Я последовала его примеру. В гостиной был идеальный порядок. Никаких разбросанных вещей, грязной посуды или остатков пищи. Огромный диван, практически единственный предмет мебели, аккуратно застелен белым шерстяным покрывалом. На квадратном журнальном столике, как и полагается, аккуратной стопкой сложены книги и журналы. На противоположной от дивана стене висит плоский телевизор последней модели. Он был включен. Ребята из группы «Наутилус» продолжали беззвучно петь. Я прошла к дивану и, заняв удобную позицию, спросила:
– Недавно вернулись или, наоборот, только собираетесь уходить?
При этом я кивком указала на свежую экипировку хозяина.
– У меня встреча. Собрались с друзьями в бар сходить, – просветил меня хозяин и добавил для ясности: – Погода шикарная. В такой день не хочется сидеть в одиночестве.
– Вы не женаты? – поинтересовалась я.
– А вы, случайно, не сваха? – засмеялся Пашкевич. – Если это так, то, боюсь, вы попали не по адресу. Вот уже пятнадцать с хвостиком лет я счастливо женат, имею двоих детей. Мальчика и девочку. Одним словом, все в лучших советских традициях.
– Сватать вас я не собираюсь, – улыбаясь, ответила я. – Просто вы упомянули об одиночестве, вот вопрос сам и вырвался.
– Жена повезла детей в деревню. Погостить у бабушки, пока в школе каникулы. Ну, а я решил воспользоваться случаем и отдохнуть в мужской компании. Только жене об этом ни слова, – подмигнув, пошутил он.
– Постараюсь удержаться, – поддержала я его шутку.
– Так что привело такую привлекательную девушку в мое временно холостяцкое жилище? – И, спохватившись, уточнил: – Вы ведь не Эллина подруга?
– Элла – это ваша жена? – в свою очередь, уточнила я.
– Совершенно верно. А вы кто? Насколько я помню, мы с вами раньше не встречались. Следовательно, моей подругой вы быть не можете. Остаются два варианта: либо вы приятельница Эллы, либо к нашей семье вообще никакого отношения не имеете. И тогда назревает вопрос: зачем вы здесь? – вслух рассуждал Пашкевич.
– Ваш адрес мне дал охранник строящегося объекта с улицы Бульварной. Вы там прорабом работаете, – сказала я.
Улыбка с лица Пашкевича сразу слетела. Он настороженно оглядел меня с ног до головы, пытаясь понять, кем я могу оказаться. Я не стала томить его дольше, чем это было нужно, и представилась второй раз.
– Меня зовут Татьяна. Я частный детектив, и мне нужна ваша помощь, Юрий Дмитриевич. Много времени я у вас не отниму. Успеете и со мной побеседовать, и к друзьям попасть, – пообещала я.
– Это касается смерти Фирузова? – напрямик спросил Пашкевич.
– Именно так. Я бы хотела задать вам несколько вопросов по этому делу. Надеюсь, вы не станете возражать?
– А вы примете отказ? – спросил Пашкевич и сам же ответил: – Раз уж вы не поленились разыскать меня дома, значит, не успокоитесь, пока не зададите эти свои вопросы. Так зачем же тянуть? Уж лучше за один раз отмучиться, чем каждый день придумывать причины для отказа от встречи с вами.
– Разумное решение, – одобрила я. – Тогда, пожалуй, и я тянуть не буду. Перейдем сразу к главному. Скажите, вы тесно общались с Фирузовым до его смерти?
– Только по работе, – кратко ответил Пашкевич.
– Значит, дружеских взаимоотношений у вас не сложилось?
– Фирузов появился в нашей компании не более полугода назад, а я с «АстронТарасовСтрой» сотрудничаю уже больше десяти лет. Мне есть с кем дружить, если вы понимаете, о чем я. В сорок лет, как правило, нет нужды обзаводиться новыми друзьями, – ответил Пашкевич.
