Я посмотрела на облачное небо, но настроение мое ничуть не испортилось. Напротив, скорее я обрадовалась, что наступила настоящая зима. А то на дворе стояла уже вторая половина декабря, а зима по-настоящему так и не вступила в свои права. За все время снег шел всего лишь второй раз. Да и то тот, предыдущий, давно успел растаять, и теперь все, что от него осталось, так это тонкий грязный ледок на дорогах и тротуарах.

Вечер обещал быть теплым и снежным. Я представила, как буду возвращаться от Егора домой. Уже нападает много снега, и я буду идти, разгребая носками сапожек небольшие, но мягкие и белые сугробы.

Да, настроение у меня было хорошим, и мне даже захотелось напеть что-нибудь потихоньку. Обычно, когда я еду в машине, я так и делаю, но сейчас, идя по улице, где вокруг полно народу, себе такое не позволишь. Еще, чего доброго, примут меня за ненормальную…

Но радужное настроение требовало выхода наружу, и я принялась про себя вспоминать песню, которую передавали сегодня по телевидению: «А твои глаза цвета виски… от меня они близко-близко… А твои глаза цвета счастья сберегут меня от ненастья…»

Я дошла до автобусной остановки, где толпился народ. Надо же, а я и не предполагала, что общественным транспортом пользуются столько людей! Я пристроилась недалеко от бордюра и вместе с остальными приготовилась ожидать автобуса.

К счастью, долго ждать не пришлось. Пришел микроавтобус нужного мне маршрута, и я с удовольствием отметила, что теперь вместо больших и неповоротливых «Икарусов» пустили маленькие шустрые «газельки». Одна из них в два раза быстрее домчала меня до нужного места, так что напрасно я выходила из дома с запасом. Точно, можно было выйти и попозже, подумала я, но потом все же решила, что поступила правильно. Уж лучше прийти заранее, чем опоздать.

Выйдя из маршрутки, я не спеша направилась в сторону нового жилого комплекса, который вырос в так называемом тихом центре нашего Тарасова. Здесь выстроили несколько многоэтажек, просторные и шикарные квартиры в которых сразу же раскупили такие люди, как отец Егора.

Взглянув на адрес на бумажке, я принялась крутить головой влево-вправо, пытаясь разглядеть номера домов. Вот наконец я увидела нужный мне номер дома и решительно направилась к нему.

Дом мало чем отличался от своих, точно таких же внешне, собратьев, которые стояли здесь, беспорядочно раскиданные по довольно большой площади. Дом, в котором жил Егор, был одноподъездным, и это еще сэкономило мне силы и время – не придется искать подъезд с нужной квартирой.

У дома на широкой и пока ничем иным не занятой площадке стояло несколько машин. Я оглядела их все, заметив, что дешевых среди них нет. Решила попробовать отгадать – какая же сейчас тачка у Егора? Обычно его папочка не скупился на такие вещи, как авто для единственного отпрыска. Обведя взглядом серебристый «Ауди», черный «Мерседес» и два одинаковых темно-зеленых «Фольксвагена» последней модели, я остановила свой выбор на светлой «аудюшке», решив, что даже папа Егора не станет так тратиться на авто для бездельника-сына, покупая ему «мерина».

Пройдя мимо иномарок, я на всякий случай даже заглянула в салон серебристой машины, чтобы проверить свою догадку, но внутри на панели лежала всего лишь самая банальная пачка «Мальборо», что не могло мне ничего сказать о владельце этого авто.

Решив, что обязательно спрошу у самого Егора про его нынешнее транспортное средство, чтобы проверить правильность своей догадки, я вошла в подъезд и поднялась на несколько ступенек к лифту, который, как оказалось, даже работал, что несказанно удивило меня. В нашем доме лифт не работал по меньшей мере несколько месяцев с тех пор, как дом сдали в эксплуатацию. Да и теперь частенько «отдыхает» по самым разным причинам.

Я поднялась на четвертый этаж и сразу же увидела дверь с номером пятнадцать. Сверившись со своими записями, я уверенно подошла к двери и протянула руку к звонку. Но в этот момент заметила, что дверь закрыта неплотно. Вернее, она была просто прикрыта, и я увидела небольшую щелочку, через которую пробивался неяркий свет из квартиры.

