Теперь я легко ориентировалась в театральных подземных лабиринтах и уже не боялась заблудиться в том длинном коридоре, по которому меня водила Наталья в самый первый день.

Кстати, и сама она при более тесном знакомстве оказалась дамой весьма компанейской, начальницу из себя не корчила, часто шутила, и работать с ней было легко.

Однако нельзя было не заметить, что, проявляя ко всем равное дружелюбие, всякий раз, когда ей приходится обращаться к Ольге, она делает над собой некоторое усилие. Ольгу вообще как-то избегали и обращались к ней только тогда, когда уже больше было не к кому. Хотя она единственная из нас всех имела специальное образование и окончила художественное училище, но я уже несколько раз замечала, что если кто-то приходил по делу или с вопросом, а Натальи не было на месте, то пришедший, несмотря на нашумевшую историю с Незнайкиными рисунками, даже ко мне обращался с большей охотой, чем к Ольге.

Здесь была какая-то загадка, и я поставила себе целью ее разрешить.

Перебрав в уме возможные пути решения этой проблемы, я пришла к выводу, что наилучшим из них будет разговор с Аленой. По моим наблюдениям, только она демонстрировала к Ольге доброжелательность более-менее искреннюю и даже, кажется, ей сочувствовала. К тому же Алена была совсем еще ребенком, наивным, чистым и романтически влюбленным в театр, поэтому всякие проявления коварства были ей совершенно чужды, и она не умела врать.

Учитывая все эти нюансы, я решила, что Алена – наиболее подходящий кандидат для откровенного разговора о взаимоотношениях Ольги с окружающими.

Однажды, когда Ольга с Натальей ушли работать на сцену, а мы с Аленой остались в цехе, я как бы невзначай поинтересовалась:

– Слышь, Ален, а чего это вы с Ольгой как будто… не того, а?

– Чего «не того»? – На лице моей собеседницы сразу возникло напряжение и даже некоторое отчуждение.

– Ну, вроде как… не знаю… Избегаете ее, что ли?

– Кто это избегает? Никто никого не избегает.

– Да ты чего надулась-то сразу, я ведь просто так спрашиваю. Мало ли что такого бывает, иногда и напрасно к человеку придираются.

– Вот именно, – неосторожно сказала Алена и сама поняла, что после этих слов дальнейшее сопротивление бессмысленно.

– Ну, вот видишь – сама же говоришь, – тут же ухватилась я за ниточку. – Значит, все-таки было что-то?

– Да чего там было! Языками только болтают.

– А что болтают-то?

– Да ну их… Даже говогить не хочу. Егунду всякую.

– Да ладно, перестань. Я ведь никому не скажу.

– Ну… – все еще сомневаясь, неуверенно начала Алена. – Говогили, что она взяла что-то. Наталье Виктоговне пегедали… не знаю, книгу, что ли, какую-то, а она якобы взяла.

Вот оно что! То есть – украла. Однако чтобы на человека такое обвинение возводить, нужно иметь какие-никакие основания.

– А почему решили, что это именно она?

– Да не знаю я, почему. Ни почему.

– Постой, Аленушка, так ведь не бывает. Чтобы вот так, ни с того ни с сего сказать на человека… Видимо, какие-то причины все-таки были? Ведь не подумали же вот на тебя, например? А?

Алена, чувствуя справедливость этого довода, снова немного замялась и через некоторое время проговорила:

– Ну, на нее подумали потому, что в то вгемя в цехе, кгоме нее, никого не было.

– То есть такие догадки, возможно, не лишены основания?

– Да ничего подобного! У нас вообще вогов нету, а уж Оля тем более не воговка. Ты вот сама здесь габотаешь, ну скажи – похожа она на воговку? Похожа, скажи?

– Да, в общем-то, нет, не похожа.

– Вот именно. Пгидумывают неизвестно что, лишь бы козла отпущения найти, а то что человек потом пегеживает – им и дела нет.

Алена с юношеской пылкостью бросилась защищать Ольгу, а я подумала о том, что если подобные подозрения имеют под собой даже малейшее основание, то нетрудно догадаться, какие чувства к Ольге должна испытывать та же Наталья, например. А ведь ей приходится ежедневно с Ольгой работать, близко с ней контактировать.

