Глава 6

Первым делом всегда следует выяснять то, что выяснить проще всего.

А именно: что по поводу Максим Максимыча Маевки знает интернет? Выяснилось, что ничего. Вот именно так, интернет про него ничего не ведал. То, что девиз «После нас – тишина» принадлежит ракетным войскам – это и так понятно. Но про эрвээсэнщика М. М. Маевку упоминаний навскидку не нашлось ни в русском, ни в нерусском сегментах.

Что ж, тогда приступим к выяснению того, что выяснить посложнее, но ненамного. А именно: что это за история с табором иностранцев, якобы купившими квартиру Бабы Риты? К слову, жилплощадь оказалась весьма аппетитной: славная двушка в новостройке со свежим ремонтом, в приятном районе центра, удачной планировки, с окнами в тихий двор.

Квартиранты – пара простодушных молодых людей, причем женщина уже на хороших сносях. Предупрежденные Бабой Ритой о моем визите, встретили меня радушно и предложили угощение. Упомянутый мною казус они, разумеется, моментально вспомнили.

– Да, это было жестко, – признал будущий отец Витя, судя по внешнему виду и речи – пролетарий и таксист, откуда-то «с пид Полтавы», – завалились часов в десять вечера, мне как раз на смену, а тут такой базар-вокзал начался.

– Черные, как головешки, – добавила будущая мать Ира, по типу – нечто вроде продавщицы, – и видимо-невидимо, прямо нашествие иноплеменных какое-то.

– Вам удалось понять, что они хотят?

– Да я как-то по-иностранному не очень, – признался Витя, – Ирка только вывески на итальянском читает хорошо.

Я уточнила, несколько сбитая с толку:

– То есть это что, были итальянцы?

– Они, точно, – подтвердила Ирина, – шумные, скандальные, прямо страсть. Я перепугалась.

– Я их тоже попытался выдворить, они не уходили. И принялись распаковываться, можете представить. Я одному говорю: вы что творите, демоны? А они только матерятся.

– Так они что-то по-русски понимали?

Витя задумался:

– Понимаете, там один был, он точно кое-что да понимал.

– В самом деле? А откуда такая уверенность?

Ира быстро дернула его за рукав, Витя смутился и забормотал что-то, и я поспешила успокоить:

– Ребята, не волнуйтесь, хозяйке ничего лишнего рассказывать не собираюсь. Мой интерес совершенно в другом.

– Был косяк один. Только вы уж, пожалуйста, не говорите Маргарите Николаевне, – попросил Виктор, – все-таки нам рожать скоро, если она нам от квартиры-то откажет, и куда тогда деваться?

– Не скажу, – пообещала я, – рассказывайте.

– Видите ли, одного из этих базарных мы уже видели. Он знакомый мужа Маргариты Николаевны, Максим Максимыча.

– А, так вы знакомы? – уточнила я на всякий случай еще раз.

– Ясное дело, знакомы – подтвердил Витя, – он приезжал за деньгами несколько раз, да счетчики списывал.

– Понятно… скажите, а у вас случайно нет копий документов на квартиру?

Ира подтвердила, что копии есть, и даже достала их:

– На всякий случай. У нас с Николаевной договор, и все вот тут хранится, в одной папочке.

– А вы не припоминаете, Максим знал, где документы хранятся?

Ирина задумалась, Виктор вспомнил сразу:

– Да, как-то раз он заполнял квитки, и попросил документы посмотреть, адрес, что ли, или номер какой-то.

– А я достала, – подтвердила Ира.

– И снова понятно, а теперь давайте вернемся к итальянцу.

– Ну вот, этот как-то и приезжал сюда, вместе с Максом, – рассказал Виктор, потирая лицо для освежения памяти, – такой франт, в розовой рубашке, кожаной курточке, как будто с сына снял.

– Это почему еще? – не поняла я.

– Мало́ ему все было, – пояснил жилец, – рубашечка на пузе не сходится, курточка в плечах видно, что режет и жмет.

– И все-таки кругом на тушке бренд-бренд, Милан-Милан, – вставила Ирина, – а еще ему и ботинки узки, все кривился.

– Дело говорит. Они с Максом зашли, болтали, как хорошо знакомые, он попросил разрешения: ребята, можно интуристу показать, как в России строят, а то у них там сплошные лабазы с лачугами и хибарами.

– Мы, конечно, разрешили – как не разрешить, он же вроде хозяин. Итальянец облазал всю квартиру, даже туалет и ванну, только языком пощелкивал да лопотал по-своему.

– На каком же языке Макс с ним разговаривал?

– На английском, по-моему.