Внезапно у меня засосало под ложечкой. Может, конечно, кто-то и скажет, что на мои ощущения в тот момент наложила отпечаток моя профессия частного детектива. Не скрою, мне приходилось видеть немало неприятного, в том числе и трупы. И я действительно знаю по опыту, что когда дверь в квартиру ни с того ни с сего не заперта, это недобрый знак.

Хотя со мной многие могут поспорить, сказать, например, что хозяин, может, увидел гостью в окно и решил заранее открыть дверь. Или вообще вышел с мусорным ведром на площадку, а дверь не закрыл, чтобы не захлопнулась. Но все это было не то. Ощущение, сразу возникшее, никак не покидало меня. Ситуация чем-то очень была похожа на дешевый детектив, когда герой, входя в такую вот открытую квартиру, непременно застает в ней труп хозяина.

По спине пробежал холодок. Нет, я не боюсь мертвецов, я их перевидела достаточно. Просто всегда не очень приятно осознавать, что тебя встречают вот так – трупом… Хотя, может, все на самом деле куда проще и банальнее, нежели я себе напридумывала. А я стою тут и развожу демагогию, сама себя стращаю.

Я резко выдохнула и решительно взялась за ручку двери. Никаких звуков из квартиры Егора не доносилось, и это лишь усилило мои подозрения относительно самого худшего. И все же, превозмогая себя, я дернула дверь и открыла ее. На всякий случай постояла немного у открытой двери. А вдруг этот дурак Егор решил таким образом напугать меня? Сейчас как выскочит откуда-нибудь из-за угла да как гаркнет: «Ага, Танька! Испугалась?!»

Но ничего подобного не произошло ни через секунду, ни через десять. Постояв немного на лестничной площадке, я решилась все же войти.

В глубине квартиры горел свет – где-то в дальней комнате. А в коридоре было темно. Осторожно ступая, я двинулась в сторону освещенной комнаты. Споткнувшись обо что-то, посмотрела под ноги. Это оказалась картонная коробка, валявшаяся на полу. Перешагнув ее, я продолжила свое осторожное продвижение к гостиной. Наконец достигнув ее, я заглянула внутрь. То, что я там увидела, привело меня в оцепенение и повергло в шок.

Первое, что особенно бросалось в глаза, это дикий беспорядок, царивший в комнате. Все вещи были разбросаны на полу. Мебель сдвинута, а кое-какие мелкие предметы интерьера даже перевернуты вверх ногами. Все, что возможно свалить, было свалено. Все, что возможно сломать, разломано.

Я обвела взглядом разнесенную вдребезги комнату и только сейчас заметила его… Егора. Он лежал на полу почти посередине комнаты. Сначала из-за беспорядка я его даже не заметила. Егор лежал в неестественной позе, то ли на боку, то ли на спине. Руки ненатурально заведены за спину, а ноги поджаты к животу. Голова Егора была повернута вбок, и я не могла видеть его лица.

Но, бросив всего лишь один взгляд на положение тела своего друга, я сразу все поняла. В такой позе живые не лежат… Я была почти уверена, что Егор мертв. Хотя в душе еще теплилась надежда на то, что, возможно, он получил ранение, пусть и опасное, но потерял не слишком много крови и его еще удастся спасти.

Нет, крови было много. Войдя в гостиную, я заметила, что голова Егора лежит в луже крови. Кровь разлилась аккуратным алым озерцом, но раны не было заметно. Я подошла к телу поближе и присела на корточки. Протянув руку, нащупала то место на шее, где у живого человека пульсирует артерия. У Егора пульс отсутствовал, это мне стало ясно сразу.

Егор был мертв, теперь я в этом ни капли не сомневалась. Я еще раз вгляделась в его лицо – нет, ошибки быть не могло. Передо мной находился мой одноклассник Егор Веретенев. И я сидела на корточках перед трупом своего приятеля, не зная, что делать.

