– Ох… Понимаешь, пока меня не было, в кафе, оказывается, заезжал Анатолий. Он был на красной «Ланчии»! Ну, я же говорила, что он разбил свой джип! Он еще у меня машину просил, но я отказала, – затараторила Галина. – Так вот, кто-то ему, видимо, одолжил свой автомобиль. И главное, у этой «Ланчии» помято крыло! Во всяком случае, мне так Костров поведал. И я даже понятия не имею, откуда она у Анатолия!

– А что, нельзя ему позвонить и все это выяснить? – удивилась я.

– А ты думаешь, я не звонила? – воскликнула Галина. – Только он недоступен! Я позвонила ему в фирму, и мне сказали, что Анатолий срочно выехал в командировку! Нет, ты представляешь? И главное, меня не предупредил, подлец!

– М-да, дела, – протянула я. – Ну что ж, будем ждать его возвращения. Надеюсь, он не сбежал от тебя?

Галина пробормотала что-то нечленораздельное по поводу моего дурацкого чувства юмора и отключилась, правда, добавив, что позвонит мне сразу, как только ее супруг объявится. А я вернулась к своим мыслям.

Итак, сейчас нужно заниматься Сусловым, потому что пока он единственный, чья машина полностью совпадает по описанию с той, которой испугалась Геля Синицына. Не считая, конечно, таинственной «Ланчии», на которой был Пивоваров. А может быть, это и есть сусловская машина? Я понятия не имела, был ли у Анатолия знакомый с такой фамилией. Да еще настолько знакомый, чтобы давать ему свою машину. Но это и понятно: в конце концов, мы не такие уже приятели с Пивоваровыми, чтобы я знала их близких друзей. Одним словом, все равно нужно было ехать к Александру Филипповичу и все выяснять непосредственно у него.

Однако, позвонив предварительно по телефону Суслову домой, я услышала детский голос, сообщивший, что папы нет дома. Ухватившись за то обстоятельство, что трубку снял ребенок, а не жена, я попробовала выяснить, где работает папа, понимая, что от жены такую информацию вряд ли можно было получить.

– Папа работает в поликлинике, – простодушно ответил голосок. – Он врач главный…

– А в какой поликлинике? – с надеждой спросила я.

– В девятой, это далеко, он на машине ездит, – поведало дитя.

В городе была только одна девятая поликлиника, без всякого уточнения, поэтому я не стала выпытывать у ребенка дополнительных сведений, решив, что мне вполне хватит знания имени-отчества-фамилии интересующего меня человека, а также его должности.

Взяв свою сумочку, я села в машину и отправилась в девятую поликлинику. Находилась она и впрямь далековато, к тому же на довольно высокой горе, но я была там через двадцать минут. Оставив машину во дворе, прошла внутрь здания и сразу же направилась в регистратуру.

– Простите, а где я могу увидеть Александра Филипповича Суслова? – обратилась я к сидящей за стеклом девушке.

– Он должен быть в своем кабинете, это на втором этаже, – пояснила та. – Там табличка – главный врач.

Я поблагодарила ее и стала подниматься на второй этаж, радуясь тому, что в медицинских учреждениях практически не задают вопросов, по какому поводу нужен тот или иной врач – почти все принимают за само собой разумеющееся, что перед ними потенциальный пациент. Только вот как объяснить свой интерес к Суслову ему самому, я пока не знала и надеялась определить это по ходу беседы.

На втором этаже меня, однако, ждало разочарование – дверь с табличкой «Главный врач» оказалась заперта. Мне ничего не оставалось делать, как присесть на один из стульев у стены и ждать.

Я просидела так минут двадцать, мимо туда-сюда проходили люди в белых халатах, однако мужчин среди них не было, и никто не отпирал нужную мне дверь. Наконец я увидела приближавшуюся из другого конца коридора пару.

Высокий, очень полный мужчина в очках, с белой шапочкой на голове, шел вперевалочку, что-то говоря идущей рядом с ним молодой девушке в голубом медицинском халате. Когда они приблизились, я услышала голос мужчины:

– Людочка, приготовьте мне, пожалуйста, кофе. Только покрепче, хорошо?