Даже себя я уже ловила на том, что, узнав причину натянутых отношений окружающих к Ольге, сама начинаю проникаться подобными подозрениями. Хотя доказательств того, что подозрения в отношении нее обоснованны, у меня пока не было.

В то время как Алена разливалась соловьем, доказывая, что Ольга – «хогошая», позвонила Наталья и попросила меня принести охру, которую они с Ольгой забыли захватить с собой.

Взяв банку с краской, я отправилась в путешествие по бесконечным лестницам.

Возвращаясь обратно, на одной из площадок я обнаружила Азатова. Эта площадка была штатным театральным местом для курения. Там стояла красивая скамейка, украденная монтировщиками из близлежащего парка, и на ней время от времени собирались многолюдные компании, одержимые общей вредной привычкой.

Но сейчас на скамейке сидел только Игорь.

– Присядь, отдохни, труженица, – произнес он, кивая на место рядом с собой. – Я тебя курить научу.

– Спасибо, отучилась только недавно.

– Ну, так посиди. Видишь, человек грустит в одиночестве. Составь компанию.

Сразу вспомнив о своей главной миссии и предвидя возможность неформального общения, я с радостью согласилась. Хотя Азатов определенно был человеком морально неустойчивым и я давно заметила дву-смысленные взгляды, которые он то и дело бросал в мою сторону, но для пользы дела я всегда готова была пойти на риск.

«В крайнем случае прибегнем к классике, – думала я, оценивающе обводя взглядом полулежащую на лавке фигуру, похожую больше на свежий холодец, чем на мужской торс. – Внятный удар между ног еще никого не оставлял равнодушным».

Присев рядом, я завела разговор о пустяках, незаметно нащупывая почву для интересующей меня темы.

– А что это за красавица работала тут раньше, еще до меня? – улучив подходящий момент, вскользь поинтересовалась я.

– Оксанка-то? – как-то загадочно усмехнувшись, отозвался Игорь. – Да ничего, красавица как красавица. Мы тут с ней тоже часто курили.

– Так же, как со мной? – усмехнулась я в ответ.

– Вот уж нет, – неспешно затягиваясь и, кажется, не подозревая моего обостренного интереса к теме, говорил Игорь. – Она смолила прямо как паровоз. Даже мне до нее далеко было, а тебе уж и подавно.

– А что с ней случилось вообще? Мне Наталья говорила что-то, да как-то неопределенно.

– Случилось то, что и должно было случиться… с такой дурой. Скакала тут везде, как коза. Вот и доскакалась.

– В каком смысле?

– В самом прямом. Сколько раз говорили: «Сана, рядом с открытыми люками осторожнее», так нет, как будто ее туда кто-то специально тянул. Как только где-то появляется шанс навернуться или ногу вывихнуть, Сана сразу тут как тут. И падала ведь уже! Кажется, круглый дурак, и тот бы образумился – нет, не дошло.

– Куда падала?

– Да на сцену падала один раз. Представляешь, вывалилась из люка! Из декораторского из вашего. Надо же быть такой…

В это время внизу на лестнице послышались голоса – в курилку поднимались монтировщики.

– Привет, Стас, здорово, ребята, – стал пожимать руки Игорь.

– Здорово, Татьян. Как ты там, новые рисунки рисуешь?

– Рисую, рисую, не волнуйтесь. Хоть бы что-нибудь посвежее придумали.

– Вот вывалишься из люка, как Санка, придумают тебе и посвежее, – продолжил Игорь тему, видимо, бравшую его за живое.

– Это вы про Оксанку, что ли? – подхватил разговор один из монтировщиков. – Да, уж она… та еще была… подруга.

– В каком смысле? – снова спросила я.

– А в таком, – загадочно и двусмысленно улыбаясь, повторил этот парень. – Ходила тут, всем подмигивала, а как до дела доходит – так и нет ее.

– А ты, видать, уже и губы раскатал на «дело»-то? – язвительно проговорил Стас, который у монтировщиков был кем-то вроде командира.

