– Не знаю, не знаю, – неопределенно ответила я. – Сначала мне надо пообщаться с работодателем и его дочкой.

На Павелецком вокзале столицы меня встретил секретарь Новохатского – Владимир, молодой мужчина в безукоризненном костюме – и, усадив в роскошный «Майбах», повез к работодателю.

Усадьба Новохатского была расположена в поселке Разгуляево. Сам поселок находился за высоким забором, а рядом, за воротами, стоял пункт охраны. Внутри поселка у каждого дома имелось по дополнительному ограждению. Складывалось ощущение, что те, кто спрятал свои деньги от простых людей за большой крепостью в поселении для богатых, теперь начинают скрывать богатства друг от друга.

– Прошу вас, Евгения Максимовна, – почтительно проговорил Владимир, открывая дверцу машины с моей стороны, когда мы въехали на территорию усадьбы.

Я вышла из машины и огляделась. Да, живут же люди! Огромный трехэтажный дом с колоннами, балконами, башенками и еще бог знает с чем поражал воображение, и в первую очередь за счет нагромождения архитектурных деталей. По правую сторону от особняка виднелся бассейн, тоже внушительных размеров: вполне можно было устраивать международные соревнования по водным видам спорта. Чуть поодаль находился теннисный корт, за ним – площадка для игры в гольф. Еще я заметила три дома, правда, не таких помпезных: всего-навсего двухэтажных.

– Это – дом для приемов, – уловив мой взгляд, пояснил Владимир, – а дальше идут гостевые апартаменты. Позвольте, я провожу вас к Георгию Валентиновичу.

Пока мы поднимались к хозяину всего этого великолепия, Владимир тоном экскурсовода перечислял мне все достопримечательности особняка:

– На первом этаже находятся столовая, гостиная, каминный зал, холл, кухня, гардеробная, ванная комната. Здесь же – сауна, душ, хамам. Естественно, кладовая, лифт, выход в парк. На втором этаже – кабинет Георгия Валентиновича, большая спальня с ванной и гардеробной, детская, еще две ванные и гардеробная, холл, лифт. На третьем этаже – две спальни, одна из которых самая большая в доме. Рядом с ней ванная и гардеробная. Здесь же – домашний кинотеатр, гостиная, игровая.

Я машинально кивала, а про себя думала: «Ведь это же самая обычная азиатчина: уж слишком много золота и глянца, просто через край. Дом – это место, где отдыхаешь, а тут скорее музей или зал для приемов. Я понимаю, если площадь дома – двести-триста квадратных метров, а здесь раза в четыре больше. Утром вышел из спальни, к обеду дошел до столовой. Русские купцы первой гильдии побогаче этих олигархов были, но жили со вкусом и тактом и не во дворцах, а в домах. А тут скорее арабский блеск и пыль в глаза. Правда, в особняке Новохатского встречаются и стоящие вещи – например, люстра в стиле модерн с подвесками из бисера в столовой. Или бронзовая статуэтка ар-деко на консольном столике в холле».

Но вот мы наконец добрались до господина Новохатского.

Это был мужчина лет сорока трех – сорока пяти, небольшого роста и плотного телосложения. Его начинающие седеть волосы были коротко подстрижены, серые глаза смотрели пристально, но доброжелательно.

– Присаживайтесь, Евгения Максимовна. – Он жестом указал на антикварного вида кресло. – Сергей рекомендовал вас как весьма опытного телохранителя. Так вот, моя дочь Елизавета собирается путешествовать, и я не хочу оставлять ее без присмотра. Вы понимаете, что я имею в виду?

– Наркотики? – Я вопросительно взглянула на него.

– Да ну нет, – Новохатский поморщился. – Лизка, она хотя и бывает временами без царя в голове, но насчет этого у нас строго. Я сказал, что, если хоть раз поймаю ее на этом деле, она мне больше не дочь.

«Это хорошо, – подумала я, – это очень хорошо. А то ведь в моей практике уже были случаи, когда мне приходилось сопровождать дочек толстосумов в ночные клубы и следить за ними в оба, чтобы не накурились, не нанюхались и не наглотались наркотической отравы. Они, кстати, и безо всякого подобного допинга вели себя так, что и в страшном сне не приснится. Всем своим видом и своими поступками они демонстрировали полную вседозволенность и безнаказанность. Я решительно пресекала деятельность местных распространителей наркоты, поэтому к моим подопечным они уже потом не рисковали даже приближаться. Несколько раз, правда, случалось, что охраняемая девица успевала принять „дурь“. Такое происходило, когда к делу подключались ее друзья и все-таки тайком всовывали зелье. Тогда я, невзирая на протесты дочурки, волокла ее в туалет и там же промывала желудок, после чего отвозила домой, выслушивая по дороге в свой адрес нешуточные проклятия. Дома следовала слезливая сцена и жалобы родителям на мое жестокое обращение. После того как зареванная дочка, для виду поддержанная своими родителями, отправлялась в свою комнату, те благодарили меня и выплачивали мне мой гонорар. Однако в случае с дочерью Новохатского, похоже, этого не будет».

– От вас требуется просто проследить, чтобы Елизавета не вляпалась в какую-нибудь лабуду, – продолжал Новохатский, – иными словами, чтобы она не оказалась замешанной в какую-нибудь скандальную историю. Она любит всюду совать свой нос, а мне такая известность ни к чему, особенно за границей. У меня много зарубежных деловых партнеров, – пояснил он.