Столько раз я сталкивалась с подобными ситуациями, но сейчас невольно растерялась. Вернее – не то чтобы я совсем не знала, как поступить. Я прекрасно помнила, что в таких случаях необходимо вызвать милицию. Просто я впала в легкую панику от неожиданности всего произошедшего.

У меня было два варианта действий. С одной стороны, как друг и человек, обнаруживший покойного, я должна сообщить об этом сотрудникам правоохранительных органов. Но с другой стороны, зная, на что порой способны эти самые органы, я не решалась вот так открыто подставляться.

По опыту зная, что первым подозреваемым стану я сама, я начала размышлять, как же все-таки поступить. Раздумывая, я принялась ходить по квартире, чтобы составить для себя примерную картину преступления. Я осмотрела гостиную, где находилось тело Егора, и все остальные комнаты.

Обстановка везде мало чем отличалась. Все было перевернуто вверх дном, мебель валялась на полу, все, что находилось раньше в ящиках, также лежало где попало… В общем, мне не составило особого труда догадаться, что в квартире Егора что-то искали. Я не могла сказать, добились ли преступники того, чего хотели, но то, что они издевались над хозяином, для меня было совершенно очевидно.

Подойдя поближе к Егору, я обратила внимание на то, что его ноги связаны ремнем, а руки, вернее, запястья стянуты бельевой веревкой. Помимо всего прочего, во рту у него был кляп из какой-то тряпки, а на лице имелись следы побоев. И вообще все тело, насколько я смогла заметить, было в синяках и ссадинах.

Сомнения одолевали меня еще какое-то время, но я все же сумела побороть в себе страх перед несправедливым обвинением. В конце концов, я сама юрист и не позволю обвинить себя в чем попало. Да к тому же мои многочисленные друзья в правоохранительных органах также не дадут меня в обиду. По крайней мере, мне хотелось на это надеяться.

Покончив с терзавшими меня сомнениями, я решительно достала из сумочки сотовый и набрала привычное ноль-два. Прослушав несколько положенных гудков, я услышала усталый голос дежурного:

– Милиция…

Безо всяких предисловий я кратко и четко обрисовала ему ситуацию, пояснив, что к чему. Продиктовав напоследок адрес Егора и свое имя, я отошла к окну и стала дожидаться приезда дежурной группы.

Глядя в окно, я раздумывала о скоротечности нашей бренной жизни. Наверное, я была не оригинальна. В подобных случаях люди чаще всего думают именно об этом – как-то так само собой получается, что ничего другого в голову не приходит. Накатывает философское настроение, и не хочется делать абсолютно ничего, а просто вот так встать у окна и стоять, стоять…

– Иванова? – услышала я за спиной незнакомый резкий мужской голос, заставивший меня вздрогнуть. Я простояла, вероятно, весьма долгое время, раз уже успела приехать милиция.

Обернувшись, я увидела перед собой высокого и невероятно худого мужчину в штатском. На висках у него были большие залысины. Это он обращался ко мне резким, даже будто слегка срывающимся на визг голосом.

– Да, – кивнула я. – Это я звонила в милицию…

– Ясно, – деловито сказал опер. – Убитого знаете? Вы кто ему будете?

– Одноклассница бывшая, – помедлив, ответила я. Не хотелось называться подругой Егора, иначе не избежишь дурацких вопросов на допросах. Кто, да что, да как…

– Проживаете вместе? – осведомился худой опер.

– Нет, – почему-то испугалась я. – Просто пришла к нему в гости и обнаружила хозяина мертвым.

– Пойдемте. – Худой осмотрелся. Потом махнул рукой в сторону двери. – Мне необходимо взять у вас показания.

Мы вышли в кухню и уселись на табуретки. Милиционер разложил перед собой бумаги и принялся строчить что-то на бланке. Спросив все положенные биографические и паспортные данные, опер изучающе взглянул на меня и, несколько секунд помолчав, проговорил:

– Ну рассказывайте, – он заглянул в свои записи, – Татьяна Александровна. Что и как было?

Я вздохнула, пытаясь восстановить в памяти все события минувшего часа, и начала повествование. С того самого момента, когда я сегодня позвонила Егору, чтобы удостовериться, что наша встреча не отменяется.

