ГЛАВА 3

С тяжелым чувством я покидала Желтогорск, и лишь проехав километров пятьдесят, задала себе вопрос, куда же я еду.

Было уже совсем поздно, и в Москву я рисковала добраться сильно за полночь. Представив себе массу проблем с парковкой автомобиля и сонных дежурных в гостинице, я решила заночевать в машине в каком-нибудь укромном месте между Москвой и Желтогорском.

Несмотря на все треволнения, а может быть, именно благодаря им у меня не на шутку разыгрался аппетит, поэтому я в первом же придорожном кафе купила все необходимое для плотного ужина. Тем более что ела в последний раз, угощая своих хипповых пасса – жиров.

Я снова села в машину и, проехав еще пару километров, свернула на первую же проселочную дорогу и скоро нашла идеальное место для ночлега – на берегу живописной речки в километре от шоссе.

Умяв несколько булок с сосисками и запив их теплой минералкой, я откинулась на спинку сиденья и расстегнула пуговицу на джинсах.

Теперь мне предстояло осмыслить мою первую встречу, сделать выводы и скорректировать в соответствии с ними свои дальнейшие действия.

Все было не так просто, как мне казалось еще сегодня утром. И неизвестно, какие сюрпризы готовили мне мои невидимые противники.

Прокрутив на начало пленку на магнитофоне, я собралась прослушать запись нашей несостоявшейся беседы и нажала на кнопку воспроизведения.

То, что последовало за этим, привело меня в не меньшее изумление, чем внезапная метаморфоза Ильи Степановича.

Никаких следов разговора на ней не было! Вначале мне показалось, что пленка была совершенно чистой, но, прибавив громкости, я убедилась, что на ней появился странный перестук в ритме идиотской считалочки. С выводящей из себя монотонностью он звучал каждый раз, как только я, перемотав несколько десятков метров, пыталась обнаружить на пленке что-то иное.

При этом я была совершенно уверена, что ничего подобного на пленке до этого не было. Меня хорошо учили, и прежде чем воспользоваться пленкой при выполнении задания, я всегда проверяю ее самым тщательным образом.

«Откуда взялся этот странный стук? – ломала я голову. – И куда девалась сделанная мною запись?»

В исправности своей аппаратуры я не сомневалась, но на всякий случай тут же произнесла несколько фраз – они записались безукоризненно. Значит, дело было не в пленке и не в аппаратуре.

Отсюда следовал единственный вывод: обладатели страшного оружия – а никак иначе я теперь не могла воспринимать всю эту психотронику – имеют возможность не только контролировать поведение своих жертв, но и воздействовать на электронную аппаратуру. О чем я до сегодняшнего дня не подозревала. Интересно, знает ли об этом Гром?

Стук оказался привязчивым, и даже после того, как я выключила магнитофон, он продолжал назойливо звучать у меня в голове, и мне это совершенно не нравилось.

Я поймала себя на том, что начинаю подбирать соответствующие этому ритму слова. Лишенные всякого смысла, они были полным бредом:

– Жил-был-человек-скушал-сорок-чебурек…

Мне показалось, что какой-то ехидный тоненький голос в моей голове подсказывает мне эти слова, и я с трудом отделалась от этого ощущения. Эта считалочка, бесконечно повторяясь, казалось, подчиняла своему ритму все мое существо, заставляя отстукивать его ладонью и лишая способности размышлять.

– Чертовщина какая-то, – проговорила я вслух и, чтобы переключиться на что-то другое, поставила на магнитофон первую попавшуюся кассету. Это оказалась любимая мною с детства «Волшебная флейта» Моцарта.

Некоторое время стук считалочки и божественные ритмы моцартовской оперы боролись в моем сознании, но в конце концов Моцарт победил. И помог мне сосредоточиться.

Но чем больше я размышляла над событиями последних часов, тем к более печальным выводам приходила. И это еще мягко сказано.

