Остальные работы тоже принадлежали учащимся факультета художественной вышивки. Наверно, для каждого отделения отведен свой этаж, решила я. На втором могли заниматься какие-нибудь резчики по кости или каменотесы. Но это явно не иконописцы, я не думаю, что художники так громко стучат кисточками по дереву или металлу…

Коридор плавно заворачивал налево, и я увидела в его углублении открытую дверь. Похоже, я ошиблась – у кого-то еще идут занятия. В углу стояли две высокие деревянные стойки, на которых лежали деревянные палки, соединенные в форме квадрата. На палки была натянута белая ткань – наверно, чья-то работа, поняла я. Мне стало любопытно посмотреть, как выглядит образец по художественной вышивке, и я беззвучно прокралась к стойкам.

В правом верхнем углу натянутой ткани я увидела небольшой квадрат со стороной в двадцать сантиметров, не больше. Внутри он был разделен на маленькие белые квадратики с тонкими перегородками, а по диагоналям тянулись узорчатые нити. В каждом углу находился небольшой цветок с шестью лепестками, а по периметру квадрат заполняли геометрические узоры. Чем-то это все напоминало кружевной узор, но никак не вышивку. В моем представлении, вышивают крестиком какую-нибудь картину – пейзаж или натюрморт – по специальной цветной схеме. Ленка-француженка, находясь в декрете, всерьез увлекалась подобным занятием и какое-то время постоянно корпела над пяльцами, вроде ее это успокаивало. Я ее искренне не понимала – по-моему, тут свихнуться можно, а не успокоиться. То нитки запутаются, то в крестиках ошибешься, тем более быстро картину не вышьешь, то есть мгновенного результата не дождешься. Лично у меня ни за что терпения не хватит сотворить хотя бы маленький узорчик. Хотя готовая вышивка, не могу поспорить, смотрится потрясающе – на первый взгляд не отличишь от нарисованной картины.

Я решила, что квадрат на ткани, скорее всего, попал сюда с кафедры кружевоплетения, и, вдоволь насмотревшись на работу, заглянула в приоткрытую щелку кабинета. Единственное, что я смогла разглядеть – это девушку напротив двери, сосредоточенно продевающую иглу в натянутую на квадратную рамку ткань. Девице на вид было лет семнадцать, я видела лишь ее голову с забранными наверх в неаккуратный пучок волосами и верхнюю часть голубой кофты. Ее правая рука двигалась с легкостью и быстротой, вышивальщица была полностью погружена в свою работу. Наверно, если б я вошла в аудиторию, девушка вряд ли бы даже голову подняла в мою сторону.

Вдоволь насмотревшись на работницу-«белошвейку», я отошла в сторону лестницы, намереваясь подняться этажом выше. Но только я ступила на следующую ступеньку, как внезапно услышала шум открывающихся дверей и топот ног нескольких человек. Взглянув на мобильник, я поняла, что пара закончилась – часы показывали без пятнадцати семь. По всей видимости, студенты спустятся по лестнице вниз – те, кто закончил занятия, пройдут за вещами, а оставшиеся заниматься наверняка посетят столовую, если таковая имеется в училище. А где еще им обедать и ужинать? Сомневаюсь, что с этой жуткой пропускной системой кто-то осмеливается покидать стены учебного заведения. Разве что во время большой перемены – обычно во всех университетах и институтах обеденный перерыв длится минут тридцать-сорок. И кстати, интересно, неужели среди учащихся никто не курит? А если курильщики имеются, как к их перекурам относится тетка-цербер на входе?..

Про себя я вздохнула: мне придется в течение последующих двух часов воздержаться от курения, провоцировать вахтершу я не собиралась. Ладно, смешаюсь с толпой студентов и узнаю, где у них хотя бы столовая и гардероб…

На лестничную площадку вышли пять девушек с третьего этажа, по всей видимости, из той аудитории, где работала девица с пучком. Среди студенток я сразу узнала ее по прическе и голубой кофточке. Девушки не обратили на меня никакого внимания и, негромко переговариваясь, направились вниз по лестнице. Я последовала за ними, стараясь держаться на некотором отдалении, чтобы не смущать вышивальщиц своим присутствием.

