательно подтвердила женщина. – Она моя внучка. Только вы не сможете сегодня с ней пообщаться. В больнице она.

– С ней что-то случилось? Настя заболела? – предчувствуя неладное, быстро спросила я.

– Давно с ней случилось… Уж не знаю, за какие грехи наказание такое, врагу не пожелаешь.

– Можно я пройду? – Я проскользнула в узкий коридор. – В дверях беседовать неудобно.

– Да-да, конечно, – засуетилась женщина, и я немедленно прониклась к ней симпатией. Старушка была из тех людей, которые сразу располагают к себе, хотя ничего особенного вроде не говорят и не делают.

Софья Петровна – так звали Настину бабушку – проводила меня на маленькую кухню и тут же поставила на плиту чайник. Обычный, не электрический. И еще извинялась передо мной, что в квартире холодно и плохо греют батареи, как будто это она была виновата в отсутствии нормального отопления. И старенькая хозяйка жилища, и крохотная, почти игрушечная, но опрятная кухонька вызывали едва ли не умиление. Никаким богатством и даже состоятельностью здесь и не пахло, но было видно, что Софья Петровна любит свой дом, ухаживает за ним и старается сделать его уютным и приятным для жизни. Скатерть чистая и красивая, подобранная со вкусом, на стенах – собственноручно связанные прихватки, каждая сделана с любовью и старательностью. Кухонные полотенца все отутюженные и с узором, на стене висит яркий натюрморт с радостными подсолнухами. Что и говорить, а мне бы комфортнее было жить в такой квартире, нежели в роскошных, но холодных и безликих апартаментах семьи Семиренко.

– Настя Казакова училась в одной школе с Кариной и Сабриной Семиренко, ведь так? – уточнила я, отпив глоток ароматного зеленого чая из белой чашечки.

– Настенька раньше учебу закончила, – кивнула Софья Петровна. – Без троек, на четверки и пятерки. Если б не болезнь эта злосчастная, поступила бы в художественное училище, она с детства рисовать любила. Подождите-ка…

Старушка вдруг встала из-за стола и легко упорхнула в коридор, а спустя какие-то несколько минут вернулась, бережно сжимая в руках толстую синюю папку.

– Вот, это Настенькины картины, – объяснила она. – Посмотрите, она очень талантливая у меня.

Я открыла обложку и увидела пейзаж, выполненный акварелью. Легкие, прозрачные тона, но краски при этом яркие и живые. Ярко-синее небо, кое-где воздушные, пушистые облака, несколько деревянных домиков, затерявшихся в летнем васильковом поле. Вроде ничего грандиозного, а рисунок цеплял – даже я, не особый знаток живописи, оценила Настино произведение. Думаю, человек, способный создать такой этюд, и правда имеет неплохие способности к рисованию.

Я просмотрела весь альбом, и не столько из вежливости – чтобы не обидеть хлебосольную хозяйку, – сколько из интереса. Настины картины отличались разнообразием. Некоторые она рисовала по фотографиям, как пояснила Софья Петровна, а некоторые были написаны с натуры. Имелось несколько портретов и натюрмортов, но пейзажи Настя, безусловно, любила больше. Почти все рисунки были выполнены акварелью, и только пара портретов – карандашом. В одном я узнала Софью Петровну – сходство было налицо.

– Меня рисовала, – подтвердила пожилая женщина. – Руку набивала для поступления в художественное училище, там экзамены сложные.

– Что же случилось с вашей внучкой? – Я осторожно отдала альбом хозяйке. – Как я понимаю, она не стала поступать в училище?

– Все было хорошо до одиннадцатого класса, – вздохнула Софья Петровна. – Сначала Настя собиралась поступать в университет, а там полное школьное образование нужно, но потом передумала – поняла, что создана быть художником. Жалела, что не ушла из школы после девятого класса, как все делают, кто получает среднее образование, времени столько потеряла. Но потом смирилась и стала готовиться к экзаменам, в свободное время кубы всякие рисовала. Мне-то они совсем не нравились – пейзажи намного красивее, но на экзамене такие вот постановки странные. Она даже курсы посещала, сама на них зарабатывала. В выходные, когда ее одноклассницы в кино бегали да на дискотеки, листовки прохожим раздавала, все боялась, что кто-нибудь из школы узнает и издеваться над ней будут. А потом все и закончилось.

Софья Петровна замолчала. Я терпеливо ждала продолжения рассказа.

– У Насти тяжелая депрессия началась, – вздохнула старушка. – Я-то все время дома, сразу заметила, что с девочкой что-то не то творится. Рисование она совсем бросила, все время в компьютере сидела. Отец ее деньги выдавал нам на обучение и всякие вещи необходимые. Когда Настина мама умерла, он на другой женился. Настя тогда маленькая была совсем, три года ей исполнилось. У отца ее другая семья, вот он и откупался от ребенка деньгами, а Настя со мной жила. Конечно, могло быть и хуже – некоторые даже материально не помогают, а я Настеньку всегда больше всех любила, да и она меня тоже.

Было видно, что Софье Петровне тяжело все это вспоминать, и я сидела тихо, не мешая ей выговориться. Человек, а особенно пожилой, не может все копить в себе, ему просто необходим собеседник, желательно малознакомый, который будет внимательно слушать и не перебивать. Можно сказать, нам обеим повезло – старушка нашла уши, которым можно поведать свою историю, а я получила источник разнообразной информации, из которой, я была уверена, смогу выделить что-то полезное для себя.