«Если они решили помешать нашему с Ильей Степановичем разговору, – размышляла я, и думать так у меня были все основания, – а тем более каким-то неведомым способом заблокировать мою надежную аппаратуру, то, значит, им известно и то, что я подключилась к этому делу и где я сейчас нахожусь».

От этих мыслей мороз пошел у меня по коже, и стало не по себе. Ничего подобного я не могла себе и представить, хотя самым внимательным образом изучила информацию о фантастических возможностях гипотетической пси-лаборатории.

Если дело обстояло именно так, то они имели передо мной огромное преимущество.

Им было известно про меня все, мне же о них – ничего.

У них была уникальная, неизвестная мне аппаратура, против которой все мои «шпионские принадлежности» были бесполезны.

Ну и наконец – мне было неизвестно не только то, кто работает против меня, но и где они находятся. Судя по всему, их лаборатория могла располагаться в любой точке нашей страны или даже за ее пределами.

Из всего этого я сделала малорадостный вывод, что на этот раз мне нужно забыть весь свой опыт и попытаться найти новые, неведомые пока способы войны. С учетом того, что каждый мой шаг известен моему противнику.

Было от чего голове пойти кругом.

Чтобы прийти в себя от потрясения, я вышла на свежий воздух и немного прогулялась.

Ночи в полном соответствии со временем года были уже холодные, и после теплого комфорта автомобильного салона с кондиционером и автоподогревом я уже через несколько минут продрогла насквозь.

Несмотря на все мои попытки, я так и не смогла придумать ничего путного и по традиции отложила решение всех своих проблем до утра, доверяя сказочному совету, что «утро вечера мудренее», тем более когда имеешь дело с подобной чертовщиной.

Укладываясь спать, я подумала, что продолжать размышлять на эти темы сейчас – все равно что рассказывать себе на сон грядущий страшные истории.

Я убавила звук на магнитофоне и, согревшись, уже почти засыпала, когда раздался сигнал телефона.

– Слушаю, – сбросив с себя дремоту, произнесла я в трубку.

И в ответ не услышала ни звука.

Хоть и не часто, но такое случалось и раньше. Всякое бывает. Кто-то ошибается номером или не срабатывает связь, но в сегодняшних обстоятельствах это безмолвие показалось мне зловещим.

Так и не дождавшись нового звонка, я снова попыталась заснуть. С большим трудом мне это удалось под утро, хотя назвать этот «коктейль» из кошмаров и пробуждений полноценным сном было бы сильным преувеличением.

* * *

Утро подарило мне сюрреалистический пейзаж. За окном моего автомобиля все было в дымке, туман был настолько плотным, что уже в десяти шагах ничего не было видно, и на шоссе я выбиралась почти на ощупь.

Только поднявшись на эстакаду, я вырвалась из его объятий. Место моей ночевки располагалось в низине у воды, поэтому поредевший уже через час после восхода солнца туман лишь там еще продолжал бороться с утренним теплом.

Вместе с туманом рассеялись и остатки моих ночных страхов. Теперь, при свете яркого солнца, все происшедшее со мной вчера вечером уже не казалось мне таким страшным. Во всяком случае, я даже подтрунивала над собой и своей трусостью.

– Ну, и что ты так перепугалась? – бодрым «пионерским» голосом спрашивала я себя. – Сумасшедшего дяденьки испугалась? Эх ты, трусишка.

В глубине души я далеко не была уверена, что все мои вчерашние тревожные соображения были беспочвенными, но мне нравилось улыбаться и подшучивать над собой. Это было намного приятнее, чем ворочаться с боку на бок, вздрагивая то ли от ночных шорохов, то ли от собственных фантазий.

А запах шашлыка, проникший в салон моего автомобиля, заставил меня остановиться у невзрачной на вид придорожной шашлычной и позавтракать любимым блюдом.

– Нет, кроме шуток, – старательно убеждала я себя, – психика Ильи Степановича на самом деле могла не выдержать такой нагрузки. Он же сам тебе сказал, что стал невменяемым.