– Хорошо, Александр Филиппович, – ответила девушка и простучала каблуками по коридору.

Александр Филиппович принялся отпирать дверь кабинета, я встала и подошла к нему.

– Вы ко мне? – отдуваясь, спросил он, причмокивая пухлыми губами.

– Да, к вам, – кивнула я.

– Через минуточку заходите, хорошо? – раздувая и без того пышные щеки, попросил главный врач и, неуклюже пятясь и поворачиваясь, чтобы протиснуться в дверь, скрылся в кабинете.

Однако через минуточку в кабинет прошагала Людочка с чашкой горячего кофе, и Александр Филиппович, конфузливо улыбаясь и шутливо разводя толстыми руками, попросил меня, заглянувшую следом в кабинет, подождать еще пять минуточек. Когда они истекли, он наконец соблаговолил меня принять.

– Садитесь, пожалуйста, – сложив пухлые губки бантиком и сглатывая слюну, предложил он, показывая на стул напротив его стола.

Стол у Александра Филипповича был очень массивным, сам он сидел в кресле, тоже довольно большом, но и оно, кажется, с трудом выдерживало его крупное тело. У Суслова были маленькие, заплывшие жиром серые глазки, казавшиеся еще меньше из-за круглых очков, шапочку свою он снял, обнажив редеющие каштановые волосы, давно не стриженные и в беспорядке торчавшие на голове. Присмотревшись, я обнаружила, что лицо у него довольно молодое, седых волос абсолютно нет и что ему никак не больше тридцати восьми, хотя на первый взгляд можно дать все пятьдесят. Такое впечатление возникало в первую очередь из-за его избыточного веса. В результате этого он страдал одышкой и обладал тяжелой переваливающейся походкой, что здорово его старило. Он выглядел образцом добродетели и нравственности. Мысль о том, что этот добродушный и безобидный с виду гора-человек мог изнасиловать девушку, показалась мне абсолютно нереальной, и я уже подумала, что зря сюда пришла. Но раз уж пришла, то нужно задать соответствующие вопросы хотя бы для очистки совести.

– Слушаю, слушаю, – говорил Александр Филиппович как-то печально, возясь в кресле и пытаясь усесться поудобнее.

– Александр Филиппович, какая у вас машина? – в лоб спросила я.

Суслов удивленно захлопал ресничками, зашлепал губами и поднял на меня растерянный взгляд. Вид у него был как у ребенка, которому неожиданно, безо всякой на то причины сказали, что сейчас он пойдет в угол вместо того, чтобы смотреть телевизор.

– То есть как… То есть что значит какая… – закудахтал он.

– Ну, марка какая? И цвет? – продолжала уверенно спрашивать я.

– Ну… «Ланчия», – пожав плечами, как-то обиженно ответил Суслов. – А что? Что-то случилось с моей машиной? Или вы по поводу той аварии? Так там же все… так сказать… улажено. И претензий никто не предъявляет, я, так сказать, конфликт этот сразу замял, так что…

Суслов говорил очень быстро, шепелявя и отдуваясь при этом, что очень плохо отражалось на его дикции, и мне приходилось очень напрягать слух, чтобы понять, что говорит этот человек.

– Вы сегодня на ней? – спросила я.

– Да… – совсем растерялся главный врач. – А что такое, что происходит? Вы уж объясните мне, пожалуйста, а то знаете, как-то… так сказать… Неожиданно все.

«Значит, Пивоваров взял машину не у него», – ответила я себе хотя бы на один вопрос, а вслух сказала:

– Ничего страшного. Дело в том, что идет проверка людей, имеющих красный автомобиль «Ланчия». Вы просто один из этого списка, вот и все. Если вы не знаете за собой никаких грехов, бояться вам нечего. Верно?

– Простите, простите, – шепелявя, зачмокал губками Суслов. – А вы, собственно, кто? И что это, так сказать, за проверка, позвольте узнать? Вы из милиции?