– А чего? Если она сама лезет, что я отказываться, что ли, буду?

– Ну и как – понравилось? – все с тем же сарказмом спросил Стас.

– Да чего – понравилось, – с досадой ответил парень. – Голову только зря морочила.

– Конечно, сдался ты ей. Она почище себе присматривала. Игорька вон, например.

Стас заиграл глазами, умудрившись почти одновременно лукаво взглянуть на Игоря, презрительно – на неудачливого монтировщика и безучастно – в угол. Ему ситуация, похоже, казалась очень забавной, но Азатов сразу перестал улыбаться.

– Кого она там присматривала, это тебе, Стас, конечно, виднее, – угрожающе начал он.

– Мальчики, мальчики, брэк, – решила я вступить в разговор, грозивший нешуточным обострением. – Расскажите мне лучше, как она умудрилась на сцену упасть, эта ваша Оксана.

– Да ей и умудряться не надо было, – сказал другой монтировщик, Женя. – Она все время куда-нибудь падала.

– Как это? – Удивление мое было совершенно искренним.

– А вот так. Даже на этой лестнице сколько раз наворачивалась. Идет, идет, вроде нормально, вдруг ни с того ни с сего, раз – и полетела. И не пьяная вроде.

В компании послышался легкий смешок, переходящий от одного к другому, и вместе с ним эстафетой начали передаваться рассказы о том, как еще и при каких обстоятельствах довелось навернуться Оксане.

– …На премьере, помнишь, там на кулисе что-то подправить нужно было, ветка, что ли, какая-то слишком сильно вылезала. Так она вместе с краской с этого стула ка-а-ак…

– …А в тот раз, помнишь, когда она на сцену выпала из декораторского? Повезло дуре в тот раз – в кулисах запуталась. Без членовредительства обошлось. Так она и тут свое взяла. Только из кулис выбралась, со сцены стала спускаться – раз, и с лесенки этой еще навернулась.

Эта веселая история вызвала уже настоящий хохот, окончательно восстановивший мир и взаимопонимание среди присутствующих.

Но лично меня все эти рассказы и сами по себе не очень веселили, а с учетом заказанного мне расследования вообще наводили на весьма и весьма печальные размышления.

Ведь дело шло к тому, что эта самая Оксана, учитывая ее необыкновенные способности к паданию, преспокойно могла сама, без всякой посторонней помощи вывалиться из этого злосчастного люка. А если так, то никакого преступления не было, и уважаемый Владимир Семенович должен будет удовольствоваться версией о несчастном случае. А это, насколько я успела понять, вовсе не входило в его планы.

– А почему она вообще отовсюду падала? – вклинилась я в маленькую паузу между смехом и рассказами об Оксане. – Как-то все это странно.

– Да ничего странного. Она вообще дерганая была, кидалась в разные стороны, как судорожная. Позовешь ее, нормально, спокойно, не орешь, ничего, а она как дернется, как развернется, как будто у нее под ухом неожиданно выстрелили.

– Экспрессивная девушка была?

– А то. Экспрессивная и безбашенная. Под ноги не смотрела никогда. Вот и наворачивалась отовсюду. Особенно в плотницком. Там ведь везде деревяшки, так она то и дело синяки себе наставляла. Дернется куда-нибудь, а там кусок декорации, вот она через него и летит. Но обычно все синяками и ограничивалось. Ну, а в последний раз… не так удачно вышло…

В этот момент на лестнице снизу послышались тяжелые шаги и прерывистое дыхание, которое я уже научилась различать. Сомнений быть не могло – в декораторский цех поднимался театральный сварщик Глеб Александрович.

Этот Глеб Александрович был легендарной личностью и хотя давно уже преодолел пенсионный возраст, но все еще работал и изготовлял для спектаклей совершенно уникальные вещи.

Глеб почти ежедневно приходил в гости к Наталье, и они запросто могли бы стать закадычными друзьями, если бы не один нюанс: он плохо слышал, и чтобы общаться с ним, нужно было орать во весь голос. Поэтому дружески поболтать с Глебом было невозможно в принципе. Впрочем, это не мешало ему просиживать в маленькой комнатке с низеньким столом и огромными креслами большую часть своего обеденного перерыва.

