– Случилось, – отрезала я. – Такое случилось, что вам на вопросы об этом типе как минимум еще с месяц в различных кабинетах отвечать придется. У Гонопольских в квартире человека убили!

Обе они – и Марина, и консьержка – вскрикнули и прикрыли рты ладошками.

– Звоните в милицию, Клавдия Васильевна. И все им расскажите. Ордена за эти воспоминания я вам не обещаю, но посильную помощь следствию оказать сможете.

– Как же это… Прямо сейчас звонить?

– Прямо сейчас. А если спросят, куда теперь хозяйка подевалась, скажите – исчезла в неизвестном направлении в сопровождении девицы подозрительной наружности.

Маринина рука вновь вползла в мою ладонь. И, не оборачиваясь к клиентке, я и так почувствовала, как она дрожит, я потянула ее за собой.

Мы буквально выскочили на улицу и короткими перебежками добрались до «Фольксвагена».

– Женя! Ты что говоришь?! Шурку нашу – убили?! – набросилась на меня Марина, когда мы отъехали на некоторое расстояние и я остановила машину, чтобы допросить клиентку.

– Скажи, как выглядела твоя домработница?

– Ну, высокая такая, худая… нет, даже тощая, можно сказать, кости торчали… Стриглась под мальчика… Всегда в брюках ходила…

– Все! Ошибка исключена. Ее убили. Вчера, может быть, незадолго до того, как прицелились в твоего Стаса! И опять из снайперской винтовки! Наверное, снова из окна соседнего дома!

Машинально обернувшись на дом напротив, Гонопольская затеребила меня за рукав:

– Из окна? То есть опять с большого расстояния? А как же тот, ну, который подделался под мой голос? Которого впустила консьержка?

– А черт его знает! Может, он приходил убедиться, что жертва мертва?

– А вдруг это был вовсе не убийца?

– Может быть и это, но слишком маловероятно. Ты заметила, он сделал все, чтобы твоя Клавдия Васильевна не разглядела его? Шапочку на лоб натянул, черная куртка с поднятым воротником, шарф… Как хочешь, это подозрительно! Кто так одевается в сентябре и при такой погоде?

– Жень… А что он у меня искал, как ты думаешь? Квартира-то как раскурочена… Просто погром какой-то.

– Ты у меня спрашиваешь, что этот тип искал в твоем доме? – поразилась я. – Это ты должна мне сказать! Что ты прятала в доме? Сейф, тайник, драгоценности, крупные суммы денег, компрометирующие документы на кого-нибудь? Отвечай быстро! И только не ври – дороже выйдет.

Марина моргнула. Всего одну какую-то долю секунды в ее чудных глазах мелькнул расчет: сказать – не сказать? «Скажу», – прочитала я за мгновение до того, как клиентка открыла рот:

– Я… Жень, ну… За несколько месяцев до смерти Макс мне и вправду передал какую-то папку и сказал, что этой папкой можно Попову – это второй соучредитель банка, тоже член совета директоров, что этой папкой можно Попову так нос прищемить, что у него насморк на всю жизнь останется… Они в последнее время сильно между собой не ладили. Макс хотел откупить у Гоги его долю, а Попов на это не шел. Тогда Макс нанял кого-то и…

– Где эта папка? Куда ты ее положила?

– Ну в тайник, конечно.

– Какой тайник, где он находится? Быстро говори, Марина!

– Ой да слушай! Сказать смешно просто! Я этим сейфам, будь они там хоть какими супернавороченными, никогда не верила! Раз кто-то придумал такой сейф со всеми его замками, то найдется и тот, кто эти замки при желании в два счета вскроет, так ведь? Ну или взять тайник: ведь грабитель в первую очередь станет стены простукивать и опять же наткнется на любую пустоту, а это значит, что тайник тоже ненадежно…

– Не тяни.

– Ну короче, все самое ценное я еще по бабушкиному способу прятала, меня мама научила! Видела у нас в гостиной шторы такие парчовые, тяжелые? С бахромой и золотой вышивкой?

– Дальше! – Я смутно припомнила, что именно такие шторы, перехваченные с боков широкими лентами, в самом деле закрывали окна в большой комнате.

