Глава 2

Из рассказа Дианы я сделала вывод, что, скорее всего, Надежду Викторовну собираются устранить с работы – а так как угрозы не подействовали, злоумышленник решил перейти к действиям посерьезнее.

Я уже наметила ход своих дальнейших действий – так как мне необходимо постоянно находиться в бассейне в рабочие смены Надежды Викторовны, а в идеале – вообще каждый день, чтобы наметить круг подозреваемых, мне следует затесаться в персонал бассейна.

Первой моей мыслью было купить абонемент на каждодневное посещение бассейна, однако подумав, я сразу же отмела эту мысль. Даже спортсмены, которые готовятся к соревнованиям, не могут ежедневно с семи утра и до девяти вечера нарезать круги в бассейне – максимум, на что я могу рассчитывать, так это на двух- или трехчасовую тренировку. И то, это если мне повезет.

Насколько я знаю, занятие в бассейне длится сорок пять минут. А что я буду делать в оставшееся время?

Можно было бы устроиться в бассейн уборщицей или гардеробщицей – тогда я буду находиться в спортивном комплексе весь день. Но уборщица моет полы не только в самом бассейне, но и на этажах, и в вестибюле. То есть мне придется оставлять Надежду Викторовну без присмотра на какое-то время, а это никак не вяжется с работой телохранителя.

Я должна придумать что-то, дабы находиться при вверенном мне человеке постоянно, неотступно. Вот только что?..

Поэтому я ухватилась за первую же возможность свести знакомство с Надеждой Викторовной.

Мне несказанно повезло, что сегодня – как раз воскресенье, и у матери Дианы занятия в этом ее кружке исторических танцев.

Надо же, никогда не думала, что у нас в Тарасове есть и такое заведение! Ладно там восточные танцы, танго, сальса, бачата…

Все это весьма популярно в настоящее время, в городе полным-полно всевозможных академий танцев. Одна из них как раз находится на центральном проспекте города, правда, исторических танцев я там не наблюдала.

– Мама посещает клуб под названием «Смауг», – пояснила Диана. – Это название взято из книги Толкина, так звали легендарного дракона, который разгадывал загадки и обладал некими гипнотическими способностями. Раньше в Тарасове был только один клуб исторических танцев, но несколько лет назад в нем произошел раскол, и образовались другие клубы – «Старый город» и «Вельса». Но мама стала ходить в «Смауг» уже после раскола, поэтому никаких конфликтов при ней вроде не происходило.

– А почему Надежда Викторовна выбрала столь странное направление в танцах? – полюбопытствовала я. – Ей кто-то посоветовал заняться этим?

– Мама общается со своими бывшими одноклассниками в социальных сетях, – пояснила Диана. – Одна ее школьная подруга, которая сейчас живет в Нижнем Новгороде, выкладывала фотографии, на которых она постоянно в каких-нибудь нарядах прошлых веков. Мама стала ее расспрашивать, что это и для чего, и подруга сказала, что ходит на исторические танцы, а там постоянно проходят балы. Мама же любит всевозможные шмотки, ей как раз одно подружкино платье понравилось. Вот она и нашла этот клуб, «Смауг», пришла на пробный урок, да так там и осталась.

Диана сообщила мне местонахождение клуба – он располагался в здании Дома культуры и творчества на первом этаже.

Я прикинула, что к пяти вечера я точно успею туда приехать, и попросила Диану показать мне фотографию ее матери, чтобы я могла узнать ее среди других женщин.

Девушка вытащила свой мобильник, нашла наиболее удачный снимок и протянула мне телефон. На фото я разглядела женщину средних лет, с короткими светлыми волосами и мелкими чертами лица.

Назвать ее красавицей было сложно, хотя я не понимала, что в лице женщины мне не нравится. Вроде нормальные черты – глаза не маленькие и не большие, нос весьма пропорциональный, губы имеют красивую форму…

Однако, приглядевшись, я поняла, что мне не нравится в облике этой женщины. Взгляд – он был властный, жесткий и суровый, точно Надежда Чекулаева осуждала человека, на которого она смотрела. И губы – они были поджаты, что придавало лицу выражение неприступности и суровости.

Вот если бы на фотографии женщина улыбалась или хотя бы смотрела чуточку доброжелательнее, уверена, ее можно было бы считать весьма миловидной и даже привлекательной.

Удивительно, как много значит выражение лица – оно может испортить или, наоборот, украсить человека. Уверена, что весело хохочущая дурнушка выглядит куда красивее, нежели мрачная, гордая красавица, которая всем своим видом показывает, как ей все надоело и как все не нравится.

Я посмотрела на Диану, сравнивая девушку с ее матерью. Моя собеседница совершенно не походила на бывшую спортсменку Надежду Чекулаеву. Не говоря о прическе, единственное, что было общего между Дианой и ее матерью, – так это овал лица и форма подбородка.

Наверное, Диана унаследовала отцовские черты, так часто бывает.

Я протянула телефон девушке и проговорила:

– Надеюсь, я узнаю вашу маму. Только на нее вы не очень похожи.