Четверо из компании повернули по коридору первого этажа к пропускному пункту, а одна девчонка, стройная и красивая барышня лет пятнадцати, спустилась ниже на один этаж. Как я и догадалась, внизу располагалась столовая. Дверь помещения была открыта, и я прошла вслед за девицей внутрь.

Взглянув снова на часы в телефоне, я отметила про себя, что до начала занятия остается десять минут – как раз хватит времени выпить чашку чего-нибудь горячего и перекусить. Я подошла к столу и оглядела имеющийся в буфете ассортимент. Полки с едой выглядели весьма скудно – то ли все съели студенты, то ли кормить тружеников искусства здесь не любили. Мне совершенно не внушал доверия неведомый салат в маленькой стеклянной пиале и явно несвежая плюшка с неизвестной начинкой. Компот покупать тоже не хотелось. Может, чай или кофе у них имеется, в меню написан только прейскурант на хлебобулочные изделия и салаты. Я пробежала глазами список блюд – видимо, загадочный салат именуется винегретом, еще чисто теоретически продается «мимоза» и «крабовый». Вторые блюда на сегодня – макароны, супы даже в перечне отсутствуют. Из выпечки – рогалик с творогом и пирожки с картошкой и капустой. Надо же, есть и йогурт с ряженкой, может, затерялся где-то в холодильнике…

Я подошла к пункту выдачи продуктов и поздоровалась с высокой женщиной в светло-голубом халате. Та на мое приветствие не ответила – интересно, они всех работников подбирают таких неучтивых? – и коротко буркнула:

– Говорите, что вам.

– Какао, – брякнула я первое пришедшее в голову.

– Какао закончился, – объявила продавщица. – Все, что осталось, на витрине.

– Чай у вас есть? – поинтересовалась я.

– Черный, двадцать рублей, без сахара, – отрапортовала женщина. – Еще что?

– Шоколадку. – Я кивнула на дешевую плитку с надписью «арахис и фундук». Продавщица со стуком опустила на стол одноразовый стаканчик, швырнула рядом пакетик черного чая и махнула рукой в сторону:

– Кипяток там. Семьдесят рублей.

Грабеж средь бела дня, подумала я, отсчитывая мелочь. Бедные студенты, как на них здесь наживаются! Да в любом магазине то, что я заказала, стоит раза в два дешевле! И как только Светлана здесь учится? На ее месте я бы сразу ушла, взять хотя бы эту ужасную контрольно-пропускную систему с отвратительной вахтершей…

Я рассеянно взяла стакан и набрала горячей воды. Со стаканчиком в одной руке и шоколадкой в другой я отошла от стойки и огляделась вокруг. Столовая почти пустовала – занято было столика три, за одним сидели двое парней лет по восемнадцать, наверно, старшекурсники. Я сразу подумала, что они либо учатся на ювелирном, либо занимаются резьбой по кости. Что говорить, на художественной вышивке или кружевоплетении лицам мужского пола делать нечего. Ну или иконописцы – тоже вполне подходит.

Я направилась к столикам подальше от пункта выдачи блюд – не хотелось сидеть поблизости от недружелюбной продавщицы. Сперва хотела сесть за свободный столик, но внезапно мое внимание привлекли три студентки за дальним столом. Точнее, заинтересовала меня одна из них – женщина лет тридцати пяти – сорока, одетая в клетчатую рубашку с длинными рукавами и обычные синие джинсы. В ней я сразу узнала Светлану, жену Куприянова.

Радуясь про себя, что мне повезло и я могу познакомиться с женщиной в неформальной обстановке, я подошла к столику и вежливо поздоровалась, после чего спросила, можно ли присесть на свободный стул.