– Нет, я из другого ведомства, – почти не соврала я, думая, что, если Александр Филиппович потребует у меня документы, придется признаться, что я всего лишь частное лицо. А это значит, что он запросто может выставить меня из кабинета и отказаться отвечать на вопросы. Такое со мной уже бывало. Но что еще можно было сделать в такой ситуации? Пользоваться липовыми документами сотрудника прокуратуры мне совсем не хотелось!

– Вы простите, я всегда рад оказать… так сказать… содействие, но… Я не знаю, чем, собственно, я могу помочь? Я вам, кажется, уже ответил?

– Да, ответили на первый вопрос, – согласилась я. – Но у меня тогда возникает следующий. Не можете ли вы припомнить, где вы были двадцать восьмого мая этого года?

Я заметила, как Суслов начал покрываться красными пятнами, пока постепенно не стал совсем пунцовым. Рот его стал еще более округлым и пухлым и горел на лице вишенкой.

– А что, собственно… А почему, собственно… – Шлепанье губами стало совсем невнятным, а глазки виновато забегали из стороны в сторону.

«Неужели я на верном пути? – внутренне удивилась я. – Неужели внешность может быть такой обманчивой? Почему он так нервничает, если ни при чем?»

– Александр Филиппович, я же говорю, что это обычная проверка, – постаралась я его подбодрить и даже улыбнулась. – Скажите, где вы были, и дело с концом! Я запишу эти сведения и отстану от вас.

– Но я, так сказать… Не помню совершенно, где я был, – заморгал глазками Суслов. – Это же было бог знает когда, разве я могу помнить…

На губах его пенкой выступили слюни.

– Ну, давайте попытаемся вместе, – пришла я ему на помощь. – Это было воскресенье, вы наверняка не работали. Вспомните какую-нибудь запоминающуюся дату, ближайшую к этому дню, и попробуйте, отталкиваясь от нее, восстановить события.

Александр Филиппович раздул щеки, потом выдохнул воздух и сокрушенно покачал головой.

– Не помню! – почти умоляюще проговорил он. – Ну, вот хоть убейте – не помню. Вы уж простите меня, – он снова начал широко улыбаться, видимо, успокаиваясь. – Что поделаешь, что поделаешь, столько времени прошло… Если я вдруг что-то вспомню, я, конечно же, сообщу, если, вы мне оставите ваши, так сказать, координаты…

Я, поняв, что продолжать разговор смысла не имеет, поскольку Суслов в этом случае свернет его сам, вздохнула и поднялась, сказав на прощание главному врачу:

– Вам самому перезвонят. Или вызовут. А пока извините.

Мне не хотелось оставлять Суслову свой телефон, по номеру которого он мог легко вычислить, кто я такая, а мне это было совсем не на руку. Суслов произвел на меня двойственное впечатление. Одно было несомненно – он помнит, где был в конце мая, но почему-то скрывает это. И нужно выяснить, по крайней мере, ходил ли он в тот период на работу. Желательно бы пообщаться еще с кем-то из его окружения, но с кем?

Подумав немного, я пришла к выводу, что вряд ли кто-либо из сотрудников поликлиники предоставит мне какую-то информацию на их главного врача. Тем более вряд ли со мной захочет говорить жена Суслова. Да и вообще кто-либо из его близких. А посему ничего не оставалось делать, как вновь отправиться просить помощи у Мельникова.

Андрей Александрович, выслушав меня, на сей раз досадливо крякнул и почесал голову.

– Итак, ты предлагаешь мне заняться проверкой уважаемого человека, главного врача, на том лишь основании, что парализованная девушка – проститутка, заметим, – затряслась как заяц при виде его машины. Причем даже неясно, при виде его ли машины она затряслась.

Подполковник Мельников нечасто имел основания насмехаться надо мной и уличать в неадекватности действий. Поэтому данный случай он решил использовать на полную катушку.

– Но у его машины помято крыло! – попробовала убедить Мельникова я.

– Ну и что? – пожал плечами подполковник. – Она же испугалась машины, а не помятого крыла. И потом, где гарантия, что ее изуродовал владелец красной машины? Она могла испугаться и по другому поводу.