– Вы просто не видели фотографию мамы, когда ей было двадцать лет! – улыбнулась Диана. – У нее были длинные светло-русые волосы, естественно, отсутствовали морщины. И улыбалась она чаще – особенно на вручении медалей и кубков. Дома у нас висит фото мамы, когда ей вручают «золото». Там она такая счастливая, такая красивая… Я в детстве смотрела на эту фотографию и мечтала вырасти такой же, как и моя мама. Очень хотела быть на нее похожей – она казалась мне едва ли не богиней, такая знаменитая, такая умница…

– Но и на фотографии в вашем телефоне вашей маме не дашь ее возраст, – заметила я. – Как я понимаю, ей около сорока шести – сорока семи лет?

– Сорок семь, – уточнила девушка. – Морщин и правда нет, мама делала в сорок пять пластику лица. Это был подарок ей от отца – она все время ныла, что ее достали морщины вокруг рта, и, хотя папа и говорил, что любит ее такой, мама вечно была недовольна своей внешностью. Это у нее началось после ухода из спорта. Мне кажется, что, несмотря на тренерскую карьеру, в глубине души у мамы имеются комплексы неполноценности. Она чувствует себя ущербной – ведь раньше была спортсменкой, гордостью страны, можно считать! А сейчас – тренер, хотя и не рядовой, в бассейне провинциального города. Вот все это и вылилось в недовольство своей внешностью. После пластики она некоторое время сама себе нравилась, но потом другое началось – ей не нравится ее фигура, вроде не модельная. Хотя в сорок семь лет о каких модельных стандартах может идти речь! Мне кажется, маме все же следует снова вернуться в спорт, пускай и непрофессиональный. Но если она будет добиваться побед, то и комплексы пропадут. А так – хоть сотни операций делай, все равно она найдет, к чему в себе придраться. И недовольство собой выливается в недовольство окружающими, потому она такая строгая и властная. Но это лишь маска, которая скрывает неуверенного в себе человека…

– Весьма точный психологический портрет, – похвалила я. – Ловко вы разбираетесь в людях.

– Да что вы! – махнула рукой Диана. – Это же моя мама, я с ней всю жизнь прожила. Я же не бесчувственная табуретка, понимаю ее…

– Это верно, – кивнула я. – Что ж, попытаемся во всем разобраться…

Диана ничего не ответила. Наступило молчание, которое никто из нас не прерывал.

Я внезапно вспомнила про свой давно остывший завтрак и кивнула на картофельное пюре.

– Думаю, можно заняться нашими заказами, – предложила я. – А то и так все остыло…

Диана посмотрела на свою тарелку с видимым отвращением, взяла в руки вилку и поковыряла картошку.

Я приступила к еде с куда большим воодушевлением и, пока Диана издевалась над пюре, рисуя на нем вилкой какие-то узоры, быстро умяла весь гарнир с мясом.

В принципе поваров, которые работают в кафе «День и ночь», можно похвалить – я даже не ожидала, что блюдо по столь смешной цене окажется настолько вкусным. А может, дело в том, что я попросту не завтракала?

Диана к еде так и не притронулась. Что ж, это ее дело – я не собираюсь заставлять ее есть, точно маленькую.

Покончив с завтраком, я проговорила:

– Я берусь за ваше дело. Если вспомните что-то важное – звоните в любое время дня и ночи. И опять же, держите меня в курсе событий. Сообщайте, куда пошла ваша мама, с кем она встречается, как себя ведет… Мне важна любая – абсолютно любая информация. Говорите все, любые мелочи, так как именно они имеют в итоге решающее значение. В настоящее время где находится Надежда Викторовна?

– Когда я ушла, она была дома, – сказала Диана с кислым выражением лица. – Сегодня, кроме танцев, она никуда не собиралась выходить.

– Еще такой вопрос. Ваша мама водит машину? На чем она добирается до работы, до танцев?

– У мамы есть водительские права, но она ими не пользуется, – проговорила девушка. – Когда у нее есть настроение прогуляться, она идет на работу пешком, но это только летом. Обычно ее отец отвозит, или она берет такси, когда он на работе.

– А кем ваш папа работает? – поинтересовалась я.

– Он редактор в издательстве, – сказала та. – У него свободный график, то есть он сам выбирает, по каким дням ходить на работу. Иногда берет на дом срочные задания. Раньше-то отец пять дней в неделю ездил в издательство, но теперь после повышения в должности он может сам решать, в какое время ездить на работу. Поэтому он старается брать себе дни в мамины смены, чтобы побольше находиться дома с ней. Несмотря на то что они давно женаты, отец по-прежнему очень любит маму, хотя временами она ведет себя с ним очень… жестко. Но отец спокойно терпит все, потому что считает ее хрупкой и ранимой. У папы очень мягкий характер, и он однолюб. Когда они с мамой встретились, папа влюбился в нее с первого взгляда. Так он сам рассказывал. Это было на одной вечеринке по случаю какого-то праздника. Папа даже не знал, что мама – выдающаяся спортсменка, она потом ему сказала. Так все и закрутилось…

– А ваша мама, она как относится к мужу? Помимо того, что зачастую ведет себя не очень дружелюбно?