– Ну так вот, с обратной стороны я к левой шторине аккуратно так пришила большой карман, из такой же ткани! Незаметно совсем, а между тем туда годовой бюджет России положить можно! И никакой ворюга не догадается.

– Короче! Папка с компроматом – в этом кармане?

– Да, и мои драгоценности, кредитки, кое-какие документы и денег тысяч тридцать, наверное, в валюте… Слушай, Женя! – всполошилась Марина. – Это же все надо немедленно забрать! Сейчас консьержка вызовет милицию, они станут обыскивать квартиру, еще раз перевернут все вверх дном и найдут!

– Если только тот человек в черной куртке не нашел твои сокровища раньше.

– Женя, он не нашел! Если шторы висели на месте, а не валялись на полу – не нашел!

– Они висели на месте.

– Все! – в возбуждении Марина ударила меня по плечу кулачком. – Едем обратно! Немедленно, пока нас не опередили!

– Ты уверена, что не хочешь показать свой компромат следователю?

– Ты что?! Чтобы Попов им заплатил, и они нашу заветную папочку «случайно потеряли»? А ведь партнер Макса и есть убийца, я это чувствую! Больше просто некому!

В глубине души я была с ней согласна. Конечно, не в том, что убийцей обязательно и непременно является деловой партнер Максима Гонопольского некто господин Попов. А в том, что папочка с материалами, при помощи которых можно этого Попова прижать, должна оказаться все-таки в наших руках. В силу своей профессии мне не раз приходилось сталкиваться с работниками милиции и прокуратуры. Были среди них и честные люди… наверное, но как-то мне не сильно повезло с ними встретиться.

А ведь, может быть, ключ к убийствам именно в этих папках, которые Максим Гонопольский принес домой незадолго до смерти?

– Я сейчас, я быстро, Жень! – рванулась клиентка, открыв дверцу.

– Стой! Куда?!

– А что?

– Я твой телохранитель. Сиди на месте! Сама схожу. Мало ли что – если убийца и в самом деле охотится за тобой, значит, может подстерегать за каждым углом!

Марина снова похлопала глазами.

– А как же я останусь здесь… без тебя? Вдруг он сейчас смотрит на нас в прицел своей винтовки и только и ждет, чтобы я осталась одна? – спросила она резонно.

– Не беспокойся, все предусмотрено. Жаль, окна в «Фольксвагене» незатемненные. Так. Быстро перелазь на заднее сиденье и ложись на пол. Я тебя накидкой прикрою. Мою машину в вашем дворе никто не знает. Если ты не будешь маячить в окне, никто даже не догадается, что я постоянно вожу тебя с собой. Как запасное колесо.

Несмотря на нервное напряжение, Марина все-таки улыбнулась моим словам вымученной улыбкой. Ей понадобилось немного времени, чтобы выполнить мои указания и залечь на полу между сиденьями. «Девушка-то тренированная, – подумала я, накрывая клиентку сдернутым с кресел чехлом. – А впрочем, чему тут удивляться, ведь смогла же она холодной ночью перебраться через два балконных ограждения и пожарную лестницу!»

Сделав круг вокруг окрестных домов, мы снова притормозили возле дома Гонопольских. Я оглянулась; ни милиция, ни представители прокуратуры пока не подъехали – если, конечно, консьержка их вызвала.

Дорога была каждая секунда. Я миновала воззрившуюся на меня с немым удивлением Клавдию Васильевну, запрыгнула в лифт и поднялась в квартиру.

Там все было по-прежнему – разруха и хрупающие под ногами черепочки разбитой коллекционной посуды. Не заглядывая в кухню, где лежало тело убитой домработницы, я быстро прошла в гостиную и занялась обследованием штор. Пришитый Мариной карман и в самом деле было не так-то просто найти – девушка неплохо владела рукоделием. Недолго думая, я просто с силой потянула на себя оба полотна – искать стремянку, чтобы добраться до потолка, было некогда, а на общий беспорядок в квартире сорванные шторы вряд ли как-то повлияют.

