В дверь еще пару раз звякнули, и наступила тишина.
Я посмотрелась в зеркало: мокрая курица с банкой газировки. Все равно весь кайф обломили.
Чуть было не состоявшийся гость в лице Хальзова стоял и смиренно ждал лифта, когда я, высунув мокрую голову в щель между дверью и косяком, сообщила ему, что была в душе.
Старик просиял и засеменил ко мне, перекладывая кожаную папку из одной руки в другую.
– Извините, что я так поздно.
– Ничего, ничего, – чирикнула я, почувствовав запах денег.
Обстановка жилища не произвела на директора никакого впечатления, хотя он ради приличия заметил все же, что у меня уютно, выпутываясь при этом из пикантной части женского туалета, продолжавшей валяться на полу.
– Тяжелый день, – объяснила я, бросившись поднимать раскиданные вещи и выставляя напоказ свои грудки. Ткани на прикрывавший мое тельце халатик ушло, наверное, меньше, чем на бикини, но нынешнего посетителя трудно было расшевелить девичьими прелестями. В присутствии дедушки я чувствовала себя малолетней бесстыдницей.
Он не стеснялся меня разглядывать, но я не могла, как ни старалась, почувствовать себя женщиной. Почти голенькая, я была для него бронзовым канделябром времен Екатерины Великой.
Обидно, зато не помешает делу.
Я пригласила Хальзова в гостиную, принесла ему минералки и удалилась привести себя в порядок.
Когда я вошла в шортах и футболке навыпуск, он сделал мне комплимент относительно фигуры, чего я, признаться, не ожидала.
– Спасибо, – ответила я скромно, после чего опустилась в кресло и замолчала, давая возможность гостю высказаться.
– Если вы помните, я вышел вместе с этим капитаном…
Я закивала головой, уверяя, что помню.
– Он сказал мне, чем вы занимаетесь, тогда я после вашего разговора с Ежовым проследил за вами. Простите меня, но мне нужен как раз такой человек, как вы.
– Судя по вашему сегодняшнему представлению, вам нужна милиция и официальное расследование.
– Пожалуйста, выслушайте, – взмолился он своим скрипучим голосом.
Я набрала в рот воздуха и пхыкнула в потолок, расслабляясь и запасаясь терпением.
– Сегодня, когда Виктор показал мне ворованного будду и кратко объяснил, что к нему пришла бывшая одноклассница справиться о цене, я попросил подождать его в коридоре и вызвал милицию. Ваш одноклассник положил два года работы на то, что рассказал вам в течение нескольких минут. Он вскоре намеревается защищать докторскую диссертацию, и для него эти скакуны не просто статуэтки. Это не что иное, как доказательство существования развитого ремесленного промысла в Иране начала второго тысячелетия.
Мне было неприятно слышать, что меня променяли на пять кусочков серебра и кусочек золота, но Жукецкий ведь не знал, да еще и сейчас, наверное, не знает, чем я занимаюсь. Он наверняка принял меня за воровку, увидев похищенную вещь. Стоп. Почему я его оправдываю?
– Ладно, забыли, – отрезала я. – Вы хотите нанять меня? У вас не хватит средств. Украли ведь еще что-то, не так ли?
Для Хальзова подобный вывод оказался полным откровением.
– Я никому не говорил.
– Не обязательно. Зачастую действия могут рассказать куда больше, нежели слова.
Руслан Рустамович, судя по всему, за свою долгую жизнь в первый раз столкнулся с женщиной, обладающей логикой и развитым чувством интуиции.
– Назовите цену.
– Триста долларов в сутки плюс расходы.
– Двести, половина в качестве аванса на две недели вперед.
Настала моя очередь удивляться:
– Две тысячи премии, если уложусь в неделю.
– Согласен. Никаких выплат, кроме аванса, при отрицательном результате.
– Сто гладиолусов на мою могилу в случае смерти.
