– Ну и что? Любовь – это одно, а семья – это совсем другое. Я эти две вещи предпочитаю не путать.
– Может, оттого и не складывается семейная жизнь? – предположила я.
– Глупости, – уверенно сказал он. – До встречи с Ольгой было то же самое.
– А дети у вас есть?
– С Наташкой-то? – переспросил он. – С Наташкой нет.
Странная формулировка. Я решила слегка углубить эту тему.
– А с кем есть?
– У меня дочь от первого брака, – проинформировал меня он.
– Ах, вот оно что! – рассмеялась я. – Так, значит, процесс развода для вас не в новинку?
– Значит, так, – легко согласился он.
– И сколько же у вас было браков?
– Вот именно браков, – подхватил Майоров. – Хорошее дело, Женечка, браком не назовут.
– Так сколько? – не отставала я.
– Два, конечно.
– Почему «конечно»?
– Так я вроде бы еще не такой уж и старый, а? – Он игриво подмигнул мне правым глазом.
Заигрывает, что ли? Не так давно он заливал мне, что безумно влюблен в Олечку Тимирбулатову. Нехорошо, Аркадий Александрович, нехорошо.
– А дочери вашей сколько сейчас лет?
– Лет пять, наверное, уже.
– Наверное? Вы что, точно не знаете?
– Вы хотите, чтобы я прямо сейчас занялся подсчетами?
Кажется, его этот разговор начал раздражать. Пора закругляться, Женька.
– Так вы с ней не видитесь?
– Нет.
– Почему?
– Некогда. На все нужно иметь время. А его у меня практически нет.
Мысленно я пообещала себе выяснить все обстоятельства личной жизни моих любимых киноактеров. Вдруг они такие же негодяи и любви моей, соответственно, не заслуживают.
Всю оставшуюся часть пути до театра я к Аркадию Александровичу с расспросами больше не лезла, решив с этим немного повременить, и мы доехали до места назначения в полном молчании.
Около здания театра Майоров запарковал свой «Мерседес» и, выключив двигатель, повернулся ко мне:
– Ну что, Женя, вы готовы окунуться в мир «Крейзи»?
– Звучит ужасно, но я готова, – отважно ответила я.
Мы вышли из машины, и Майоров поставил ее на сигнализацию.
– Прошу, – он указал рукой в сторону входа в театр.
Слухи, распространившиеся по городу о денежных ресурсах новой колыбели искусства, не были лишены оснований. Я убедилась в этом самолично, оказавшись внутри театра. Денег на его отделку явно не пожалели. Здесь все радовало глаз. И стены, украшенные лепниной, и полы из дубового паркета, и мягкая мебель, обтянутая дорогой кожей. Красоты театра «Крейзи» можно было описывать до бесконечности.
– Впечатляет? – спросил меня Майоров.
– Не то слово.
– Это элитный театр, – констатировал он. – Давайте пройдем к гримерным.
Мы прошли через гардероб и поднялись по лестнице на второй этаж. Здесь было два длинных коридора, уходящих вправо и влево, а прямо по центру уютный холл для отдыха с тремя широкими диванами, низкими столиками с пепельницами на них и огромным встроенным в стену баром.
– Правый коридор с мужскими гримерками, левый с женскими, – проинформировал меня Майоров. – А здесь что-то вроде курилки. Располагайтесь, а я пока схожу за Олей. Если хотите, можете чего-нибудь выпить. В баре напитки на любой вкус.
Сказав это, Аркадий Александрович удалился, а я осталась в так называемой курилке. Подумать только. Откуда же такие средства?
Ради интереса я подошла к бару и раскрыла его. Майоров не преувеличивал. Разнообразие алкогольных и безалкогольных напитков поражало. Даже самый привередливый нашел бы здесь то, что ему необходимо. Я правда не собиралась ничего пить и хотела уже было закрыть бар, как вдруг за своей спиной услышала приятный мелодичный голос:
– Лично я посоветовала бы вам попробовать «шерри». Изумительный напиток. Всегда предпочитаю его всем другим.
Я обернулась. Рядом с Аркадием Майоровым стояло создание воистину неземной красоты.
– Познакомьтесь, это Ольга, – сказал Майоров и, уже обращаясь к своей спутнице, представил меня. – А это, Олечка, Женя, о которой я тебе рассказывал.
– Очень приятно. – Ольга протянула мне руку. – Надеюсь, мы подружимся.
– Я тоже так думаю, – ответила я.
Тимирбулатова была невысокого роста, но зато идеально сложена. Ее черное облегающее платье подчеркивало совершенные формы тела. У нее были средней длины каштановые волнистые волосы, обрамляющие круглое свежее лицо. Слегка раскосые восточные глаза, озорно вздернутый носик и идеальные линии алых губ. На подбородке у Ольги была едва заметная ямочка, так прекрасно дополнявшая две других, появлявшихся на щеках всякий раз, когда она улыбалась. Кстати, улыбка у нее тоже была озорной, и перламутровые зубы отбрасывают, казалось, куда больше света, нежели люстра, свисавшая с потолка.
– Ну вот и познакомились, – обрадованно сообщил Майоров. – Оставляю вас наедине. Еще увидимся.
– Теперь только на сцене, Аркаша, – игриво прищурилась Ольга.
– Да. – Он послал ей в ответ одну из лучших своих улыбок и ретировался в коридор с мужскими гримерными.
Тимирбулатова снова повернулась ко мне.
– Не могу поверить, – сказала она. – Девушка – и вдруг телохранитель. Это правда?
– Самая настоящая, – уверила ее я.
– Фантастика. И давно ты этим занимаешься?
– Прилично. Уже успела привыкнуть.
