Глава 2

Утро начинается с рассвета. Да ни черта! С головной боли. Вчерашнее приключение бесследно для меня не прошло. Шея болит, голова ноет, как будто я вчера хорошенько «приняла на грудь». Ладно, пора, подруга, пора. Тебя ждут великие дела.

Первым делом в душ. Холодная вода, горячая. Упругие струи медленно, но верно возвращали меня к активной жизни. Энергично растеревшись полотенцем, я, не одеваясь, пошла на кухню. Так. Сегодня настроение паршивее обычного, значит, кофе понадобится лучше обычного. В заветном уголке хранилась маленькая баночка с зернами суперклассного кофе. Такая баночка по цене потянет больше, чем хороший музыкальный центр. Подарок клиента, знавшего и разделявшего мою слабость. Гладкие, светящиеся матовым блеском, идеально ровные зернышки пахли так сладко, так ароматно, что хотелось плакать. Только слезы эти были бы светлыми. Да, чего-то меня на сантименты потянуло. Наверное, стресс вчерашний сказывается. Вообще-то я девушка с характером, слезу из меня выдавить довольно сложно. Но, оказывается, можно.

Для лучшего кофе у меня и чашечка была припасена особая. Настоящий севрский фарфор, да еще с вензелем некой мадам Дюбарри, говорят – бывшей фаворитки Людовика XV. По твердой бирюзовой поверхности изящный золотой росчерк. Чашечка тоже, между прочим, трофей. Таких в мире всего штук пять осталось. Моя – подарок благодарной клиентки, которую я спасла не только от неминуемого разорения, но и от столь же неминуемой смерти.

Сварив кофе, я села с чашкой в одной руке и сигаретой в другой, сделала глоток, затянулась и ощутила блаженство. Ради таких моментов стоит жить на свободе. Тот, кто меня вчера подставил, просто не догадывается, какого врага он нажил. Мне его (а может – ее?) даже жаль, бедняжку. Месть моя будет ужасной.

Портить ощущение после кофе не хотелось, поэтому завтракать я не стала, быстро оделась и вышла на улицу.

Значит, так, сейчас подъеду к театру, заберу машину со стоянки, а заодно в театре потолкаюсь, может, что и выясню.

Мысль, что придется пилить через весь город в переполненном автобусе, радости не вызывала. Правильно, Танюша. Себя надо любить, себя надо баловать. Я вышла на обочину, махнула рукой и остановила машину. Слава богу, внешностью не обижена, значит, пешие прогулки на ближайшие лет двадцать мне не грозят, это точно. Водила попался очень даже симпатичный, милый пузан средних лет, среднего достатка. Всю дорогу что-то весело болтал, сыпал анекдотами, шутками и прибаутками. Даже телефончик свой дал, на всякий случай, шутник. Это меня несколько отвлекло от мрачных дум.

В этот утренний час театр казался неживым и пустынным, скорее – декорацией, чем работающим зданием. Парадный вход, естественно, закрыт. И где тут у них служебный? Я обошла огромное здание раз, затем второй. Ничего похожего. Странно. Только с третьего раза мне удалось разглядеть небольшую дверь. Интересно, открыта или закрыта? Лучше бы была открыта… Хотя можно, конечно, и отмычечкой, но среди бела дня в центре города это нежелательно. Славненько, дверь поддалась и, скрипнув, приоткрылась. Я шагнула внутрь и сразу же оказалась в прохладном полумраке. Потом поднялась по маленькой узенькой лестнице в святая святых – закулисную жизнь театра.

– Девушка, вам чего? – раздался скрипучий старческий голос за моей спиной. Я вздрогнула от неожиданности. Прямо кадр из фильма ужасов. Повернувшись, я увидела бабульку в сером халате со шваброй в руке.

– Здравствуйте, – улыбнувшись, я сделала шаг к ней навстречу. – Я журналистка Татьяна Майорова из газеты «Криминальный Тарасов». Вот мое удостоверение.

Произнеся все это, я полезла в сумочку за удостоверением. Конечно, липовым, но выписанным по всем правилам. В свое время я оказывала услуги главному редактору этой газеты Гарику Трухачеву, за что и получила в подарок «липку». Иногда, при острой нужде, я просила у него помощи в подстраховке, и он всегда был готов подтвердить существование журналистки Майоровой. Ну а я была готова поделиться с ним информацией, подкинуть острый сюжетик, помочь при разборках.

– Да не надо мне, лапонька, никаких бумажек, я тебе так верю. Такая красавица врать не станет.

После этих слов я в душе мучительно покраснела, проклиная свою работу и доверчивую наивность старушки.

– Я к вам по делу, бабушка. Мне поручили статью написать о происшествии, которое вчера случилось. С кем бы мне поговорить, начальство у вас есть?