– Но что-то ведь нужно делать! – воскликнула я. – Почему не постараться выяснить хотя бы, где он был в тот период, когда с Гелей это все случилось?

– А как ты будешь это выяснять? – хмыкнул Мельников. – Еще раз повторяю – на каком основании? Он же сам тебе сказал – я не помню! И может твердить это сколько угодно, и никто не имеет права ему сказать – придется вспомнить. И даже я не имею.

– Хорошо, – понизила тон я. – Ты можешь хотя бы поручить кому-нибудь узнать, был ли в то время Суслов на работе? Это, я думаю, совсем не будет сложно для сотрудников твоего ведомства. И нисколько не скомпрометирует этого добропорядочного толстяка.

Мельников задумчиво поскреб голову. Потом в глазах его я заметила промелькнувшую искорку, похожую на хитринку.

– А ведь это мысль, – рассмеялся он.

– Чего ты? – не поняла я.

– Да есть у меня тут один кадр, – сказал Андрей Александрович. – Ты, кстати, его прекрасно знаешь – Арсентьев его фамилия! Так и рвется в бой, как конь ретивый. Вот я ему это и поручу, посмотрим, как справится. А то, если честно, он уже достал меня своей жаждой подвигов и славы. Сейчас я его вызову.

Подполковник, явно повеселев, снял трубку телефона и, подмигнув мне, серьезно сказал в нее:

– Арсентьева ко мне, срочно!

Капитан Арсентьев был мне очень хорошо знаком. Мне доводилось раскрыть не одно дело в сотрудничестве с ним. Это был молодой, но уже лысоватый человек с чрезвычайно серьезным лицом. Был Арсентьев несколько дубоват, но очень исполнителен и старателен. В качестве подручного, которому не нужно много думать, а надлежит исполнять приказы, он был незаменим. Правда, несмотря на свою ретивость, он все еще ходил в капитанах, да и это-то звание получил в основном благодаря совместной со мной работе да благосклонности подполковника Мельникова. И стать майором ему вряд ли светило в ближайшем будущем. Я невольно улыбнулась, вспомнив усердного капитана. Что ж, поработаем снова… Глядишь, и помогу хорошему человеку заслужить звездочку. Правда, подвигов у нас не ожидается, но раскрытие тяжелого преступления тоже дорогого стоит.

Буквально через минуту в кабинет порывисто зашел капитан Арсентьев, четко печатая шаг.

– Слушаю, товарищ подполковник! – отчеканил он без всякого выражения на лице. Потом увидел меня и произнес уже мягче: – Здравствуйте, Татьяна Александровна!

– Привет, – откликнулась я.

– Значит, так, Арсентьев, – небрежно бросил Мельников. – Есть тут один толстячок, главврач… Суслов его фамилия. Есть подозрение, что он извращенец и уродует молодых девушек. Надо его проверить, где он был в конце мая. А если выяснишь, где он был конкретно двадцать восьмого, вообще будешь молодец.

– Понял! – отрубил Арсентьев. – Разрешите идти?

– Подожди, – ласково остановил его Мельников. – Куда ты пойдешь-то? Хоть данные запиши… Этот толстяк работает в девятой поликлинике, зовут его Суслов Александр Филиппович, у него красная «Ланчия». Он мнется, ничего не говорит, где был двадцать восьмого мая, хотя явно нервничает при этом, есть подозрение, что что-то скрывает…

– Выясню, – с железобетонной уверенностью отрапортовал Арсентьев. – Разрешите идти?

– Иди, – махнул рукой Мельников.

Арсентьев щелкнул каблуками, и я невольно представила, как он сейчас гаркнет во всю мощь: «Служу России!» И еще представила, с какой въедливой дотошностью и безапелляционностью Арсентьев будет давить на захлебывающегося в оправданиях несчастного слюнтяя Суслова.

Я поблагодарила Мельникова за помощь и отправилась домой. Необходимо было подумать, прежде чем двигаться дальше.