Хальзов кивнул головой, расстегнул папку и достал пачку стодолларовых купюр.
Под ласкающее слух шуршание дензнаков почтенный и уважаемый гражданин города Тарасова перешел из разряда визитеров разных мастей и калибров в касту клиентов.
Я пересчитала деньги и убрала с глаз долой.
– Слушаю вас, Руслан Рустамович.
Он выложил на журнальный столик ксерокопии каких-то рукописей.
– Как вы знаете, из нашего музея пропали пять скакунов и будда, – снова порывшись в папке, передал мне фотографии экспонатов. – Все это было найдено лично мной и Виктором два года назад во время раскопок. Он тогда только что блестяще защитил кандидатскую и горел желанием продолжить работу. За две недели мы вместе с группой студентов перебрали по частичкам один из курганов, насыпанных в степи, и ничего не нашли. Такого я не припомню. Вся группа впала в уныние, только один Виктор продолжал работать как заведенный и не прекращал поиски даже в дни отдыха. Признаюсь, я уже был склонен потратить оставшееся время студенческой практики на работу в другом районе, потому как возвращаться в Тарасов ни с чем было просто стыдно, кроме того, подобной неудачей можно отбить интерес к археологии у десятка молодых парней и девчонок. Как-то вечером я намекнул ему, что надо перенести лагерь километров на двадцать севернее, к древнему стойбищу. Там средненький результат был гарантирован: монетки, наконечники стрел, черепки посуды, может быть, доспехи. Он не возражал, но попросил еще один час, аргументируя это тем, что чем глубже копаем, тем больше булыжника нам попадается. «Авось на что и наткнемся», – подумал я и позволил взять ему с собой только добровольцев. Молодежь отдыхала после очередного бесплодного дня, и я не имел морального права заставлять, тем более завтра нас ждал переезд. Он поднял на ноги всех, естественно, и я не остался в стороне, хотя, признаюсь, здоровье пошаливало.
Мы посовещались прямо на месте и решили в самом центре основания выкопать яму поглубже и пошире, надеясь на то, что почва, может быть, слегка просела, и то, что когда-то было над землей, теперь оказалось под ней.
Народ с остервенением взялся за дело. Камней стало так много, что работа застопорилась. Час пролетел незаметно, и многие из «призванных» стали вполголоса намекать, что время вышло. Наши усилия ни к чему не привели, и я отпустил всех отдыхать.
Виктор попил водички, а затем попросил меня подойти к самому краю ямы.
– Что ты мне хочешь показать? – поинтересовался я, плохо скрывая раздражение, паработившее меня из-за сильной усталости.
Он не обиделся и попросил приглядеться повнимательнее. Признаюсь, я ничего не видел, тогда он посоветовал сделать пару шагов назад.
Невероятно, но то, что молодые люди ковыряли в течение часа, имело форму пятиугольника.
– Скорее всего, выбрасывали мягкую землю.
– Да, так и было. Стенки углубления, как оказалось позже, были выложены булыжником, и те, кто стоял по краям, ничего, кроме небольших ямок, выдолбить не смогли, а попавшие в середину волей-неволей выбрали много больше.
Тогда мы не стали рисковать и все-таки перенесли раскопки в другое место, кое-как составили и описали коллекцию находок, а затем, после окончания летней практики, вдвоем вернулись обратно.
Буквально на второй день Виктор наткнулся на железный ларчик. Мы довольно долго промучились с замком, а затем подгоняемые нетерпением просто сбили его. В нем оказалось две сотни золотых монет, поверх которых лежала серебряная лошадка.
Вскоре мы извлекли второй сундучок, затем еще три и в каждом находили по двести монет и одному серебряному скакуну.
– Каждый занимал свой угол.
– Да, все верно. Когда мы нашли второй, то стали работать очень осторожно, стараясь как можно меньше следить в самом центре. Любопытство заставляло нас трудиться без остановки. Следующие сундучки лишь увеличивали количество откапываемого нами богатства, но не несли в себе ничего нового.