– Дак, милочка, мы ж ничего не знаем, это же не наши, это гастролеры. У нас, слава богу, отродясь такого не случалось. Я, почитай, при театре состою уже двадцать лет, а ничего такого не бывало. Ну там морды набьют по пьяни, или одна актриса другой волосы повыдергивает из-за мужика. А чтоб смертоубийство… Вот был случай…

Бабулька собралась мне рассказать какую-то душещипательную историю, но времени у меня было не так уж много, и я прервала ее:

– Извините меня, пожалуйста, мне сегодня еще в два места попасть нужно. Вы уж, пожалуйста, подскажите, как мне дирекцию найти.

Бабулька, явно разочарованная таким поворотом дела, объяснила, как мне пройти в темном закулисье к кабинетам директора театра и главного режиссера, и я быстрым шагом двинулась в этом направлении, пока бабуся не начала досказывать свою историю.

На пятнадцатой минуте блужданий я поняла – заблудилась. Вообще-то я топографическим кретинизмом не страдаю, прекрасно ориентируюсь в любой местности, но сегодня все шло не так, сегодня явно не мой день. Впрочем, как и вчера. Хотя дело тут не во мне. Думаю, любой нормальный человек в сплетении театральных переходов, галерей, коридорчиков и тупичков ориентироваться не может. Интересно, сами актеры не теряются в своем закулисном лабиринте? А может, не один человек заблудился и погиб тут во мраке? И души этих несчастных бродят по театру? Как там у гастролеров – мюзикл «Призрак оперы»?.. До конца я его так и не досмотрела и, откуда там призрак появился, не поняла. Ну, значит, не судьба.

Дойдя очередной раз до какого-то перехода, я решила остановиться и, оглядевшись, во весь голос закричала: «Люди, ау… Товарищи, господа, граждане! Выведите меня отсюда». Гулкое многократное эхо ответило мне. Фу, слава богу, я услышала чьи-то приближающиеся шаги. Из темноты выдвигалось что-то маленькое, темное. Приглядевшись, увидела ту самую бабусю.

– Чего ты орешь как оглашенная у самой сцены? Репетиция вовсю идет, а ты шумишь… – сердито прошипела старушка.

– Уф, я заблудилась, полчаса туда-сюда хожу, а как выйти, не знаю…

Старушенция взяла меня за руку, затянула в какой-то проход, и через минуту мы уже были в освещенном фойе театра. Надо же, оказывается, я была буквально в двух шагах отсюда. Нет, в этих самых закулисьях без провожатого гулять не стоит. Я взглянула на свое отражение в огромном зеркале и улыбнулась: взлохмаченная, лицо в пыли, на волосах паутина, как будто я из катакомб выбралась, а не по театру разгуливала. Так, почистим перышки, и вперед, в приемную.

Директор театра походил на кого угодно, но только не на директора театра. Сухонький, лысенький дедок в профессорском пенсне, тихий и даже немного робкий.

– Деточка, вряд ли мы сможем вам помочь. Вам нужно обратиться к актерам мюзикла. Наших сейчас нет никого, все в отпусках. Монтировщики, билетерши – наши, тарасовские. Они гастролеров тоже не знают, те только два дня как приехали. Да и событие это, мягко говоря, большой удар по нашему престижу. Вряд ли кто захочет рассказывать чего-нибудь. Вы лучше спуститесь в репетиционный зал. Там сейчас вся гастролирующая труппа. Ну почти вся. Они репетируют перед вечерним спектаклем. Может, что нужное вам и расскажут.

– Скажите, а кто позвонил в милицию, не выяснили? Ну, может, вахтерша что-нибудь видела, билетерши заметили?

– Это вы, конечно, можете узнать, я вам через часок могу собрать весь обслуживающий персонал. Ну тех, кто вчера работал. Хотите?

– Нет, спасибо. Лучше я сама, так оно лучше будет. Вы меня только, пожалуйста, проводите в репетиционный зал, а то я опять тут у вас потеряюсь.

Мы с директором спустились по лестнице вниз, прошли пару галерей, свернули, снова спустились и оказались в огромном зале. Директор откланялся, а я осталась ждать в надежде, что репетиция скоро закончится. Что происходило на сцене, меня интересовало мало, я оглядывалась по сторонам, изучая людей, сидящих кое-где в зале, снующих по сцене, в проходах. Почему-то казалось, что вчерашний херувимчик-атлет из ложи где-то здесь, где-то рядом.

Мои наблюдения прервал маленький юркий мужчина, зычным голосом скомандовавший:

– Перерыв – пятнадцать минут, дальше начнем с третьей сцены, с выхода кордебалета. Никому не расходиться, прогоним восьмую и девятую сцены.

Мужичок обернулся ко мне и, с интересом взглянув, спросил:

– Чем могу служить? Помощник режиссера Андрей Весловский.