В гардине лопнула какая-то струна, и тяжелые занавеси, по-человечески вздохнув, рухнули у моих ног. Легкое облачко пыли метнулось кверху, я чихнула и опустилась на колени. Теперь в комнате стало гораздо светлее, да и поиск был существенно облегчен – вот он, карман! Нащупав Маринино хранилище, я вынула из него папку в кожаном переплете, потом вторую – прозрачную, где лежали загранпаспорт, страховое свидетельство и несколько банковских карточек. Последней на свет появилась аккуратно перетянутая резинкой пачка долларов.

Все это я как могла рассовала по карманам и частично сунула за пазуху; консьержке незачем знать, что я покидаю квартиру Гонопольских не с пустыми руками.

Все, можно идти назад.

Стараясь ступать как можно тише, я вышла обратно на лестничную площадку и весьма благополучно, не встретив ни единой живой души, добралась до первого этажа.

И тут меня окликнули.

– Евгения… как вас? Максимовна, да? Евгения Максимовна! – звала консьержка.

Чертыхнувшись, я снова подошла к ее окошечку:

– Вы милицию вызвали?

– Да, жду их вот. Я что сказать-то хотела!

– Ну?

– Вы с Мариной Георгиевной так меня напугали, что я не сразу сообразила… Ох, голова кругом! Этот, который в черной куртке-то приходил, он же в почтовый ящик какую-то записку бросил! Перед самым уходом. У нас почтовые ящики вот в том конце коридора висят. Я еще подумала – зачем это он? Ведь раз от самой Гонопольской посланец, так мог бы эту записку прямо ей в руки и передать. А он – в ящик.

Несколько секунд я внимательно смотрела на Клавдию, пытаясь определить – такая ли она дура, какой кажется на самом деле, или женщина пытается вести со мной какую-то свою, непонятную игру. Работать консьержкой в элитном доме и впускать во вверенные ей квартиры жильцов всяких подозрительных незнакомцев по первому же звонку! Одного этого хватило бы на то, чтобы выписать консьержке волчий билет во веки вечные и разместить везде, где только можно, ее портрет с надписью: «По ней плачет музей круглых идиоток».

– Клавдия Васильевна, я прошу вас сосредоточиться, – сказала я ласково. – Вы ничего не путаете? Совсем ничего? Человек в черной куртке в самом деле являлся сюда и действительно бросил в почтовый ящик Гонопольских какую-то записку? Или, может быть, это был принц на белом коне и подложил он не записку в ящик, а букет алых роз на ваш рабочий столик?

Моего сарказма консьержка явно не поняла. Она задумчиво нахмурила брови, кинула недоверчивый взгляд на свой столик, будто надеясь и в самом деле обнаружить там упомянутые розы, еще немного подумала и сказала на этот раз очень твердо:

– Нет. Был черный человек. И записку в ящик опустил. Я сама видела.

– Ну хорошо.

– Что хорошо?

– Хорошо, что вспомнили. Хорошо, что у вас не склероз – а то бы было неизлечимо.

– Да, – кивнула консьержка серьезно. – Склероз не лечится, по своей сестре знаю. Но знаете что? Говорят, о нем можно забыть!

Вот-вот могла нагрянуть милиция. Счет шел уже на доли секунды. Я пересекла холл и, чтобы не тратить время на возню с замком, рывком вышибла жестяную дверцу почтового ящика. На пол посыпались рекламные проспекты, парочка газет, тяжело шлепнулся глянцевый журнал в целлофановой обложке – но все это меня не интересовало. Я подняла с пола только один, сложенный вчетверо тетрадный лист. Развернула и прочла:

«Северный вокзал, камера хранения, ячейка № 312, код 3842ЛД08».

Интересно… Чем-то напоминает американские боевики постперестроечных времен – после получения таких вот записок непобедимые герои обнаруживали в камерах хранения добротные чемоданчики, битком набитые новенькими хрустящими долларами. В России дело обстояло хуже: наши горе-адресаты нередко вынимали из камеры чемоданчик с бомбой, и это было последнее, что они видели в своей жизни.

Что же хотели подсунуть вдове убитого банкира Гонопольского?

А впрочем, разберемся.

Выскочив в залитый осенним солнцем двор, я сразу же с удовлетворением отметила про себя, что клиентка четко выполняет данные ей инструкции: лежит на полу «Фольксвагена» и не шевелится. В окна машины ее совсем не было видно.

