Глава 3

Утром я встала вовремя, как раз, чтобы успеть собраться, взбодриться чашечкой кофе и продумать свой имидж на сегодняшний день. Кардинальное изменение внешности мне сегодня было не нужно, поэтому к услугам своей подруги Светки-парикмахерши я решила не прибегать. Справлюсь как-нибудь и своими силами.

Я сделала незатейливый тинейджерский макияж, подпудрив и подмазав лицо тональным кремом где нужно, стянула сзади волосы в легкомысленный хвостик и, взглянув в зеркало, убедилась, что, если добавить к моему лицу вчерашнюю джинсовую курточку и брючки, я вполне сойду за слушательницу последних курсов школы милиции, которой пришла пора набираться практических знаний и которой поручили собрать дополнительные сведения по делу о загадочном убийстве профессора истории.

Ведь об истинных причинах смерти профессора еще ничего не известно, и вполне может оказаться, что какие-то ниточки ведут к месту его работы. Не стоит раньше времени поднимать переполох на этом самом месте, появившись там в качестве частного детектива.

Добравшись (на этот раз без особых проблем) до уже знакомого мне института кооперации, я, не раздумывая, обратилась к первому попавшемуся мне гражданину, который на вид был достаточно пожилым. Можно было предположить, что он работает в институте давно и даст мне необходимую информацию.

– Простите, вы не подскажете, как мне найти кафедру истории?

Задавая свой вопрос, не скажу, что я целиком была сосредоточена на собеседнике, поскольку, попав в незнакомое место, старалась поподробнее осмотреться. Но, уловив несколько затянувшуюся паузу, я внимательно взглянула на своего визави.

Передо мной стоял невысокого роста старичок с тоненькими-претоненькими ручками и тоненькими-претоненькими ножками, которые пошатывались и подрагивали от тяжести свисающего до коленок пуза. Беззастенчиво рассматривая меня, он плотоядно улыбался. Все лицо его было покрыто какими-то бородавками (или это родинки такие?), фиолетовые сердечно-сосудистые тонкие губки извивались, как две глисты, усиливаясь не провалиться окончательно в беззубый рот, а когда-то, видимо, роскошная шевелюра свисала теперь в виде двух сальных прядей на глубоко запавшие, но все еще блестящие, неспокойные глазки. В общем – ловелас.

– А вы, собственно, что хотели, девушка? – голосом, скрипевшим, как старая дверная петля, прокаркал старичок, когда убедился, что я полностью сосредоточила свое внимание на его персоне.

Признаюсь, первым моим побуждением было послать его куда-нибудь подальше. Но вспомнив, что я здесь по делу и что сексуально озабоченные старички иногда оказываются весьма полезны (если правильно к ним подойти), я решила отбросить амбиции и прямо с этой минуты стать выпускницей школы милиции, собирающей дополнительные сведения по делу об убийстве.

– Видите ли, – доверчиво глядя в блестящие глаза старичка, стала рассказывать я, – я прохожу преддипломную практику в школе милиции, и мне разрешили принять участие в расследовании дела по факту смерти профессора вашего института… с кафедры истории…

Еще продолжая говорить, я вдруг с ужасом поняла, что забыла фамилию профессора. Надо же так проколоться! Профессионал, называется! Что я сейчас скажу этому престарелому донжуану? Собираю данные о профессоре, а о каком, и сама не знаю?

К счастью, старичок не стал дожидаться, когда я озвучу фамилию, и назвал ее сам. Любопытно-плотоядное выражение немного угасло на его лице, и он, глядя уже мимо меня, каким-то недовольным голосом произнес:

– Это о Разумове, что ли?

Да, этот тип явно не сожалеет о безвременной кончине профессора. Недовольные нотки в голосе и двусмысленный его взгляд насторожили меня, но внешне я старалась сохранять простодушное выражение лица выпускницы милицейской школы.

– Да, о нем. Вообще-то, считается, что дело это вполне ясное – хулиганская выходка, но, поскольку выйти на конкретных исполнителей в таких делах всегда довольно затруднительно, мне поручили собрать дополнительную информацию, изучить контакты профессора…

– Ну что же, изучите… контакты… Вы молодые, вам и книги в руки. – Старичок снова плотоядно заулыбался. – Кафедра истории на втором этаже. Кстати, и кафедра бухгалтерского учета там недалеко, так что, если понадобится что-нибудь, обращайтесь.

– А вы преподаете бухучет?! – с радостным удивлением уставилась я на него, как будто всю жизнь только и мечтала о том, как бы мне познакомиться с каким-нибудь бухгалтером.

Старичок галантно, как в восемнадцатом веке, наклонил голову и представился:

– Спиридонов Эрнест Эрастович, кандидат экономических наук.

Час от часу не легче! К чести своей могу сказать, что, услышав столь оригинальное имя, я не изменила выражения лица, но правда и то, что это потребовало некоторых усилий.