– Да я, собственно, поговорить, – с улыбкой глядя ему в глаза, откликнулась я. – Я журналистка из «Криминального Тарасова» и большая поклонница вашего театра. Все ваши мюзиклы смотрела, даже в Москве на паре премьер была, – постаралась как можно убедительнее соврать. – Я по поводу этого ужасного несчастья. Вы тут, я вижу, за главного?

Моя явная лесть польстила коротышке, он, склонив голову набок, призывно-плотоядно улыбнулся и с придыханием произнес:

– С такой очаровательной журналисткой не поговорить просто невозможно. Пойдемте в буфет, я вас кофеем напою, там и поговорим, а может, и чего поинтереснее сообразим.

Весловский, крепко подхватив меня за локоток, поволок по направлению к буфету. Да, это надолго, но чего не вытерпишь ради дела. Потом нужно будет от него как-нибудь отделаться: провести вечер в обществе этого плешивого ловеласа мне совершенно не улыбалось. А сейчас надо работать. Поэтому с милой восторженной улыбкой на лице я прослушала такое количество информации, как будто я сама поездила с этим театром не один год. Весловский оказался довольно наблюдательным человеком. Он давал емкие характеристики всем и каждому, язвительно подмечая слабости и недостатки. Помреж был в курсе всех закулисных интриг, а таких оказалось великое множество.

Из разговора получалось, что эта самая Лилиана Жиндарева была стопроцентной стервой. Ну, конечно, кто не без греха. Однако в список ныне покойной примадонны входили такие «шалости», как издевательства над костюмершами, гримершами, срыв спектаклей, публичные обвинения в бездарности молодых актрис. Она довела, как поведал помреж по секрету, до инфаркта старичка-осветителя, проработавшего в театре не один десяток лет: эта зараза (выражение Весловского) привязалась к нему, видите ли, он не так ее освещает и делает это специально. Похоронили, в общем, дедка.

Лилиана никого не уважала, никого не боялась, а считалась только с Араратом Кочеряном, своим официальным любовником. Он, кстати, все последние мюзиклы и спонсировал. Что теперь с театром будет, неизвестно. С ним она вела себя более или менее нормально, ничего, кроме обычных бабских капризов, себе не позволяла.

Да, картинка вырисовывалась та еще. Уже набралось порядочное количество народу, которое с радостью всадило бы нож в грудь этой прекрасной стервы. Кто-то мстил бы за себя, кто-то за того парня. Я поблагодарила Весловского и, еле-еле отделавшись от него (пообещала сегодня вечером прийти на спектакль, ну и так далее), двинулась обратно в репетиционный зал, думая побеседовать еще с кем-нибудь. Первый принцип детективной работы: информация, полученная из одних уст, требует подтверждения или опровержения из других уст. Но одну версию я могла почти без сомнения отбросить – никаких упоминаний о других любовниках Лилианы, кроме официального. Значит, месть из ревности пока исключается. Пока я не поговорю с Кочеряном.

Ну что ж, двинем в массы за информацией. Я пообщалась с молодыми симпатичными актерами в курилке. Все-таки человеку, придумавшему сигарету, нужно поставить памятник. Нет в мире средства более сближающего, чем сигарета, раскуренная в обществе собрата-курильщика. Неважно, кто ты по половому признаку: мужчина, женщина. Неважно, старый ты или молодой. Важно, что ты куришь. Прикуривание, затягивание и выдыхание сигаретного дымка сближает народные массы.

Испытанный прием сработал, как всегда, безотказно. Я попросила огоньку, представилась, и мы разговорились. Милые интеллигентные ребята. В отличие от язвы Весловского – о мертвых или хорошо, или ничего. По крайней мере, мне сказали, что накануне никаких конфликтов не было. Отрицательный результат – тоже результат.

Актрисы театра были менее сдержанны в своих оценках. Они живописали жизнь мадам Жиндаревой во всех красках. Зато дифирамбы пелись господину-товарищу Кочеряну. Умница, заядлый театрал, душка, красавец, щедрый меценат, благородный джентльмен. Ну, прямо герой девичьих грез. Причем все, как одна, театральные барышни рассказывали о нем с таким благоговением и блеском глазок, что меня чуть не затошнило. Наверное, каждая теперь втайне мечтала занять место Лилианы, чувствуя в другой особи женского пола потенциальную соперницу. Поэтому на мой вопрос, как, собственно, найти этого самого господина, все как одна, не сговариваясь, ответили: «Не знаем. Наверное, он сейчас переживает смерть Лилианы».

Но поскольку я просила для дела, обмолвившись, что времени у меня в обрез, вечером дома ждут муж и дети, совсем заброшенные с этой дурацкой работой, нашлась добрая душа. Мне дали адрес гостиницы, которая, к счастью, была расположена как раз неподалеку. Там вся труппа жила во время гастролей.