С первых дней моего появления в театре Глеб просто влюбился в меня и теперь, приходя в гости, не сводил с меня глаз, а слышать, кажется, стал еще хуже. Видимо, от страсти.

«Ах, как… неприятно», – неизвестно на что сетовал он, вздыхая и расплываясь от счастья.

– Здравствуйте, Глеб Александрович, – в самое ухо кричала ему Наталья. – Ну как вам сегодня работалось?

– Ничего спалось, хорошо, – рассеянно отвечал Глеб и добавлял, взглянув в мою сторону: – Какой уж тут сон.

Глеб был очень грузным, хотя и не толстым, но крепко сбитым мужчиной, при взгляде на которого всякое представление о гибкости человеческого тела моментально улетучивалось.

– Ах, как неприятно, – немедленно заявил он, увидев, что в курилке, кроме монтировщиков, нахожусь еще и я. – А ты, Татьяна, все куришь? Нехорошо.

– Ах, Глеб Александрович, ну что же тут поделаешь, ведь и знаю, что нехорошо, а вот… несмотря на это… все равно.

– Да, нехорошо, – продолжал Глеб, подождав, пока я закончу говорить и, по всей видимости, не расслышав из моей речи ни слова. – Это они вон… оболтусы, они – пускай. А ты молодая девушка…

Кажется, он собирался прочитать мне небольшую воспитательную лекцию, поэтому я прибавила громкость и заорала что было мочи:

– А Наталья Викторовна вас уже заждалась!

– А-а, Наташа, – переключился Глеб на новую тему. – Наташа, это хорошо. Я сейчас иду к ней, – сообщил он мне, думая, видимо, что самой мне ни за что об этом не догадаться.

– Хорошо, хорошо, идите.

Спровадив Глеба, я еще немного поболтала с монтировщиками, но завидев поднимавшихся по лестнице Наталью и Ольгу, поспешила в цех. Не стоило создавать у начальства впечатление, что я отлыниваю от работы.

Открыв дверь, я с головой окунулась в потоки децибел – доброжелательная Алена, надрывая голосовые связки, развлекала разговором Глеба Александровича.

– …И потом мне же пгишлось кгасить загогодку, – пыталась одновременно улыбаться и кричать Алена, рассказывая, видимо, что-то смешное.

– Кого дубасить за глотку? – не понимал Глеб.

– Да не за глотку, а загогодку, – убеждала его Алена, отчаянно пытаясь преодолеть свою картавость.

– Ах, как неприятно, – сказал на это Глеб, увидев, что в цех вхожу я.

Почти сразу же следом за мной появились Наталья и Ольга.

– Здравствуйте, Глеб Александрович, – произнесла Наталья, пользуясь акустикой помещения, которая позволяла не очень повышать голос.

– Здравствуй, Наташа, здравствуй. Что же это сотрудницы у тебя…

– А что?

– Да вот, все курят.

Да, от судьбы, видно, не уйдешь. Не иначе, в тот день написано мне было выслушать воспитательную лекцию. Все время, пока шел обеденный перерыв и даже еще некоторое время после, Глеб посвятил рассуждениям о том, как все это нехорошо и вообще очень ему неприятно.

Впрочем, это не особенно нам мешало, потому что под его бормотанье мы довольно свободно говорили о своих делах, только иногда Наталья из вежливости поддакивала ему, повышая голос.

Наконец обеденный перерыв кончился, Глеб ушел, и все мы целиком и полностью углубились в работу. Близилась премьера, и нужно было успеть к сроку.

* * *

Вечером, приехав домой, я вдруг поймала себя на мысли о том, как я в последнее время устаю и какая это тяжелая и, в общем-то, не женская работа – художник-декоратор.

Впрочем, и работа частного сыщика тоже совсем не женская. Будем считать, что минус на минус в результате дает плюс.

От усталости голова «варила» не очень хорошо, но все же я решила проанализировать полученную за сегодняшний день информацию.