– Абсолютно с вами согласна. Однако иногда такое случается. По роду своей деятельности люди начинают общаться. Сначала только по рабочим моментам, потом на корпоративных праздниках, а затем и в свободное время.
– Это не наш вариант. С Фирузовым мы контактировали только на объекте и только по работе, – повторил Пашкевич. – Позвольте полюбопытствовать, какова причина вашего интереса к этому происшествию? Насколько я знаю, дело уже закрыто. Следователь, который его вел, вполне конкретно выразился на этот счет. Несчастный случай на производстве. Начальство уже наказало меня в соответствии с тяжестью моей вины. Так что же теперь нужно вам?
– Близкий друг Фирузова не согласен с вердиктом, вынесенным следователем. К тому же открылись новые обстоятельства. В связи с этим появилась необходимость провести дополнительное расследование, – объяснила я.
– И что это за новые обстоятельства, вы сообщить, конечно же, не вправе, – резюмировал Пашкевич.
– Совершенно верно. Так вы согласны ответить на мои вопросы? – снова спросила я.
– Почему бы и нет? Мне скрывать нечего. Спрашивайте, – обреченно произнес Пашкевич.
– Собственно, к вам вопросов у меня немного, – призналась я. – Знаете ли вы, для чего Фирузов приехал на объект, когда там еще никого не было? Что привело его на стройку? Это главный вопрос, ответ на который мне до сих пор не удалось получить.
– Тут я вам не помощник. Мы с мужиками сами долго ломали над этим голову. Фирузов не относился к категории людей, которых принято называть трудоголиками. А тут вдруг такое рвение! В шесть утра, да еще и в праздничные дни инженеру на объекте делать было нечего.
– Он не сообщал вам о своем намерении? Не просил приехать на стройку пораньше?
– Последний раз я виделся с Фирузовым за несколько дней до его смерти. Он приезжал на объект проверить, укладываемся ли мы в график. Бригада работы выполняла исправно, поэтому и отчет был короткий. Новых встреч он мне не назначал и особых распоряжений тоже не давал. Это могут подтвердить все мужики из моей бригады. Хотите, спросите у них, – предложил Пашкевич.
– Что-то в поведении Фирузова показалось странным вам или кому-то из бригады?
– Да нет. Все было как обычно.
– А у вас к Фирузову были вопросы?
– Вы имеете в виду по объекту? Да тоже ничего особенного.
– А насчет того, в каком крыле сначала производить работы, – уточнила я.
– Что, уже наслышаны о том, как нас из южного крыла в северное гоняли? – усмехнулся Пашкевич.
Я утвердительно кивнула, а он продолжил:
– Вопрос там ерундовый был. И косяк, между прочим, инженера нашего. Это он прошляпил. Вовремя с заказчиком не обговорил детали. Заказчика в таких случаях заранее на объект приглашают, чтобы он воочию, на реальных размерах убедился в правильности чертежных расчетов и дал добро на возведение внутренних перегородок. Учесть нюансы, так сказать. С прежним инженером таких проколов не случалось, вот мы и начали перегородки возводить. К тому моменту, как заказчик приехал, добрую половину работы сделать успели. Он приехал, посмотрел и решил, что слишком тесно получается. Фирузов заверил его, что исправить это не проблема. Нас перебросили в северное крыло, а инженер занялся согласованием изменений, вносимых в проект. Бригада, конечно, недовольна этим была.
– Если подобное – обычная практика, чем были недовольны строители? – спросила я.
– Фирузов заявил, что выполненные работы в оплату не зачтет. Прежний инженер так бы не поступил. Для заказчика это копейки, а мужики зарплату за полмесяца потеряли. А их и вины-то в промашке не было.
– Отчего же Фирузов не сделал так, как обычно решал этот вопрос прежний инженер? Быть может, это от незнания? Опыта в подобных делах не хватило? – предположила я.