Когда я почти закончила рассказ, в кухню вошел невысокий шустрый мужчина с рыжей копной волос на голове, приблизился к оперу и, наклонившись к его уху, что-то заговорил. Тот время от времени посматривал на меня и кивал. Потом рыжий ушел, а худой опер пристально взглянул на меня.

– Татьяна Александровна, вы умеете обращаться с оружием?

– С каким оружием? – Вопрос был мне вполне понятен, и я сама не знала, зачем переспросила.

– С огнестрельным, – просто пояснил опер.

Меня словно током ударило. Неужели на меня хотят повесить убийство Веретенева? Так я и думала… Черт, и зачем я стала дожидаться ментов? Почему не ушла сразу, как только вызвала бригаду? Мысли крутились в голове одна за одной, но толку от этого сейчас не было. Что сделано, то сделано, и теперь ничего не изменить…

– Так как насчет оружия? – напомнил свой вопрос худой.

– Да, – ответила я, открыто глядя ему в глаза и стараясь не отводить взгляда.

– Умеете… – негромко повторил опер и что-то занес в протокол. – А может, и оружие имеете?

– Имею, – запоздало вспомнила я про свой «макаров», предусмотрительно оставленный дома.

– Да? – несказанно удивился моему ответу опер. – И какое же?

– Пистолет системы Макарова, – спокойно ответила я, по опыту зная, что стоит только мне сейчас хоть на мгновение потерять контроль над собой, и пиши пропало. На меня навешают всех собак, припаяют все, что только возможно, и т. д. и т. п.

– А разрешение на него, разумеется, также имеется? – Мне показалось, что опер начал понемногу издеваться надо мной. Во всяком случае, появившаяся на его лице улыбка выглядела именно издевательской.

– Разумеется, – стараясь оставаться невозмутимой, произнесла я.

– А нельзя ли взглянуть? – Опер демонстративно выставил вперед руку ладонью вверх, и меня так и подмывало сказать ему что-нибудь вроде «по субботам не подаю», но я сдержалась и, мило улыбнувшись, проговорила:

– Нет. Нельзя.

– Не понял, – худой резко сменил улыбку на какую-то недовольную гримасу.

– У меня его нет с собой. Дома оставила. Могу попозже показать. Если устроит.

– Устроит, – успокоенно добавил опер и снова спросил: – В каких отношениях находились с покойным?

– Я же говорила – в приятельских. Мы были одноклассниками.

– Трения, недоразумения, ссоры случались?

– Нет, – резко ответила я, поняв, куда клонит этот тип. – Мы и встречались-то крайне редко.

– Понятненько… – поскреб свой небритый подбородок худой. Потом торопливо записал что-то в бланк допроса. – Пистолет свой опознать сможете? – вдруг спросил он, и я почувствовала, что у меня по спине пробежал холодок.

Нет, нет, не может такого быть! Откуда тут взяться моему пистолету? Он у меня дома лежит. Точно, дома… Был…

Дыхание у меня участилось, и я на негнущихся ногах последовала за опером в гостиную, где находилось тело Егора. Правда, трупа там не было, очевидно, его уже увезли. Зато работало несколько человек – следователи, оперативники, эксперты…

Худой подошел к столу и поднял с него что-то. Я сначала не поняла, что именно, но потом, приглядевшись, увидела, что в полиэтиленовом пакете находится пистолет. Точно такой же, как и мой «макаров».

– Не ваш? – ядовито спросил опер.

– Скорее всего, нет, – качнула я головой. – Мой находится дома.

– Вы уверены? – снова спросил мент, но на этот раз я проигнорировала его вопрос. – Так вы можете сказать, ваше это оружие или нет? – настаивал опер.

– Оно очень похоже на мое, – выдавила я из себя. – Но я не могу сказать наверняка. Нужно просто сверить номера на оружии и на документах, и все станет ясно.

– Не учите меня, что делать, – огрызнулся мент и всмотрелся в номер на оружии. – Разрешение у вас хоть при себе?

– Нет, я же сказала, – покачала я головой. – Зачем оно мне, если я не брала с собой оружие?

– Хорошо, это мы проверим, – опер положил ствол себе в карман и хмуро посмотрел на меня.