– Слушай, а ничего, что я с тобой на «ты»? – запоздало поинтересовалась Ольга.
– Нет, конечно, – улыбнулась я. Клиентка произвела на меня приятное впечатление, и она мне нравилась. – Ведь мы ровесницы.
– Так ты хочешь чего-нибудь выпить? – Она кивнула на бар.
– Нет, спасибо. Может быть, в следующий раз.
– Тогда пойдем ко мне в гримерку. А то мне к спектаклю надо готовиться.
– Пойдем, – согласилась я.
У каждого актера в театре «Крейзи» была отдельная гримерная с табличкой на двери.
– Вот тут мы и обитаем, – сообщила Ольга, направляясь к зеркалу. – Нравится?
– Здесь все на высшем уровне, – оценила я.
– Велиханов старается.
– Велиханов, это кто?
– Анатолий Викторович. Наш директор, – пояснила она. – У тебя, думаю, еще будет возможность с ним познакомиться.
– Это он сам все закупил?
– Нет, что ты, – рассмеялась Ольга. – Здесь все приобретено на спонсорские деньги.
Разговаривая со мной, она занималась своими волосами. Старательно забрала их назад, закрутила, а сверху на голову водрузила огромный парик. Перешла к доработке макияжа.
– Что за спектакль сегодня играете? – спросила я для проформы.
– «Ричард III». По Шекспиру. Незабвенному нашему Вильяму.
В литературе я разбиралась и эту пьесу великого драматурга знала.
– И кого ты играешь?
– Леди Стенли.
Роль была далеко не из главных. Если мне не изменяет память, леди Стенли должна была появляться на сцене максимум раза два на протяжении всего спектакля, и то минут по пять, наверное.
– А кто играет Ричарда?
– Аркадий, конечно, – ответила она таким тоном, как будто я спросила, а есть ли вообще Ричард в этой пьесе.
– Понятно.
Она закончила гримироваться и, прежде чем облачиться в костюм соответствующей эпохи, откинулась на спинку крутящегося кресла, развернулась ко мне и с наслаждением закурила сигарету.
– Ты извини меня, Женя, – сказала смущенно. – Я сейчас к роли готовлюсь. Волнуюсь жутко. А тебе, наверное, хочется поговорить о деле?
– Ничего, я подожду, – утешила я Тимирбулатову. – Мы с тобой еще успеем наговориться, когда домой приедем. Ведь так?
– Так. Но если хочешь, на пару вопросов я могу ответить. Скажу тебе сразу. Самое неприятное то, что я боюсь.
– Чего именно?
– Смерти.
– Все боятся смерти, Оля, – философски заметила я.
– Правильно, только не у всех она маячит на горизонте.
– Ты преувеличиваешь, – я решила немного подбодрить ее. – Ничего у тебя не маячит.
– На меня уже дважды покушались.
– Я знаю об этом.
– С тех пор я только и жду нового покушения.
– Не надо.
– А вдруг с третьей попытки им удастся меня ухлопать?
– Не удастся, – категорично отвергла я это предположение.
– Почему?
– Хотя бы потому, что теперь рядом с тобой я.
Она заставила себя улыбнуться. Я видела, с каким трудом далась ей эта улыбка. Несмотря на внешний лоск и свободную манеру общения, Ольга Тимирбулатова была человеком легкоранимым. Я это чувствовала.
– Ты любишь Майорова? – спросила я ее.
– Люблю. Очень. Может быть, в это и нелегко поверить, но я его люблю.
– А своего покойного мужа любила?
Вопрос о муже снова навеял на нее мрачное настроение. Ей, видно, не очень хотелось касаться этой темы. Но что поделаешь? Меня-то как раз интересовала именно она.
– Наверное, любила, – выдавила наконец из себя Тимирбулатова. – Только это было очень давно. В дни моей юности. А потом… Потом чувство куда-то испарилось. Осталась только инерция, как говорит Аркадий.
Выходит, Майоров и в самом деле имел над ней огромное влияние, если она даже цитирует его.
– Что он был за человек? – серьезно спросила я, глядя Ольге в глаза.
– Федор?
– Да.
– Как тебе объяснить? Он…
Договорить Тимирбулатова не успела. Трижды прозвенел театральный звонок, и она засуетилась.
– Господи, третий звонок, а я еще не в костюме. Ты извинишь меня?
– Конечно, – улыбнулась я. – У каждого из нас своя работа.
Ольга схватила платье и нырнула за ширму.
– Ты, если хочешь, – предложила она, высовывая голову, – можешь посмотреть спектакль из-за кулис. А не хочешь, жди меня здесь. Впрочем, как знаешь. Главное, не стесняйся.
Тимирбулатова меня еще не знала. Стеснительной девочкой я никогда не была. Так что тут беспокоиться не о чем.
Спустя минуты две Ольга уже появилась в костюме.
– Ну, все. Я пошла. – Она нервно потерла руки. – Сколько уже играю, а каждый раз перед выходом волнуюсь. Представляешь?
– Нет, – честно ответила я.
Она засмеялась.
– Спасибо, что подбодрила.
– Не за что.
– Здесь по динамику будет передаваться все, что происходит на сцене. – Она указала мне на радиопередатчик, висевший на стене. – Если не хочешь смотреть, послушай.
– Обязательно, – заверила ее я.
Уже от самой двери Тимирбулатова обернулась и сказала:
– А Федор, Женя, был очень гнилой человек.
И после этих слов она вышла. В ту же секунду из динамика полилась музыка. А через мгновение на ее фоне я услышала слова:
«Здесь нынче солнце Йорка злую зиму в ликующее лето превратило…»
Это был голос Майорова. Спектакль начался.
О проекте
О подписке