– Почему так решили?

– А они постоянно повторяли «сейл» и «дисконт», уж это-то я в состоянии понять, – улыбнулась Ирина, – и с таким уважением итальянец к нему обращался: «О вы, о вы!» – прямо как в театре.

В самом деле, любопытная деталь.

– Значит, события развивались следующим образом: в один из визитов Макс просил глянуть документы на квартиру, в следующий визит привел своего приятеля-итальянца в детской курточке, а потом интурист со всей ассамблеей завалился заселяться. Все верно?

Они кивнули.

– И при этом Маргарита Николаевна не в курсе того, что макаронник и Макс знакомы?

– Мы ей точно не говорили, – смущенно признал Витя.

– И вы, пожалуйста, не говорите! – горячо попросила Ирина.

Я заверила, что совершенно спокойно могу пообещать, почему нет?

Попрощавшись с ребятами и пожелав легких родов, я позвонила Гарику и сообщила, что неумолимо приближаюсь. Центр – стало быть, его земля, ну а даже если не его, то он-то наверняка в курсе подробностей.

Папазян встретил свою старую подругу (она же пассия) с неизменной приветливостью.

– Совершенство во всем, – констатировал он, критически осмотрев мою персону, – джаночка, почему ты так прекрасна именно сегодня?

Я не осталась в долгу:

– В честь нашей очередной встречи. Как оперативная обстановка?

– Да как тебе сказать. С одной стороны, вроде бы стабильно, я же в городе, – солидно пояснил Гарик, – с другой, что-то где-то кое-где у нас порой…

Я кивнула с надлежащей важностью:

– Тайна следствия, понимаю. И все-таки кое-что я слышала. Говорят, в нашем гостеприимном мегаполисе каких-то итальянцев подвергли поруганию и осмеянию? Проще говоря, кинули и опустили.

Гарик хмыкнул:

– Ничего от Танюши не скроешь. Ну да, да, имел место международный скандал, – он достал из сейфа папку и вдруг, плотоядно ухмыляясь, вставил ремарку:

– Ох, а какая там потерпевшая. Точнее, одна из потерпевших…

Он замолчал, как бы не в силах преодолеть накатившее, поотдувался и дернул подбородком:

– Пышная особочка, а уж глаза какие! – и показал руками, причем совершенно не там, где находятся органы зрения.

Я поморщилась:

– Папазян, старый греховодник, я ревную.

– Что, серьезно? – с сомнением протянул он. – Так ты намекни только.

Я поморщилась вторично.

– Ну ладно, ладно, тогда по делу: Джованни Батиста, гражданин Италии, со всей своей фамилией попытался вселиться на жилплощадь, принадлежащую Гутман Маргарите Николаевне, утверждая, что квартира его, применяя силу и нецензурные выражения…

Я вскинула брови.

– Не надо так смотреть. Так участковый записал, – пояснил Папазян, – встретив сопротивление в лице квартиранта гражданки Гутман, Волыны Вэ А, был вынужден временно отступить. Семейство Волын держалось до прихода основных сил, то есть собственницы помещения, гражданки Гутман, которая устроила им второе Капоретто…

– Говори, пожалуйста, по-русски, – попросила я.

– Ну что сразу. Не даешь блеснуть интеллектом. В 1917 году Королевской итальянской армии немцы при Капоретто наваляли по-крупному. Ну, Хемингуэй еще об этом писал, – напомнил он, открыв передо мной новую грань своей многосторонней натуры.

– Оставим эти истории? – предложила я.

– Как скажешь, джаночка. В общем, Гутман устроила там такое, что итальянцы – а на минутку, там было девять человек, в том числе одна итальянская мама и еще одна жена, – с ревом и, утираясь, поскакали в ближайшее отделение: спасите-помогите, требуем консула и прочее.

– Воображаю, – сказала я чистую правду. Картинка прямо стояла перед глазами: Баба Рита, и без того огорченная пропажей новобрачного, сталкивается с вопиющей попыткой рейдерского захвата. Не на таковую напали, это точно.

– Ну а в итоге что? Если вкратце, то синьор Джованни заявил, что купил квартиру гражданки Гутман у частного риелтора, передав за это с рук на руки эквивалент полутора миллионов рублей в евро.

Я выдвинула версию, вполне жизнеспособную:

– Он ненормальный?

– Не могу тебе сказать. Бегает и вопит, как это самое, но кто бы не поступал так же, лишившись такой суммы?

– А кто его в Россию-то звал?

– Он, видишь ли, давно желал обосноваться на земле предков.

– Каких еще предков?!