– Пять сундуков в пяти углах, а в каждом по скакуну и пара сотен золотых монет. Красиво.
– Да, только это не сказка. На третий день мы взялись за центр. Снимая слой за слоем с большой осторожностью, к закату мы добрались до древнего захоронения, сложенного из длинных обтесанных камней, и, не имея ни сил ни возможности ковыряться дальше, повалились спать.
Утром я еле шевелился, но кое-как дошел до ямы и, усевшись на складной стульчик, работал только языком, в то время как Виктор стал выбрасывать на поверхность напоминающие кабачки тяжелые валуны. Мы ожидали увидеть под камнями скелет, и мы его увидели.
Перед нами лежали останки маленького человечка. Череп его был огромен и составлял примерно треть всей длины. Можно было подумать, что перед нами мощи только что появившегося на свет ребенка. Кости были усыпаны золотыми монетами. В ротовом отверстии черепа торчал понравившийся вам будда, а под кистями рук лежали толстые книги, обитые железом.
Грудная клетка уродца была сильно разрушена, не исключено, что ему вырвали сердце.
Потом мы разглядели ровный срез на шейных позвонках. Судя по всему, карлик был жестоко казнен.
– Так что же вначале? Сердце или голова?
– Думаю, сердце. Скорее всего этот человек всю свою жизнь занимался колдовством. Книги, которые положили ему под руки, содержат массу оккультных заклинаний, часть из которых мне удалось перевести. Тома находились прямо под ладонями, а значит, давались казненному в качестве некой поддержки в стране мертвых. В случае опасности он призывал к себе на помощь потусторонние силы.
– И вы в это верите?
Руслан Рустамович помолчал немного и выдал на-гора ответ научного работника:
– Обладая, мягко говоря, незаурядной внешностью, существо наверняка без труда могло занимать высокое положение среди шаманов и колдунов. Нельзя исключать способности к гипнозу и внушению. Я обнаружил парочку наставлений в этих книгах и сравнил их с современными методами гипноза. Один в один. Можно себе представить, какой фурор производили облик и способности погребенного на темных людишек того времени.
– Что же у вас похитили? – Я не удивилась бы, узнав о пропаже прикарманенного золота, с таким делом в милицию не побежишь.
– Мы оставили себе пятьсот монет.
Я вяло похлопала в ладоши.
Он слегка завелся:
– Вы думаете, легко ездить по горам по долам и не иметь при этом никакого стимула. Да, я присвоил двадцать тысяч долларов на пару с Жукецким. Ну и что? Все остальное мы официально задекларировали и передали государству.
– И останки человечка?
– Да, но данный экспонат только для служебного пользования. Выставляться он никогда не будет.
– Боитесь заработать для музея деньги на людском любопытстве?
– Я возглавляю не частную лавочку. Есть определенные моральные нормы.
Человек украл пятьсот золотых монет, по двести пятьдесят на брата, и в то же время рассуждает о моральных нормах. Скорее, боится негативного резонанса в прессе и на телевидении.
«Дожили граждане! В краеведческом музее детей пугают останками большеголового уродца!» – подобный заголовок в любой местной газете мог освободить Хальзова от занимаемой должности и отправить с почестями на заслуженный отдых. А работа была для него и воздухом, и пищей. Поэтому признание о переложенных в личный карман монетах я была обязана оценить.
– Что же исчезло? – терпение неожиданно иссякло, и вопрос получился грубым.
– Книги. Те самые, которые были в захоронении, – словно обороняясь, выпалил он.
Мои брови поползли на лоб, а Хальзов поспешил объясниться:
– Книги лежали у меня дома, и я минимум час в день уделял им внимание в течение этих двух лет. Вчера я зашел домой и по привычке бросил взгляд на стол, где под стеклянной витриной лежали находки. Тома исчезли.