От автомобиля меня отделяло всего несколько шагов, и я успела сделать два из них, как вдруг тренированный глаз уловил там, высоко, на техническом этаже противоположного дома, вспыхнувший на солнце и через долю секунды исчезнувший блик.

Годы службы на Кавказе, где от того, успеешь ли ты вовремя заметить такой блик или нет, часто зависит твоя жизнь, приучили меня реагировать мгновенно: бросившись на землю и несколько раз перевернувшись со спины на живот, я оказалась прикрыта капотом машины – здесь снайпер меня вряд ли достанет! И все же по асфальту в сантиметре от меня прочиркало несколько пуль, отколовших от покрытия внушительные кусочки. Черт!

Осторожно потянув из-под спрятанной под рубашкой кобуры пистолет, я распласталась на земле, сняла оружие с предохранителя и прицелилась в то самое окошко под крышей, где, по моим прикидкам, находился снайпер.

Спрятанные за пазухой папки с документами сковывали движение, мешали сосредоточиться. Но черта с два я от них теперь избавлюсь! Очень может быть, что именно за папками-то снайпер и охотится!

Недолго думая, я разрядила обойму в оконный проем, где скрывался убийца. Конечно, убить – не убила, но выиграла несколько секунд – снайпер был вынужден укрыться от моих выстрелов либо за стеной, либо на полу, и этого времени мне вполне хватило на то, чтобы запрыгнуть в машину, завести мотор, взвизгнув тормозами, сорваться с места.

– Женя! Что это было? – пискнула из-под прикрытия Маринка.

– Так… дождик прошелестел… – буркнула я, вглядываясь в дорогу.

Хорошо еще, что в этот час на магистрали было так мало машин! Мы мчались на скорости не меньше двухсот километров в час, и только когда отъехали километра полтора-два, я сбросила до ста шестидесяти, потом до восьмидесяти. Все это время я не спускала глаз с зеркала заднего вида. Покружив немного по улицам, вздохнула с облегчением: «хвоста» не было.

– Женя! Что ты мне голову морочишь! Мы же от кого-то убегаем! И в нас стреляли! – почти завизжала Марина.

– Замолчи!

– Я боюсь!

– Не бойся, я с тобой! – крикнула я, не оборачиваясь. – Кино такое было в детстве, помнишь?

– Что?

Вместо ответа я, продолжая крутить руль, пропела куплет из когда-то всем известной песни:

 
Почему же так темно – просто я закрыл глаза,
И не вижу ничего, только чувствую тебя,
Ты дрожишь в моих руках – потеряла ты покой,
Тебя крепче обниму – ты не бойся, я с тобо-о-ой!..
 

По необъяснимой причине у меня было прекрасное настроение – азарт и предчувствие большого приключения пузырились в жилах, как шипучий лимонад. Я нисколько не сомневалась в сути того, что сейчас произошло.

Итак, снайпер наблюдал за мной из окна соседнего дома, того самого, откуда минуту назад мелькнул огонек его оптического прицела. Было так: убив домработницу Шуру и переворошив всю квартиру, он не нашел того, чего искал. Поэтому вернулся обратно и взял квартиру под наблюдение – нам с Мариной крепко повезло, что в первый раз мы с ним просто разминулись!

После того как я сдернула шторы в гостиной, убийца, как на витрине, мог видеть все, что происходило в комнате. Он заметил, что я нашла тайник, и, наверное, догадался, что нужная ему папка теперь у меня. Стрелять в меня из окна было бессмысленно – второй раз дуриком в квартиру Гонопольских ему было не проскочить, а папка нужна была до зарезу – ведь именно за ней он приходил!

Только привычка всегда смотреть по сторонам и обращать внимание на любое мало-мальски подозрительное явление спасла мне жизнь. Иначе лежать бы мне сейчас на заплеванном асфальте, раскинув ручки-ножки и с дырой в голове, а убийца в черной куртке улепетывал бы к заказчику с папкой под мышкой.

– Женя!

– Да?

– Ты ведь меня спасешь?

– Никуда не денешься. Такая уж у меня профессия – спасать других!