– Я не знаю, не изучал этот вопрос. Возможно, он счел, что коли дедушка замерз под Сталинградом, то, стало быть, Поволжье – исконно итальянские земли. Не могу сказать, зачем он сюда приехал, но неласково встретила его Россия. В общем, какой-то мошенник, с которым они законтачили в интернете, пересылал ему по мейлу документы на квартиру, экспликацию и тому подобное. Синьор все одобрил, внес аванс, ему на почту пришло уведомление от Росреестра, мол, все в порядке, приезжайте на окончательную сделку. Он приехал, они с «риелтором» сгоняли к нотариусу, в МФЦ, что-то там подписали, далее оставшаяся сумма перешла с рук на руки – и все. Ну а попытка справить новоселье потерпела фиаско.

Я кивнула:

– Все более или менее понятно, исключая нотариуса и МФЦ.

– А, это интересная история, – одобрительно подхватил Гарик, – провернуто с выдумкой и огоньком. И нотариус, и офис МФЦ – просто-напросто липа, созданная под одну-единственную сделку.

– Откуда такая уверенность?

Гарик пожал плечами:

– Да там нет никого. Если хочешь, можешь сгонять посмотреть, вывески до сих пор на месте.

Я на всякий случай записала адрес.

– Слушай, сам-то синьор где сейчас?

– Отправился восвояси за счет итальянской стороны, зализывать раны и переживать традиционное русское вероломство.

– То есть денег своих он не получит?

– А кто ж его знает? Он, конечно, грозился ЕСПЧ, ООН и прочими страшными буковками, но сама понимаешь.

– Ну да, – согласилась я, – слушай, а что Гутман, заявление подала?

– Подала, но скорее чисто из принципа – ей-то что, она же ни копейки не потеряла. Счастливо отделалась дамочка.

«Да, не лгала Баба Рита насчет своей удачи», – отметила я про себя, поблагодарила кэпа за все за все и, чмокнув в армянский нос, упорхнула синей птицей в форточку.

Что же, по дороге домой можно посетить «контору», в которой синьору Джованни наоформляли сделок.

Глава 7

По адресу, данному Гариком, – Почтовая, дом два, – имел место первый этаж с отдельным входом, на котором красовалась пара бумажек с телефоном и словами: «Сдается дешево» и телефон. В самом деле, на двери все еще красовалась табличка «Нотариус Ронинсон Г. С.» – красивая, добротно сделанная, капитальная, с часами работы и реестровым номером. Для очистки совести я пробила его по сайту Федеральной нотариальной палаты и безо всякого удивления убедилась, что ни фамилия, ни номер в списках не значатся.

Сквозь оконное стекло – явно отмытое не так давно, – не проглядывалось ничего примечательного: несколько стульев, перегородка со стеклянной стойкой, на которой нанесена была трафаретная надпись «Окно № 1». Окна № 2, 3 и так далее отсутствовали, перегородка была одна-единственная.

Подумав, я набрала номер, указанный на листочке о сдаче. Ответил жизнерадостный мужской голос, обладатель которого очень быстро сообразил, что от него хотят, пообещал подъехать в течение пяти минут – и не обманул. Не успела я соскучиться, как вишневая девятка, жизнерадостно отфыркиваясь, уже шикарно осадила у подъезда. Оттуда выскочил круглый, веселый, как дитя, дядька:

– Приятно, чересчур приятно, позвольте представиться: Эдуард. С кем честь имею?

– Татьяна, – представилась я, сделав подобие книксена, – насчет аренды.

– Да-да, помню, – закивал он, – только я сразу вам скажу: помещение освободится через неделю.

– А чего ж так? Оно же освободилось, видно, что пустое.

– Пустое, но проплачено еще неделю, – объяснил честный бизнесмен, – так что никак не могу нарушить договорные обязательства!

– И это правильно, – похвалила я, – но посмотреть-то помещение можно?

– Конечно! – ответил он и открыл дверь своим ключом. – Занимать нельзя, а смотреть – почему нет, логично?

Восхитительная находчивость.

Итак, мы прошли в помещение, оформленное по-деловому минималистично.

– Здесь два вместительных помещения. Санузел просторный, в коридор можно поставить кресла для ожидания, – пояснял хозяин, – ремонт, как видите, свежий, об углы порезаться можно. Две фазы подведены, стоянка вполне удобная…

Он все говорил, разливаясь соловьем, я поддакивала, задавала какие-то вопросы – и осматривалась в поисках чего-нибудь интересненького. На такой куш позволяло надеяться то, что отсюда явно отваливали в спешке. Нетронутыми остались полки с книгами, портреты маститых правоведов и президента, письменные приборы на столе и даже стекло на нем же. Виданное ли дело, чтобы оставлять такой ценный раритет! Так что не исключено, что в этих шкафчиках имеется нечто полезное.