– И вы согласны нести расходы ради того, чтобы вернуть себе какие-то заклинания?
Хальзов сделал все, чтобы не назвать главную причину.
– Столь древних книг на земле не так много. Им около тысячи лет, и это уже само по себе представляет культурную и историческую ценность. Кроме того, они имеют инвентарные номера и подробно описаны. Случись какая проверка, я не выкручусь. В моем возрасте, а мне уже восемьдесят два, придется освободить кресло директора – слишком много претендентов.
Я была поражена, Руслан Рустамович не выглядел столь древне. Его энергичности мог позавидовать мужчина в расцвете сил.
– А что содержание?
– Вы считаете, текст оригинала может пригодиться в вашем расследовании?
– Не исключено, что люди, заказавшие пятерых скакунов и будду, заинтересовались содержанием книг.
– Откуда они могли знать о них?! Я никому не говорил.
– А Жукецкий?
Элементарное предположение несколько смутило собеседника. Подумав, он попросил поговорить с Виктором, но пока не раскрывать, что именно он был заказчиком расследования.
Я состряпала на лице удивление и заставила Хальзова отступить.
– Ну, хорошо, хорошо, поступайте, как сочтете нужным, только верните тома.
– Кто знает о том, что книги пропали?
– Никто. Я живу один, жена умерла полгода назад, а дети и внуки разбросаны по всей стране. Раз в неделю ко мне приходит убираться соседка. Признаться, я никогда не прятал книги. Двадцать лет работы реставратором научили меня обращению со старинными вещами. Лишний раз переставлять драгоценный экспонат не стоит. Может плохо кончиться.
– А из родственников никто не мог…
– Нет, я никому не показывал то, над чем работаю.
– Почему?
– Не люблю демонстрировать отдельные куски. Вот разобрался бы с письменами до конца, тогда можно было бы и похвастаться.
У меня самой существовали определенные принципы работы, изменять которым мне было крайне неприятно, поэтому ответ сошел бы за правдивый, убери я из поля зрения жадность собеседника. Хальзов явно не желал делиться всей известной ему информацией. Придется дожимать директора, но это не сложно, ведь он платит деньги, и долгое расследование не в его интересах.
– Мне есть с чего начать. Я просто обязана поговорить и с вашей соседкой, и с Жукецким. Не порекомендуете ли вы хорошего специалиста по древним книгам?
– Ну если вам не достаточно моего мнения…
Он был обижен, но я не спешила его успокаивать. Увидев, что никакой реакции его слегка возмущенный тон не вызывает, он посоветовал зайти в гости к своему другу – имаму Али, уверяя, что с его собственными познаниями могут соперничать только его.
– Рассчитывая на то, что вы не откажетесь от моего предложения, я принес ксерокопии обеих книг, правда, сделаны они уже с фотографий. Сами понимаете, такие книги под ксерокс…
– Надеюсь, вы будете рассказывать все, что вам известно, – поддела я клиента, но он не обратил внимания.
– Кроме того, здесь мой перевод некоторых фрагментов, думаю, вам будет интересно.
На этом вводная часть оказалась завершенной. Я проводила гостя до двери, где получила мрачный совет, данный мне тихим скрипучим голосом.
– Да, чуть не забыл. Не читайте заклинания вслух.
– Вы в это верите? – в тон ему, почти шепотом спросила я.
– Достаточно того, что верили древние, – слегка философски заметил старик и скрылся в темноте неосвещаемого коридора.
Никто из жильцов, включая и меня, второй месяц подряд не решался вкрутить в патрон новую лампочку. «Вот доведу дело до конца и куплю с премии старика Хальзова», – решила я. Захлопнула дверь и пошла любоваться на оставленные бумажки.