Пашкевич бросил на меня снисходительный взгляд. Мол, что с тебя, глупой бабы, возьмешь? Я взгляд проигнорировала и снова спросила:
– В последнюю вашу встречу с Фирузовым вы именно это обсуждали?
– Знаете, Татьяна, – начал он, – я ведь в этой бригаде и за прораба, и за бригадира, и за парламентера. У меня текучки кадров нет. Мужики со мной кто десять, кто двенадцать, а кто и все двадцать лет работают. Если какие вопросы спорные возникают, вот вроде этого, кого решать их отправляют? Пашкевича! Так что беседа наша не была исключительным случаем, скорее закономерным.
– Тогда у вас должно быть свое мнение насчет того, почему Фирузов принял решение не платить рабочим, – настаивала я.
– Естественно, оно у меня есть. Только озвучь я его, вы же меня первая в убийцы главного инженера и запишете. Скажете, что давняя вражда у нас и убил я его на почве постоянных разногласий. А я уже по горло сыт подобными обвинениями, – с горечью в голосе произнес Пашкевич.
– Вы все же попытайтесь, – попросила я. – Тем более что свою порцию недовольства вы уже получили. Одним больше, одним меньше, разница невелика.
– Ладно, так и быть, выскажусь, – согласился Пашкевич, – но только потому, что противно все это. У нас, в России, всегда так: пока жив человек, так любую грязь на него вылить готовы, а как умер, так к лику святых приставить норовят! А за что, спрашивается, этого Фирузова превозносить? Мое мнение такое, что, как был он при жизни дерьмом, так и после смерти им остался. Можно сказать, человечеству крупно повезло, что недолго он пожил, а то бы таких бед наворотить успел, мама, не горюй!
Признаться, меня ошеломил подобный поворот. Стараясь не подать вида, я поинтересовалась:
– Вы имеете в виду какие-то конкретные поступки или говорите о характере Фирузова?
– До его характера мне дела нет. Если бы он на работе не отражался, мне вообще наплевать было бы, будь он хоть каким уродом. Но он с людьми совсем не считался. Такому коллегу подставить – милое дело! Знаете поговорку «мягко стелет, да жестко спать»? Вот это про Фирузова, – уверенно произнес Пашкевич. – И лизоблюд еще тот! При начальстве он паинька. Голоса не повысит, вежливый, культурный, а как один на один с человеком останется, так хоть уши затыкай.
– На чем основано ваше утверждение, что Фирузов коллег подставлял? – остановила я поток возмущения.
– Об этом вы у Сереги Развального спросите, – бросил Пашкевич. – Думаете, он просто так объект бросил? Да Серега за каждый объект как за родное дитя переживал! А тут вдруг в один день собрался, только его и видели. Даже попрощаться не зашел.
– Вы утверждаете, что Фирузов причастен к увольнению Развального? – спросила я.
– А сами-то вы как думаете? Бывает в наши дни такое, чтобы человек без веской причины отказался и от должности, и от денег, и от привычного уклада жизни?
– Можете предъявить что-то конкретное? – допытывалась я.
– Не собираюсь я ничего предъявлять! Вам надо, вы доказательства и ищите. Мое дело сторона. Хотели услышать мое мнение, я высказался, а уж как распорядиться этим мнением, решать не мне, – не желая откровенничать, произнес Пашкевич.
Я поняла, что на эту тему прораб больше говорить не станет, и перешла к другим вопросам.
– Указание, куда складывать газобетонные блоки, вы давали?
– Не угадали. Сам Фирузов командовал. Ему, видите ли, хотелось, чтобы площадь помещения была свободна для работ! Влез куда не следовало, вот и получил свое. Я ему сразу говорил, что надо в три ряда выкладывать. Он только отмахнулся от меня. А теперь разве докажешь, что это его распоряжение было? Да и какая, в сущности, разница? Я с себя вины не снимаю. Надо было настоять на своем или по-тихому блоки переложить, как мы обычно делали. А я в бутылку полез. Обиделся, что Фирузов при ребятах мои указания оспаривать начал. Пусть, думаю, лежат. Вот развалится его пирамида, материал попортится, тогда я ему и напомню, кто в этом виноват. Кто ж мог предположить, что так все обернется, – тихо закончил Пашкевич.