До отказа растянув губы в улыбку, так что щеки совсем скрыли выражение моих глаз, я со всей отпущенной мне природой очаровательностью сказала:

– Как-нибудь зайду, – и отправилась на второй этаж отыскивать кафедру истории, все еще чувствуя спиной прилипший к некоторым местам моего тела неспокойный взгляд Эрнеста Эрастовича.

На кафедре истории по случаю субботы не замечалось особенного оживления. Две скучающие полусонные девушки сидели по разным углам и вяло перекидывались незначительными фразами, выглядывая из-за своих компьютеров.

Моя задача заключалась том, чтобы найти с ними общий язык, и я посмотрела на них так, как смотрит на желанный берег моряк, вернувшийся из кругосветного плавания. Счастье, переполнявшее меня, было настолько очевидным, что девушки начали пробуждаться от своего сна и посмотрели на меня с интересом.

– Наконец-то я вас нашла! – радостно выдохнула я и, не давая им опомниться, опрокинула на них целый ушат очень интересной информации о преддипломной практике, о школе милиции, о том, как много у нас с ними общего, и о том, что люди должны друг другу помогать.

Когда я почувствовала, что они уже достаточно напуганы и думают, что я сейчас надену на них наручники и начну требовать пароли и явки, я резко снизила обороты и сказала то, чего они услышать уж точно не ожидали:

– А давайте чаю попьем?

Известно давно, что главный секрет успеха любой импровизации – в ее предварительной подготовке. Вот и я стараюсь всегда иметь такой своеобразный «рояль в кустах». Моя практика показывает, что самый надежный способ найти общий язык с секретаршами, лаборантками и прочим обслуживающим персоналом женского пола – это иметь в запасе коробку конфет.

На этот раз конфеты у меня были специальные: вишня в коньяке, поэтому я имела все шансы рассчитывать на успех. Девушки, немного ошалевшие под моим натиском, потеряли бдительность и поставили чайник. Может быть, они угощали чаем всех, кто заходил на кафедру истории, но своего я добилась. Через двадцать минут после того, как мы впервые увидели друг друга, мы уже пили чай и, как старые добрые подруги, обсуждали нюансы внутренних взаимоотношений на кафедре истории.

– Ничего мужик был Разумов, только занудный какой-то, – говорила белокурая кудрявая девушка по имени Маша. – Как прикопается к чему-нибудь… или к кому-нибудь, так, считай, на всю пару. Или объяснять что-нибудь начнет, дело выеденного яйца не стоит, а он как затянет – «с одной стороны, да с другой стороны»… Все уже давно все поняли, сидят, зевают, а он все рассказывает. Он вел у нас на втором курсе. Ха! Знаете, я сейчас вспомнила: читала книжку про Швейка, там тоже один… любил объяснять. «Вот, – говорит, – например, окно. Знаете ли вы, что такое окно?» И Разумов – такой же был.

– А как, любили его?

– Нельзя сказать, что любили, нельзя сказать, что и не любили. Как-то… никак.

– Конфликтов особых не было, – вступила в разговор вторая девушка, Ира. – Экзамены он принимал нормально, взяток не брал, с руководством не спорил… с Залесским только в последнее время стали они цапаться из-за этих курсов… у нас тут курсы платные недавно открыли, так они там вдвоем верховодили, ссорились иногда. Но тоже не глобально: поговорят, поспорят и перестанут.

– А из студентов никто не выделялся – угрозами, например, или, наоборот, обожанием чрезмерным?

– Ходил тут за ним один… Он какое-то исследование писал и просто тенью Разумова заделался. Было у профессора несколько человек, вроде факультатива, они и после занятий часто оставались… вы их самих спросите, сейчас пара кончится, они на перемену пойдут. Это группа 3705, Разумов у них куратором был.

– И правда, сейчас звонок будет, – испуганно сказала Маша, посмотрев на часы. – Давай скорее убирать, а то Макарова придет – опять разорется.

– А кто это – Макарова? – на всякий случай спросила я.

– Тоже историю ведет, такая вредная, даже чаю попить не дает: для этого у нас, видите ли, обеденный перерыв есть!

– Жестоко она с вами, – рассеянно говорила я, думая о том, что мнение госпожи Макаровой мне тоже не помешает.

В это время зазвенел звонок, и девушки, поблагодарив меня за вкусные конфеты, поспешно расселись за свои компьютеры.

Дверь открылась, и в комнату вошла представительная дама, судя по всему, еще советской закалки. Я рассказала ей свою легенду о милицейской школе и спросила, что она может сказать о профессоре Разумове.

– О, это был прекрасный, грамотный специалист, хороший преподаватель. Какая потеря для нашего института, – начала мадам Макарова без малейших признаков выразительности в интонациях.

Присовокупив к этому бессодержательному началу еще пару-тройку дежурных фраз, она дала мне понять, что это все, что она может сказать по поводу безвременной кончины своего коллеги. Да, советская школа – это на века. Но кое-что полезное я все-таки смогла извлечь из ее равнодушного монолога. Такая реакция – косвенное подтверждение того, что профессор не слишком тесно общался со своими коллегами и мнение жены о том, что «все его обожали», имеет некоторые неточности. Во-первых, не все, а во-вторых, не «обожали», а просто были равнодушны и поэтому не выказывали явного неприятия.