Как оказалось, каждая книга состояла из восемнадцати листов, причем в одной из них последние два были чистыми. Почерк неведомого писаря оказался очень мелким. Десятка два строк арабской вязи в сочетании с иероглифами умещалось на каждой странице, но как это можно было соединить в одно целое и перевести, оставалось для меня загадкой. Пролистав копии, я принялась за переводы.
Позвонил Виктор, ненавязчиво пригласил сходить утром в ресторан позавтракать, где и собирался объясниться.
У меня не было никакого желания разговаривать с Жукецким как с мужчиной, но так как беседа с «качком» входила в мои планы уже непосредственно в рамках работы, я согласилась.
Он сказал, что к девяти заедет на своей машине, видимо, недоумевая, как это я так быстро простила его.
В восемь утра зазвонил телефон. Пришлось подползти к трубке.
– Алло…
– Татьяна Александровна?
– Да.
– Полковник Ежов беспокоит.
Похоже, свой первый звонок на рабочем месте он сделал именно мне.
– Не могли бы вы сегодня подойти ко мне до десяти утра?
– Что-то случилось?
– Не волнуйтесь. Вчера вечером мы задержали у ювелирного магазина несколько человек. Я надеюсь, что вы опознаете среди них того, кто продал вам золотую статуэтку.
Я жеманно согласилась, давая понять, что сделаю одолжение и зайду. У самой же потекли слюни в предвкушении беседы с мальчишкой. Только бы они взяли того, кого надо!
Виктор, как и обещал, заехал ровно в девять. Никак не ожидала увидеть его прямо-таки сияющим. Он цвел, словно накануне стал мужчиной.
Узнав о необходимости заехать на «вокзал», с которого людей отправляют в места «не столь отдаленные», Жукецкий несколько сник, но никакого протеста не последовало.
– Это связано с твоей вчерашней покупкой?
– Да, меня пригласили на опознание. Задержали продавца.
– И сколько это займет?
– Не волнуйся, мы везде успеем. Я уложусь за час. Обычно требуется в два раза больше времени.
– Ты так говоришь, будто сама дела ведешь.
– Я частный детектив.
Он остолбенел.
– Никогда бы не подумал.
– В этом один из моих козырей.
– Тогда становится понятным, почему тебя никуда не забрали. Когда я увидел статуэтку, то принял тебя за воровку.
– Поехали, – скомандовала я.
Не начинать же в самом деле разговор о том, что он мог бы вместо того, чтобы устраивать спектакль, предупредить меня об опасности, будь я даже воровкой или перекупщицей, как-никак одноклассники.
«Ауди-100» – неплохая машина для научного сотрудника музея.
– Хорошее авто.
– За консультациями приходят почти каждый день. У меня тоже в некотором роде частная практика.
– Мне не так давно рассказывал о тебе Сыч. Не могла не запомнить место работы клеившегося ко мне юноши.
Ключ зажигания попал в скважину после третьего захода.
Сыч контролировал большую часть рынка антиквариата в Тарасове. Если он рекомендовал человека, значит, это был его человек.
– Ты действительно осведомлена о моей второй работе, – согласился Жукецкий и тронулся с места.
Водил он отменно. Машина слушалась, как дрессированная собачка, и шла плавно. Покрышки лишний раз не тер, предпочитал риску оптимальный маршрут и соблюдал правила.
Чувствовалось, что едет спокойный человек, свободный от материальных и семейных проблем.
– Ты не женился?
– Было дело. Все закончилось через пару месяцев. После развода друзья привели меня в тренажерный зал, и пошло-поехало.
Я позволила себе пощупать бицепс:
– Потрясающе.
Он улыбнулся, принимая комплимент.
Сейчас хорошее настроение у тебя улетучится, мой дорогой.
– Наверное, тяжело было пару лет назад ворочать огромные булыжники в одиночку?
– Старик рассказал тебе о нашей экспедиции двухлетней давности?
– Да, вчера вечером.
– А зачем тебе…
Я так и не успела сказать ему, что меня нанял его шеф.
О проекте
О подписке