Приготовив кофе, я поудобнее устроилась на диване и предалась раздумьям, пытаясь выделить из всех полученных сведений те, что смогли бы пригодиться для моего расследования.

А такие сведения, несомненно, имелись.

Во-первых, я выяснила причину той странной отчужденности, которую окружающие испытывали к Ольге. Хотя нельзя не отметить, что это выяснение принесло скорее негативный, чем позитивный результат. В глубине души я лелеяла предположение, что все так к ней относятся потому, что подозревают в причастности к смерти Оксаны.

Но теперь, поняв, что если Ольгу и подозревают в причастности, то к совершенно иному преступлению, я не испытывала ничего, кроме разочарования.

Гораздо более полезными могли оказаться сведения, которые мне удалось собрать о самой Оксане. И это было во-вторых.

Похоже, эта Оксана была личностью весьма своеобразной. Как это они там говорили? «Судорожная»? Что ж, некоторая необузданность и порывистость иногда бывает свойственна нашему брату. То бишь, сестре. И я даже знаю многих особей противоположного пола, которые именно эти качества находят в женщинах привлекательными. Судя по рассказу того неудачливого монтировщика, такие особи имелись и в театре.

Не эти ли «нюансы взаимоотношений» имел в виду любезнейший Евгений Сергеевич, когда мы беседовали с ним в ресторане? И что имел в виду Стас, когда намекал на Азатова? Нужно было быть слепым, чтобы не заметить, как изменилось у того выражение лица.

Хм… А ведь это довольно интересно. Неужели Оксана имела наглость гулять от Бобы? Думаю, если бы он узнал об этом, то самолично спровадил бы ее на тот свет. Даже дополнительные приспособления в виде открытых люков не понадобились бы.

С другой стороны, если я правильно поняла, монтировщик потерпел неудачу. Был ли так же неудачлив Игорь – вот вопрос.

Да, вопросов пока больше, чем ответов. Но самое неприятное даже не это. Самое неприятное то, что, как ни крути, все обстоятельства дела пока указывают на несчастный случай. Нет ни малейшего намека на то, что кто бы то ни было мог всей душой желать смерти Оксаны.

Игорь, похоже, даже сожалел и скучал по ней, монтировщики ржут, у Ольги свои проблемы, про Алену и говорить нечего. А ведь все это люди, с которыми Оксана по роду своей деятельности общалась наиболее часто. Из всех них только Наталью я пока не проверяла, так сказать, на всхожесть, но познакомившись с ней поближе, я была не склонна думать, что она может вынашивать подобные замыслы. Хотя… хотя проверить, разумеется, следует и ее.

Что еще у меня остается? Группы, с которыми художники-декораторы контактируют не так часто, например, актеры. Или гримеры. Или режиссеры.

Про актеров, пожалуй, проще всего узнать у реквизитора Лили. С ней мне удалось наладить контакт с помощью истории о погибшем муже. Лиля тоже осталась без мужа, но не в результате его смерти, а в результате обыкновенного ухода. Проще говоря, благоверный смылся, оставив ее с малолетней дочерью и предоставив им вдвоем существовать на театральную зарплату. Но Лиля, как человек, причастный к высоким искусствам, быстро нашла отдушину в творчестве и стала изливать боль души в рифмах. Она даже прочитала мне парочку своих творений, хотя я, в общем-то, не настаивала.

Решено, при первом же удобном случае нужно будет задушевно побеседовать с Лилей.

Наметив этот следующий пункт своей программы, я отправилась спать. Но, несмотря на усталость, я еще долго не могла уснуть, прокручивая в голове различные варианты монолога, который я мысленно произносила перед Бобой Маленьким. Взволнованная и неспокойная, я все пыталась его убедить, что произошедшее с его знакомой Оксаной Ширяевой – это действительно несчастный случай, а никакое не убийство.

Что ни говорите, а постоянные раздумья о том, как человек вроде Бобы склонен реагировать на подобные монологи, может лишить сна кого угодно.

Глава 4

Все главное случилось на следующий день, когда Наталья отправила меня на склад за пресловутой охрой, которую мы никак не могли получить еще с того времени, когда я устраивалась в театр.