– Садитесь, конечно, – улыбнулась мне Света. Она показалась мне женщиной доброй и спокойной – весь ее облик излучал какую-то гармонию и теплоту. Про таких людей обычно говорят, что они не от мира сего – у меня создалось ощущение, что Светлана глубоко погружена в свои мысли и на окружающих людей не обращает особого внимания. Две другие девушки, наверно, ее одногруппницы, разговаривали о каком-то задании, обсуждая, где брать образцы нужной росписи. Светлана в основном молчала, но, когда к ней обращались с вопросом, отвечала с неизменной улыбкой, говорила тихо и мелодично. Она чистила большой оранжевый апельсин, аккуратно складывая кожурки в пустой одноразовый стаканчик. Закончив очищать спелый плод, она ровно разделила его на четыре части и угостила всех сотрапезниц, включая и меня. Я с благодарностью взяла несколько долек и развернула плитку шоколада, предложив девушкам угоститься. Девчонки тут же отломили себе по щедрому куску лакомства, Светлана же скромно взяла одну дольку, сопровождая свои действия неизменной улыбкой. Я подумала, что пора завязать знакомство, и представилась:

– Меня Таней зовут, а вас?

– Я Марина, а это Ксюша, – назвались Светланины сокурсницы. Женщина тоже назвала свое имя.

– Вы все на курсы масляной живописи? – поинтересовалась я. – Я сегодня на первое занятие пришла…

– Не, мы на самостоятельном мастерстве остаемся, – сказала Марина, невзрачная блондинка в сиреневом платье. – Дополнительно, потому что не успеваем.

– А вы? – спросила я Свету.

– Я на курсы, – подтвердила женщина. – К Роману Александровичу, он очень хороший преподаватель.

– Там сложно? – Я изобразила крайнюю озабоченность. – А то я никогда маслом не писала, вот хочу поступать в следующем году…

– О, вы не пожалеете, что записались на уроки! – Лицо Светланы словно просветлело, она говорила чуть ли не с придыханием в голосе. – Роман Александрович очень интересно преподает, к нему попасть на занятие – огромное счастье! Вам очень повезло, что курсы ведет именно он!

Я скептически хмыкнула про себя. Послушать Свету, так правда, согласишься с ее мужем, что Кузнецов для нее – царь и бог, чей авторитет не поддается никаким сомнением. Но я и виду не подала, что не разделяю мнения женщины касательно непогрешимости ее любимого преподавателя. Напротив, изобразив живой интерес, принялась расспрашивать Светлану о занятиях и о Романе Александровиче.

– Я читала на сайте, что он – выдающийся художник, – вспомнила я. – Участник выставок, наверно, гениальный человек!

– Абсолютно точно, – подтвердила женщина. – Он умеет все: и писать реалистичные вещи, и иконами занимается, портреты у него не хуже, чем у Серова! Видели бы вы его шедевры – он приносил шкатулку в технике миниатюрной росписи, это что-то потрясающее! Вдобавок ко всему Роман Александрович – одаренный учитель, что называется, от Бога. Он не только создает уникальные шедевры, но и может доступно объяснить и показать все ученикам!

– А на курсах много человек занимается? – поинтересовалась я.

– Нет, иногда я одна прихожу, – покачала головой Светлана. – Из нашей группы никто больше не записался, хотя девочки хотели. – Она кивнула в сторону Марины и Ксюши. – Но из-за большой нагрузки мы и учебные задания делать не успеваем, не говоря уже о дополнительных. Я и сама не знаю, когда все успеть – к завтрашнему дню надо делать композицию, наброски по рисунку и учить историю. После курсов домой пока доеду, уже поздний вечер будет, придется опять до ночи сидеть… Но мне очень нравится учиться, поэтому я не так сильно устаю, как остальные.

Света нагнулась к своей сумке и вытащила папку акварельных листов альбомного формата, открыла ее и достала карандашный рисунок. Я увидела красивый узор из цветов и лепестков с причудливо извивающимся стеблем и маленькими кружочками-тычинками возле каждого цветка.

– Этот орнамент надо выполнить по всему периметру листа, – пояснила Света. – Перерисовать несложно, но надо придумать переход с вертикальной плоскости на горизонтальную. Потому узор выполняется в цвете, а если окажется удачным, то его перенесу на большой формат.

– Да, сложно, – согласилась я с женщиной. – И долго его рисовать?