Складывается ощущение, что Надежда Сергеевна не очень-то хорошо была осведомлена о делах своего мужа и о его взаимоотношениях с окружающими. Она и сама об этом говорила.

Выйдя из помещения кафедры, я почти нос к носу столкнулась с высоким и худым мальчиком, который поспешил извиниться, хотя даже не задел меня.

– Ничего, ничего, – доброжелательная улыбка выпускницы милицейской школы весеннею розою расцвела на моем лице. – Вы не подскажете, как мне найти группу 3705?

– Да все уже, наверное, ушли, у нас последняя пара. А что вы хотели? Может быть, я смогу вам помочь, я тоже из этой группы.

– Правда? Вот какая удача: я собираю дополнительные сведения о профессоре Разумове, ведь он был вашим куратором?

На лице молодого человека в течение одной секунды промелькнуло сразу несколько различных выражений. Доброжелательность, с которой он разговаривал со мной, сменилась какой-то болезненной гримасой, а та, в свою очередь, перешла в восхищенную полуулыбку, которая тоже почти сразу исчезла, и на лице юноши осталось выражение печали. Пораженная такой метаморфозой, я в молчании смотрела на него.

– Да… – наконец произнес он. – Вы знаете, все мы до сих пор в шоке. Невозможно поверить, что такое могло случиться. У кого рука поднялась? Ведь Анатолий Федотович, он… он никому не сделал ни малейшего зла… мы все так любили его…

Казалось, он сейчас расплачется.

– Вы, наверное, хорошо знали профессора?

– Может быть, никто не знал его так, как я! Какой это был прекрасный преподаватель, как он умел интересно рассказывать! Только благодаря ему я ощутил настоящее значение и смысл истории. Он даже готов был заниматься дополнительно с теми, кто интересовался историей, и мы приходили к нему – я и еще несколько человек, – изучали материалы, проводили исследования…

Меня вдруг осенило – не иначе как я разговариваю сейчас именно с тем парнем, про которого говорили мне девушки с кафедры. Тем самым, который «заделался тенью» профессора Разумова. Любовь к своим наставникам – это прекрасно, но, на мой взгляд, во всем нужно знать меру.

То, что мальчик, стоявший передо мной, чувствителен и эмоционален, было видно невооруженным глазом. Тонкая кожа, быстрый взгляд, непроизвольные реакции… Но был в его экспрессии какой-то диссонанс, который я бы не взялась определить, но который почему-то заставлял меня сомневаться в его искренности.

Мальчик произвел на меня двойственное впечатление, и я решила при случае навести о нем более подробные справки. Чем он занимался в ночь убийства, например? Хотя с таким хлипким тельцем, без малейшего намека на мускулы, он был не очень подходящим кандидатом для наемного уличного хулигана.

Мы познакомились, оказалось, что зовут его Влад и что он готов всячески споспешествовать мне в моих поисках. Обещал даже приобщить к этому своих друзей с исторического факультатива. С его друзьями тоже поговорить не мешает. Не будем забывать, что малолетки – одна из версий, и, в каком бы виде они ни выступали, как нанятые кем-то или по своей инициативе, пока преступление не раскрыто, нельзя сбрасывать их со счетов.

Следующим пунктом программы был Владимир Павлович Залесский, и, уточнив у Влада, где находится кафедра экономики, я отправилась заводить новые знакомства.

Господин Залесский с первого взгляда поражал отсутствием всякого выражения на лице. Глядя на меня рыбьими глазами, он молча выслушал рассказ о милицейской школе и голосом, таким же бесцветным, как и его лицо, сказал, что по интересующему меня делу он ничего сообщить не может.

– Но ведь вы работали вместе с профессором Разумовым?

– Так же, как и еще пятьсот человек, состоящих в штате института.

– Однако, занимаясь организацией курсов повышения квалификации, вы находились с ним в более тесном контакте, чем остальные пятьсот человек?

– Наши взаимоотношения касались только профессиональных вопросов, которые не имеют ни малейшего отношения к случившемуся.

– И ваши профессиональные взаимоотношения всегда были безоблачными, вы во всем были согласны друг с другом, никогда не конфликтовали?

– Любую проблему можно решить.

– А я слышала, что в последнее время вы часто ссорились.

– Это были текущие рабочие трудности, которые могут возникнуть во всяком деле и которые всегда разрешались к взаимному удовлетворению.

– Вот как! Да это просто идеальный образец делового партнерства, можно позавидовать. А не подскажете, где вы находились вечером во вторник?

– Эти сведения я уже представил правоохранительным органам. Кстати, школа милиции, если я не ошибаюсь, находится в Тарасове? Что же заставило вас проходить практику в Покровске? Или тарасовские преступники объявили забастовку?