– Сложно сказать… – пожала плечами Диана. – Мне кажется, она сейчас относится к нему по большей части как к другу, а не как к мужу. Со временем ведь чувства остывают, но когда они встретились, мама влюбилась в папу по-настоящему.

– Что ж, понятно, – протянула я. – Сегодня ваш папа отвезет маму на исторические танцы, так я понимаю?

– Да, он выходной, – кивнула Диана. – Занятия идут три часа, обычно папа домой возвращается, а в восемь встречает маму, и они едут вместе обратно.

– Ясно, – подытожила я. – Ну что ж, тогда я думаю, мы с вами все обговорили. Если вы не собираетесь идти на работу, езжайте домой – попробуйте поговорить с вашей мамой, может, она расскажет вам что-нибудь про записки или другие странные случаи у нее на работе. Если что-то узнаете важное, немедленно сообщите мне.

Диана заверила меня, что попытается вывести мать на чистосердечный разговор, и покинула кафе.

Я же осталась в заведении – заказала себе чашку черного кофе и, неторопливо его выпив, отправилась к своей машине.

Где находится Дом культуры и творчества, я знала прекрасно.

Это было пятиэтажное здание неподалеку от набережной, где проходили различные занятия для детей и взрослых.

Исторические танцы – не единственный кружок, который существовал здесь. Рядом с дверью висел стенд с рекламными объявлениями разнообразных секций и мероприятий, с ним соседствовала красочная афиша предстоящей новогодней елки двадцать восьмого декабря.

Объявления призывали приводить детей в возрасте от четырех лет на занятия по рисованию, музыке, современным танцам и восточным единоборствам.

Я обнаружила и рекламу клуба исторических танцев «Смауг», которая обещала научить всех желающих как бальным, так и народным танцам различных веков.

Официальный день занятий значился воскресенье, однако, помимо этого, можно приходить и в будние дни, на дополнительные тренировки по ирландским и шотландским танцам. Сперва я думала изменить внешность, чтобы Надежда Викторовна не узнала меня, когда я приду в бассейн, но потом отказалась от этой идеи.

Мне же надо познакомиться с ней и завести разговор о работе в бассейне, я рассчитывала, что женщина сама позовет меня в свой бассейн, поэтому необходимость в маскировке пропадала.

Часы моего мобильного телефона показывали без четверти пять, я оставила машину на специальной парковке возле Дома культуры и творчества и направилась внутрь здания.

В фойе дежурила администратор, а на лавочке переобувался в сменную обувь мальчик лет семи-восьми, который поставил возле себя большой чехол с каким-то музыкальным инструментом, судя по всему – с гитарой.

В просторном помещении уже стояла большая искусственная елка, украшенная яркими праздничными гирляндами, мишурой и разноцветными шарами, а стены украшали всевозможные снежинки. Там же висели детские рисунки, видимо, работы учеников кружка рисования.

Я порадовалась про себя, что захватила сменную обувь – не хватало еще, чтобы меня не пропустили из-за ее отсутствия, – и присела рядом с мальчиком. Ребенок долго и методично зашнуровывал шнурки на своем ботинке, и когда я уже переобулась, он только завершал работу над первым башмаком.

Я встала с лавочки и подошла к администратору, немолодой женщине лет пятидесяти пяти – шестидесяти, и поинтересовалась у нее, где проходят занятия по историческим танцам. Женщина даже не посмотрела на меня, просто велела идти в третий кабинет и вернулась к своему занятию – чтению легкого женского романа в мягкой обложке. Я поблагодарила администратора и направилась разыскивать нужное мне помещение.

Аудитория под номером «три» была открыта, однако народу, помимо невысокой женщины плотной комплекции, в ней не было. Женщина стояла ко мне спиной – она настраивала большие колонки на магнитофоне. Одета незнакомка была в обычные синие джинсы и черную футболку с короткими рукавами, волосы ее были забраны наверх в высокий пучок. На ногах у нее были не кроссовки, как у меня, а черные тапочки, наподобие чешек – видимо, в них танцевать удобнее всего.

Я поняла, что это – скорее всего, руководитель кружка Юля Казанкова, про которую мне рассказывала Диана. На звук моих шагов женщина даже не обернулась, и я оглядела помещение, где должны были проходить танцы.

Чем-то оно напоминало актовый зал, только без стульев и без сцены. Просторная комната, в которой из мебели находилась лишь лавочка, на которой сейчас стоял магнитофон. С левой стороны тянулись большие окна, одно из них было приоткрыто, чтобы проветрить зал, а справа во всю стену – зеркала, как в любом танцевальном кабинете. На противоположной от выхода стене имелся дверной проем, я предполагала, что приоткрытая дверь вела в раздевалку или уборную.

Больше ничего примечательного в зале не было, поэтому я решила завести разговор с присутствующей в нем женщиной.

Я подошла к скамейке с магнитофоном и вежливо поздоровалась. Только тогда женщина повернулась ко мне лицом – видимо, она настолько была занята своими колонками, что ничего не слышала и не видела.