– Я вас поняла, Георгий Валентинович, – сказала я.

– Тогда я сейчас вам выпишу чек на текущие расходы. Нет, лучше я вам выдам кредитную карту для непредвиденных расходов, а чек будет в качестве аванса вашего гонорара.

Увидев сумму чека, я сначала не поверила своим глазам, но потом решила, что если людям некуда девать деньги, то я вполне могу им помочь потратить их. Нет, в самом деле, гонорар, судя по авансу, выходил весьма и весьма щедрый.

Но, может быть, не все так просто? Вдруг эта Елизавета обладает вздорным характером и мне предстоит с ней изрядно помучиться?

– Пойдемте, я познакомлю вас с дочерью, – сказал Новохатский.

Елизавета Новохатская оказалась симпатичной стройной девушкой с длинными белокурыми волосами и серыми, как у отца, глазами. У нее были пухлые губы и аккуратный маленький носик.

Елизавета полулежала на изящной кушетке в стиле мадам Помпадур и слушала музыку, судя по наушникам в ее ушах, украшенных серьгами с бриллиантами, и по тому, как она тихо подпевала.

– Лиза, – громко сказал Новохатский, – познакомься с Евгенией Максимовной. Она телохранитель и будет сопровождать тебя в поездке.

Елизавета сняла наушники и сбросила их на кушетку.

– Пап, зачем мне телохранитель?! – воскликнула она. – Я уже совершеннолетняя и вполне взрослая.

– Не спорь, – твердо произнес Новохатский. – Я так решил, значит, так и будет.

– Папочка, пожалуйста, – с мольбой в голосе попросила девушка, – уверяю тебя, мне совсем не нужны сопровождающие. К тому же в заграничной поездке необходимо знание иностранных языков, а Евгения Максимовна…

– Не беспокойтесь, Елизавета Георгиевна, – сказала я по-английски, – я уже неоднократно сопровождала вверенных мне лиц в заграничных вояжах. Так что опыт у меня есть, я вас не подведу, поверьте.

Эту фразу я произнесла по-французски, по-немецки, по-итальянски и по-испански. Дальше я решила не продолжать. Кажется, и пяти языков было достаточно, судя по изумленному взгляду Елизаветы.

Однако не прошло и минуты, как она снова начала ныть и уговаривать отца отпустить ее одну.

– В конце концов, я тоже имею право голоса, – заявила она. – Я не поеду за границу с ней!

– В таком случае ты останешься дома! – твердо сказал Новохатский. – Или ты едешь с Евгенией Максимовной, или ты не едешь вообще!

Сказав это, Новохатский вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.

Мы с Елизаветой остались одни. Девушка пожала плечами.

– Ничего не поделаешь, – констатировала она, – папочка сегодня не в духе, у дэдди это бывает. Так… Ладно… Ну, тогда… Может быть, мы с вами для начала пообщаемся, Евгения Максимовна?

Новохатская вопросительно взглянула на меня:

– Вы сможете ответить на интересующие меня вопросы?

– Нет ничего проще, Елизавета Георгиевна, спрашивайте – я отвечу.

– Давайте выпьем чаю, – предложила Новохатская и позвонила в золотой колокольчик.

Практически тут же – как будто она стояла за дверьми апартаментов Елизаветы – в комнату вошла горничная, миловидная молодая девушка в униформе.

– Элеонора, приготовьте нам чай, – приказала Новохатская, и горничная, кивнув, бесшумно удалилась.

Впрочем, буквально через пару минут она вошла вновь с сервировочным столиком на колесиках.

«Интересно, у них что же, все, что полагается к чаепитию, уже готово заранее?» – подумала я.

– Это настоящий кенийский чай, – сообщила Елизавета, – самого высшего качества.

«Могла бы не говорить про качество, и так понятно, что олигархи не пьют фуфло, что под видом чая продают в магазинах».

– А это традиционный и тоже подлинный английский кекс, – продолжала тем временем Новохатская.

«Ну, прямо как в „Ревизоре“ Гоголя: страсбургский пирог только что из Парижа. Кекс, надо полагать, прямиком из Лондона», – подумала я.

– Вот вы, Евгения Максимовна, недавно сказали, что неоднократно сопровождали своих… мм… подопечных в заграничных поездках. Так? – спросила Елизавета, манерно оттопырила мизинчик с безупречным дизайнерским маникюром и сделала глоток из чашечки тончайшего фарфора.

– Да, все верно, – подтвердила я.

– Скажите, а где вы сами побывали? Так сказать, не по служебной надобности? Или вам так и не пришлось насладиться безмятежным отдыхом в свое удовольствие? – Новохатская, отпустив эту шпильку в мой адрес, невинно посмотрела на меня своими красивыми глазами.

– Ну, почему же не пришлось, Елизавета Георгиевна? Я не раз бывала за границей и вне своих служебных обязанностей.

– А можно узнать, где же именно вы побывали, Евгения Максимовна? – не отставала от меня Новохатская. – И что вам там больше всего понравилось? – добавила она.

– Конечно, можно. Ну, я была в Турции, например.

– Турция? – на лице Новохатской появилась брезгливая гримаска. – Турция – это вообще отстой!

– А Индия и Камбоджа – ничего? Не отстой? Подойдут? – с язвительной интонацией осведомилась я.

– Ну… В этих странах я тоже была. Да, в общем-то ничего, прикольно так. Я-то поехала туда на спор с одногруппниками, но… В общем, это к делу не относится. А вы зачем туда отправились, Евгения