Продолжая изображать безмозглую арендаторшу – помнится, я мяукала нечто в том смысле, что стол для массажа тут будет смотреться не совсем гармонично, а окошки прорезаны не по фэншуй, и, судя по тому, как дергался мой собеседник, у меня отлично получалось, – я прошлась по обеим комнатам. Потом зашла за стойку со стеклом, уселась за стол, покрутилась на кресле, постучала каблучками и – бинго! – усмотрела в нише под столешницей безжалостно брошенный копир. Ничего себе, какая расточительность.

Выдвинув машинку, подняла ее крышку и – снова удача, – обнаружила листок копии, причем отксеренными оказались не ерунда какая-то, а развороты паспорта. Те самые, первый (Ф. И. О., фото, дата рождения) и с пропиской (Москва, улица Гиляровского, дом тридцать три, квартира десять). В свете всего услышанного и увиденного я совершенно без удивления узрела, что на фото красуется уже знакомый мне веселый рыжий клоун Максим, муж Бабы Риты. Правда, имя у него иное и совершенно неподходящее, а именно: Мовсесян Овик Георгиевич. Вот она, тайна суперуважительного обращения «О вы!», которое отметила Ирина.

Если бы этот сеньор Джованни был бы поумнее, то сразу бы заподозрил неладное. Разве так должен выглядеть уважающий себя Мовсесян?

– Это не ваш приборчик? – на всякий случай спросила я.

– Что вы, я бы его не оставил, – заверил Эдуард, – хорошая штука.

Пошарив руками в нише под столешницей, я обнаружила еще кое-что любопытное: аккуратно изготовленную табличку – плоскую копию с тех, которыми обозначают центры «Мои документы». Сделано довольно похоже, но, конечно, без особого старания. Любой, кто хотя бы однажды побывал в МФЦ, сразу понял бы, что табличка неоригинальная. Как минимум буковки не объемные, а прямо наклеенные на поверхность. Да и цвета не те.

– Ну что же, мне все нравится, вернусь через неделю, – легко наврала я, – скажите, а табличка «Нотариальная контора» – это в самом деле нотариус у вас, или так, для красоты?

Эдуард сообщил, что нотариуса тут вообще-то не видел, сдавал офис просто частному лицу, а нотариус у него «свой».

– А вот эта табличка? – наивно спросила я и показала свою находку.

Он пожал плечами:

– Кто его знает? Такие штучки на каждом углу оптом по рупь двадцать заказывают.

Тоже верно.

В это время кто-то позвонил в дверь, потом начал постукивать. Эдуард открыл.

– Вам кого? – с недоумением осведомился он, разглядывая щуплую старушонку в белой мантилье и берете из зайца. Это летом-то.

– Гражданина нотариуса, – изысканно грассируя, потребовала она, – и поскорее.

– Что ж ломиться-то так?

– А потому что гражданин нотариус страдают перемежающейся тугоухостью и провалами в памяти, – едко пояснила дама, – в свой первый визит мне назначили прием, и вот уже третий раз прихожу – а он или не открывает, или его вообще нет. Между тем время не ждет.

Извинившись, я подключилась к разговору:

– Простите, вы общались с нотариусом?

– С его референтом.

– С этим, надо полагать? – небрежно осведомилась я, показывая бабуле фото с ксерокса паспорта.

Бабуля, бросив взгляд, решительно заявила:

– Нет. Это какой-то стиляга лохматый. Референт был вполне приличный славянин, молодой человек с аккуратно выбритой головой и ровной бородкой. Весьма любезный мужчина, рассказал много интересного про оформление завещания, предостерег от ошибок.

– В самом деле, какой приветливый референт, – пробормотала я, памятуя о своем опыте общения с нотариусами и иже с ними. Ни слова бесплатно, – и он, стало быть, вам переназначил время на более позднее.

– Так и есть, – величественно кивнула она беретом, – но, по всей видимости, уважаемый нотариус решил продолжать обирать население по новому адресу? Иначе как объяснить сие запустение?

С достоинством попрощавшись, она удалилась, да и мы с Эдуардом расстались друзьями.

Следуя обратно домой, по итогам летучего совещания с самой собой я пришла к выводу, что, в целом, все понятно. Предприимчивый Максим Максимыч заполучил на шару полтора миллиона, свалил от любимой, и вряд ли она его еще когда-нибудь увидит.