– Ой, я все делаю достаточно медленно, – сказала Светлана. – Часто стираю, линии ведь должны быть идеальными. Но знаете, сажусь за рисунок и даже не замечаю, как время пролетает. Это так успокаивает – я раньше в основном в технике реализма работала, так нынешние задания кажутся мне гораздо интереснее, чем в предыдущей художке. А вот наброски по рисунку надо делать реалистичные – людей рисовать, предметы быта, можно детали архитектуры. Рисунок Николай Федорович ведет, он строгий преподаватель, очень требовательный. В неделю надо сдавать не менее пятнадцати хороших набросков. Я, когда начала на пары ходить, приносила больше – штук по двадцать, но из всех них ему нравилось от силы два-три. Но это хорошо – лучше больше работать, так рука набивается, линии становятся прямее и увереннее. Теперь-то я поняла, какие требования у Николая Федоровича, и наброски, как он сказал, у меня стали лучше.

Я слушала Светлану и уже сомневалась в правоте подозрений Куприянова. Да, Кузнецова она обожает, но, похоже, учеба ее интересует куда больше, чем любовные похождения. Скорее всего, Света восхищается им как преподавателем, а не как мужчиной. И, судя по ее рассказу, курсы посещает с целью поскорее овладеть мастерством живописи.

– Ой, скоро же занятие начнется! – спохватилась вдруг Светлана, доедая свою дольку апельсина. – Нам на пятый этаж, вам ведь объяснили куда? Я сейчас уже пойду! – Она схватила свою сумку, оставив дольку моего шоколада на столе. Я вспомнила про свой уже остывший чай и отпила глоток из стакана. Забыла вытащить из чашки пакетик, чай оказался очень крепким и совершенно невкусным – сахара в столовой мне ведь не дали. Я оставила напиток на столе, захватила с собой булочку, остатки шоколадной плитки и направилась вслед за Светланой.

Мы одолели пять лестничных пролетов – верхние два оказались с высокими ступеньками, и даже я слегка запыхалась. Света, очевидно, давно привыкла к такой крутой лестнице и даже не остановилась перевести дыхание, сразу устремилась по коридору к нужной нам аудитории. Мы вошли в кабинет, Светлана сразу повесила сумку на высокий деревянный мольберт и подошла к стеллажам, на которых были неаккуратно сложены холсты для живописи.

Я огляделась. Все помещение было заставлено громоздкими на вид мольбертами, а по двум сторонам – направо и налево от входа – возвышались два стола, на которых стояли натюрморты. Первая постановка была выдержана в коричневато-багровых тонах: на темно-красной ткани (позже я узнала, что у художников тряпки зовутся драпировками) располагались коричневый кувшин, багрово-красная тарелка и чучело ворона, немного впереди от предметов небрежно брошенная кисть винограда и красно-желтое яблоко, смотревшееся на общем темном фоне ярким нелепым пятном. Другой натюрморт мне понравился больше – он казался насыщеннее и интереснее. Драпировки подобраны в холодной гамме – синие, зеленые и фиолетовые тона красиво сочетались друг с другом, а на фоне их красиво вырисовывались очертания чучела фазана. Натюрморт дополняли фрукты – опять виноград, яблоко, зеленоватая груша, чуть поодаль стоял белый фарфоровый чайник.

– Я пишу постановку с фазаном, – пояснила Света, которая устанавливала на мольберт большой холст, уже начатый красками. Я с интересом оглядела работу женщины. Что меня удивило больше всего, так это то, что ни один предмет натюрморта не был полностью выполнен в цвете – несколько широких мазков кисти показывали верхнюю часть синей драпировки, рядом – едва прописанная голубая, затем – зеленая ткань. У фазана были нарисованы лишь часть головы и туловища да несколько перьев цветного крыла. Виноград вообще походил на нечто неопределенное – никаких отдельных ягод, только несколько ярко-зеленых и оливковых мазков. Керамический чайник вообще Светлана не начинала – я увидела лишь обрисованный черным карандашом контур с прямой линией посередине и несколькими эллипсами внутри.

– Роман Александрович, скорее всего, скажет вам выполнить несколько набросков натюрмортов в разных ракурсах, – пояснила женщина. – Во всяком случае, так я начинала работу над постановкой. Но он скоро придет и сам вам все расскажет, вы пока можете достать карандаш и листы бумаги.