Я откланялась и поспешила на свежий воздух. Взглянув на часы, присвистнула: ничего себе, пятый час. День пролетел, а я не заметила. В подтверждение этой мысли желудок жалобно заурчал, конечно. Бедненький, я его сегодня только кофе загружала, да еще какой-то гадостью в театральном буфете: то ли бутерброды, то ли чебуреки. Нет, с этим делом я совсем из колеи выбилась, о себе, любимой, забыла.

Господин Кочерян подождет еще часок, а я где-нибудь перекушу. Гамбургеры на улице, естественно, отпадают. Хочу чего-нибудь сытного, аппетитного, в уютном тихом местечке. Благо таких на центральной улице города Тарасова великое множество. Я собралась было направиться в ресторан, расположенный возле театра, но, вспомнив свой рабочий вид: джинсы и легкую маечку, слегка подпорченную блужданиями по закулисью, передумала. Нет, ресторан с его нарочитой роскошью, наглыми официантами и многолюдьем сейчас не для меня. Зато я знаю одно по-домашнему уютное, но респектабельное заведение, в котором в это время народу немного, поскольку функционирует оно как ночной клуб. Днем там тепло, светло, демократично и, главное, – кормят вкусно. А хозяйка этого заведения – моя бывшая одноклассница Светка Сафронова, посему у меня там и скидки, и кредит.

Света, как всегда, обрадовалась моему приходу. «Нет, все же хорошо иметь хороших друзей: одни накормят, другие напоят, третьи из ментовки вытащат, четвертые залог внесут…» – размышляла я, приканчивая третий блинчик с мясом и запивая его холодненьким пивком. На блинчики хорошо легли салатик с капустой и кукурузой, моя любимая куриная котлетка без гарнира (нечего портить такой продукт и желудок лишней ерундой забивать).

Настроение резко поползло вверх, теперь я была готова к встрече с целым батальоном Кочерянов. Но перед встречей, пожалуй, смотаюсь-ка я домой, переоденусь. Пора выходить из образа «своего парня». Кочеряна наверняка надо брать на живца, а не на джинсы.

Я вернулась к театру, забрала со стоянки свою «девяточку» и не торопясь двинула до дому. По дороге я позвонила в гостиницу, узнала, в каком номере живет Кочерян. Потом набрала телефон Кири.

– Ну ты, жертва подставы, – с возмущением заорал Киря. – Ты почему мобильник не включала? Ты мне обещала позвонить, мы же договорились?

– Ну, чего ты раскричался, – пыталась успокоить его я. – Просто не могла позвонить, занята была. Все нормально, ничего со мной не случилось.

– Да, с тобой не случилось, а я себе места не нахожу. Черт тебя знает, куда ты еще вляпалась за это время.

– Киря, успокойся, – ледяным тоном, потому что разозлилась, сказала я, – я девочка уже довольно большая и самостоятельная, и не из такого дерьма выбиралась. Помог, спасибо. Нечего теперь из себя Бэтмена корчить.

Киря как-то сразу успокоился. Ну понятно, что нужно было позвонить. Ну не вышло, что ж теперь… Да ладно, он мужик отходчивый, проверено.

– Киря, прости меня, я больше так не буду (ага, фиг тебе!), я просто очень замоталась, закружилась. У меня к тебе просьбочка: по своим каналам проверь все, что есть про Арарата Кочеряна, продюсера и любовника Жиндаревой. У меня пока сумбур полный. Может, как версия – он? Задолжал кому, враги, компаньоны, бизнес… Что нароешь – всему буду рада. За мной не заржавеет. И я, как что-нибудь узнаю, позвоню. Ну все, пока.

Теперь самое время остановиться и поразмыслить. Что-то мне подсказывает интуиция… Но что? Брошу-ка я «кости» – чего мне от встречи с Кочеряном ждать?

7+36+17 – «Пока вы медлите, будущие удачи могут пострадать, а тайные замыслы врагов возмужают».

Интересное кино… Тут что, целый заговор? Мне пока ничего не ясно, медлить я тоже вроде не медлю, дела делаю… Ладно, раз промедление смерти подобно, поеду быстрее домой и на встречу с Кочеряном.

Дома я попыталась набросать на бумаге все возможные версии. На одну половину листа я занесла все, что узнала о Лилиане, на другую тех, кто предположительно мог быть заинтересован в ее смерти. Их пока получилось трое. Некто, разговаривавший с Лилианой в ложе. Затем кто-то обиженный, ну, например, родственник умершего осветителя. И Кочерян. Но пока меньше всего сомнений у меня вызывал Кочерян. Однако почему его не было в театре в тот день? И где он был?

Я снова набрала номер Кири:

– Это опять я. Ну, что удалось выяснить по поводу Кочеряна?