– А забор когда ремонтировали? – перешла я к следующему вопросу.
– Вы и об этом знаете? – удивился прораб. – Тут-то Фирузов вообще не при делах. Это наркоши местные балуются. Там, за забором, у них что-то вроде блатхаты. Сарайчик хлипенький. Так наркоманы и алкаши со всего района в нем собираются. И участковые их гоняют, и сторожа наши, а они все равно туда возвращаются. Я Анатолию Борисовичу, директору нашему, докладывал. Просил разрешения получить на снос ветхой постройки. Да у него все руки не доходят, а без разрешения сараюшку снести не решаются. Вроде как владелец у нее имеется.
– А забор-то тут при чем? – напомнила я.
– А при том, что обитатели этого сарая время от времени со стройки кое-что приворовывают. Ущерб небольшой, а вот забор уже несколько раз чинить приходилось. Починим, починим, а они опять в том же месте листы снимут, и на стройку. Пошарят, приглядят, что утащить можно, и затихнут на несколько недель.
– Сторожа-то куда смотрят? – спросила я.
– А что сторожа? Они свое дело делают. Про дыру в заборе своевременно сообщают. Но, если начальство ничего не предпринимает, значит, все их устраивает. Это сторожам лишняя головная боль, всякий сброд со стройки гонять. Вот если бы алкаши эти что-то существенное стащить умудрились, тогда, глядишь, и решился бы вопрос с сараем, – пояснил Пашкевич.
– В тот день, когда Фирузов погиб, забор был цел?
– Разобран. Как раз перед праздниками я лично проверял его состояние, и все листы были на месте. А после того, как тело Фирузова нашли, следователь обходил территорию и обнаружил в заборе дырку. Видно, за праздники наркоши успели его «подправить».
– И последний вопрос, – заметив, что прораб стал все чаще на часы поглядывать, сказала я. – Не подскажете, для каких целей применяется подобный материал в строительстве?
Я вынула из кармана кусок пластической массы, который прихватила со стройки, и протянула его Пашкевичу. Он взял кусок в руку, помял, повертел и, вернув обратно, спросил:
– Это какой-то тест, да?
– Какой тест? – не поняла я.
– Вам лучше знать, – произнес Пашкевич. – Знания мои в области строительных смесей проверить или отпечатки пальцев получить. Я в этом не разбираюсь. Никогда в жизни криминальными историями не увлекался. Даже Агату Кристи не жалую.
– Никакой это не тест, – заверила я. – Просто хочу узнать название этого вещества и для чего оно применяется. Специальный герметик?
– Да какой герметик, Татьяна? Вы что, смеетесь надо мной? Это же обычный пластилин! – возмутился Пашкевич.
Я уставилась на серый комочек в моих руках. Пластилин? На стройке? Интересно! Быть может, я и не напрасно по ней лазила.
– Значит, вы такой материал при отделке внутренних помещений не используете? – как можно спокойнее спросила я.
– Ясное дело, не используем. С этим вопросом вам лучше в детский сад идти. Они вас просветят, как с ним обращаться и для чего применять, – приняв мой вопрос за шутку, засмеялся Пашкевич.
– Так я и поступлю, – заверила я. – Ну, что ж, не смею вас больше задерживать. Вы и так, наверное, на встречу уже опоздали. В качестве компенсации могу предложить подвезти до бара. Я на машине.
– Спасибо за предложение, но нет. Сам доберусь, – отказался Пашкевич, вставая.
Он проводил меня в прихожую, подождал, пока я дойду до подъездного тамбура, и только после этого закрыл дверь. Щелчок замка эхом отозвался в пустом подъезде.
О проекте
О подписке