И тут же возражала самой себе:

– Но ведь не хочешь же ты сказать, что у тебя нет достаточных оснований для беспокойства? Ведь кто-то или что-то довело Илью Степановича до такого состояния? Еще недавно более нормального человека, чем он, трудно было себе представить. К тому же о том, что он является одной из жертв «пси-террора», ты узнала не откуда-нибудь, а из сверхсекретной информации из Москвы. А там наверняка тысячу раз проверили все факты, прежде чем отослать их тебе.

– Пачему с таким лицом кушаешь, шашлык невкусный? – отвлек меня от этого внутреннего диалога вопрос хозяина шашлычной, небритого мужчины средних лет явно «кавказской национальности».

– Шашлык замечательный, к нему бы еще бутылочку «Гурджаани», – улыбнулась я ему в ответ.

– Э-э, пачему так поздно сказала, у меня есть, – расстроился хозяин шашлычной и бросился было за бутылкой, но я поторопилась его остановить:

– Спасибо, но я за рулем.

– Э-э, что значит за рулем? Какой гибэдэдэшник с тебя штраф возьмет, он что – не мужик, ей-богу? Такой красавица от стаканчика вина только лучше машину водит.

Он пребывал в хорошем настроении и был не прочь поболтать с хорошенькой хозяйкой дорогой машины.

– Тем более такую машину! – восхищенно зацокал он языком, с одобрением поглядывая на мою машину. – Мамой клянусь, через год такую же куплю!

Мы еще немного поболтали с ним о достоинствах моего «Ягуара» и расстались добрыми друзьями. Есть все-таки в кавказских мужчинах определенный шарм, и готовят они – что надо!

Я даже немного расстроилась, когда вернулась в машину и увидела себя в зеркале. После проведенной в машине полубессонной ночи я выглядела далеко не лучшим образом, и умыться мне совсем не мешало.

Но возвращаться для этого в шашлычную мне не хотелось. Пришлось ограничиться гигиенической салфеткой, которые я на всякий случай всегда вожу с собой в бардачке.

Приведя себя в божеский вид, я вернулась к прерванному диалогу и через некоторое время пришла к выводу, что основания для беспокойства у меня, конечно же, были, но не до такой степени страшные, чтобы паниковать.

Самым неприятным в этой истории была необъяснимая «поломка» магнитофона и особенно те странные звуки, что появились в результате ее на пленке.

Все остальное я после некоторых колебаний отнесла к ночным страхам и игре воображения, во всяком случае, решила пока не менять своих планов и, по возможности, в самое ближайшее время встретиться с другими предполагаемыми жертвами преступной психотроники.

Освежив в памяти некоторые фамилии и адреса, я прибавила газу, с особым удовольствием обгоняя «Форды» и «Мерседесы».

На этот раз мой путь лежал в одно из подмосковных заведений, в разное время называвшееся то профилакторием, то домом отдыха, не меняя при этом своей сути. То есть оставаясь психиатрической лечебницей для привилегированных клиентов.

В нем по моим сведениям с недавних пор проживала весьма уважаемая мною женщина, настолько известная в самых широких кругах, что я не стану называть ее настоящего имени и должности. Она и поныне здравствует, и разглашение тайны истории ее «болезни» будет нарушением прав ее личности.

Санаторий, назовем его этим нейтральным словом, находился в живописном месте в одной из старинных подмосковных усадеб середины девятнадцатого века.

Попасть на его территорию с моим удостоверением оказалось не слишком сложно, и через некоторое время мы с Татьяной Ивановной уже мирно беседовали на одной из удобных лавочек в окружающем лечебные корпуса парке.

В отличие от Ильи Степановича, Татьяна Ивановна выглядела довольно сносно, и если бы не глубокие тени под глазами и немного осунувшееся лицо, я бы подумала, что она попала в мой список по ошибке.

У нее в руках был томик Бунина.