– Ой, а у меня ничего нет… – растерялась я. – Секретарь не сказала, что надо что-то приносить. Если б я знала, то взяла с собой все, что нужно…

– Не беспокойтесь, карандаш я вам дам, а листы можете взять из использованных палитр для акварели, а если не найдете – у меня есть в папке. Палитры вон в том углу. – Светлана кивнула в сторону стеллажей с холстами. Я подошла к полкам и оглядела их содержимое. На каких-то холстах были изображены натюрморты, большая работа – холст куда шире, чем у Светы, – начат портрет какой-то пожилой женщины в алом платке. Я опустила голову ниже и разглядела кипу бумаг, очевидно, это и были палитры под акварель. Порывшись в стопке, я извлекла пару более-менее чистых листов и подошла к ближнему стулу.

Внезапно дверь открылась, и в аудиторию вошел высокий худощавый мужчина лет сорока пяти, одетый в темно-синюю джинсовую куртку и потертые зеленоватые джинсы. Его шею закрывал черно-белый клетчатый шарф, а черные, слегка волнистые волосы небрежно падали на лоб. Лицо довольно приятное – карие глаза, прямой нос, острые скулы. При взгляде на него сразу можно догадаться, что это человек творческой профессии, который привык производить яркое впечатление на окружающих и эпатировать публику. Этакий Сальвадор Дали, только внешностью приятнее, но даже по его походке и манере держаться было видно, что это весьма нестандартный персонаж.

– Вечер добрый! – улыбнулся он самой обаятельной улыбкой, которую только мне доводилось видеть. – О, у меня сегодня новая ученица, что ж, добро пожаловать! – Кузнецов кивнул мне на стул напротив натюрморта с фазаном. Я послушно опустилась на табурет.

– Так, сначала я посмотрю, как продвигаются дела у Светы, а потом побеседуем с вами, – пояснил Роман Александрович. – Пока посидите, посмотрите на постановки, выберите ту, которая вам больше нравится.

Кузнецов подошел к Куприяновой и стал ей тихо объяснять, что дальше делать. Я тем временем молча наблюдала за этой парочкой. Что ж, преподаватель – мужчина весьма видный, он умеет вызывать у людей симпатию и наверняка пользуется успехом у женщин. Кроме того, у него со Светланой небольшая разница в возрасте, вполне может статься, что Роману Александровичу надоели молоденькие глупые девчушки, которые, очевидно, без ума от него, а Света заинтересовала преподавателя своим умом и образованностью. Они подходят друг другу, это понятно: известный художник и выпускница Парижской школы искусств. Пользуясь моментом, когда на меня не обращают внимания, я подошла к натюрморту с фазаном и незаметно установила «жучок» за планшетом, с которого свисали драпировки. Постановку разберут не скоро, раз Светлана ее пишет, а как она сама говорила, работает она медленно. Я тоже выберу этот натюрморт и спокойно буду изображать длительную художественную деятельность, пока не закончу следить за Светой. Итак, класс для занятий масляной живописью теперь прослушивается, позже поставлю здесь скрытую камеру. Довольная собой, я возвратилась обратно на свое место и принялась ждать Кузнецова.

Роман Александрович вскоре подошел и ко мне, оставив Светлану работать самостоятельно. Я воззрилась на художника с видом внимательной и вдумчивой ученицы.

– Напомните мне, пожалуйста, ваше имя, – обратился ко мне Кузнецов. Я назвалась.

– Меня зовут Роман Александрович, как вы, вероятно, уже знаете, – сказал художник. – Прежде чем вы начнете работать с натюрмортом, я хотел бы немного узнать о вашем уровне. Вы уже рисовали раньше? Может, учились в художественном училище или школе?

– Нет, только на уроках рисования в обычной школе, – честно призналась я. – Я читала на сайте, что курсы может посещать любой желающий вне зависимости от уровня подготовки.

– Все верно, – подтвердил Кузнецов. – Какова ваша цель? Чему вы хотите научиться на моих курсах?