– Вы знаете, – улыбнулась она, перехватив мой взгляд, – с тех пор, как эта напасть свалилась на мою голову, я постоянно провожу над собой что-то напо – добие экспериментов. И заметила, что самая лучшая защита – это не поддаваться страхам и занять себя чем-то посторонним. И русская литература в этом смысле – идеальное средство. Насколько я понимаю, эмоциональная угнетенность им только на руку. А чем больше прислушиваешься к себе, тем проще им подавить твою личность.

– Им? – переспросила я, поскольку сама употребляла это местоимение для обозначения неведомого противника.

– Им. Или ему. Если бы знать… – спокойно ответила Татьяна Ивановна. – Сколько я ни билась над этой загадкой, я ни на йоту не приблизилась к ее разрешению. Может быть, обнаружить их невозможно в принципе. Они это знают и поэтому действуют так нагло.

– Но если вы понимаете, что дело тут не в функциональном нарушении мозга, то почему… – Я кивнула в сторону лечебного корпуса, где располагалась палата Татьяны Ивановны.

– Почему я легла в психушку? – спокойно употребила моя собеседница слово, которого я в разговоре с ней всячески избегала. – Поверьте, не потому, что считаю себя сумасшедшей. Первое, что я сделала, столкнувшись со «странными явлениями», – это проштудировала всю доступную мне литературу и пришла к выводу, что это не болезнь. К тому же среди моих друзей есть вполне квалифицированные психиатры, которые лишь подтвердили мой вывод.

– В таком случае…

– Самая главная причина, Юлия Сергеевна, в том, – перебила она меня, – что у меня двое детей. И если моя квартира подвергается тому или иному воздействию, когда я там, мне не хочется, чтобы из-за этого страдали члены моей семьи. К тому же в результате «излучений» или чем там они пользуются я совершенно не могу спать. – Она потерла виски кончиками пальцев. – А это не самым лучшим образом сказывается на самочувствии. Поэтому присутствие квалифицированных врачей может оказаться весьма уместным.

Татьяна Ивановна замолчала, и я не торопилась возобновить разговор. Она закрыла глаза и откинулась на спинку скамейки, греясь в лучах осеннего солнца. Ее лицо было совершенно спокойным, только веки слегка подрагивали…

– Я вчера видела Илью Степановича… – через некоторое время сообщила я.

– Как он там? – живо откликнулась Татьяна Ивановна.

– Неважно.

– Он сейчас в Москве?

– У себя дома.

– Может быть, этого они и добиваются, – задумчиво произнесла Татьяна Ивановна.

– Чего? – не поняла я.

– Чтобы неугодные им люди разъехались по своим норам и не высовывались… У них же должна быть какая-то цель. Да не прячьте вы ваш диктофон, – неожиданно закончила она и открыла глаза.

Как я ни старалась, я не смогла скрыть смущения.

– Не смущайтесь, какая, в конце концов, разница – блокнот или диктофон? Вы же, надеюсь, не собираетесь транслировать это по радио?

– Ну что вы… – снова смутилась я и рассказала о загадочном отказе моей аппаратуры вчерашним вечером. – Я хотела убедиться…

– В чем? Что это случайность? Не думаю. Вы бы видели, что творилось с аппаратурой в моем доме, начиная от компьютера и кончая пылесосом. Все эти приборы словно с ума посходили… – усмехнулась она и таким образом перевела наш разговор на самые интересные для меня темы.

В основных чертах мне были известны результаты пси-воздействия, но услышать обо всем этом от непосредственно пострадавшего от них человека, сохранившего при этом ясность мысли, – о большем я не могла и мечтать.

* * *

Наша беседа продолжалась больше часа. Не считаю необходимым пересказывать ее содержание, поскольку буквально через несколько часов сама пережила многое из того, о чем мне поведала Татьяна Ивановна.

Прощаясь с ней, я не смогла удержаться от слов восхищения по поводу ее мужества и выдержки.

– Это я на людях такая смелая, а по ночам дрожу от страха, особенно когда вылезает вся эта чертовщина… – отмахнулась она и, пожелав мне успеха, вернулась в свою палату.

Покинув территорию санатория, я первым делом включила магнитофон. Кассета снова оказалась совершенно пустой…