Глава 5
Анжитиа Рената

От осознания этого факта у меня поджилки трясутся: смесь энтузиазма и предвкушения. Если мои вычисления меня не обманывают, я оказалась в Риме в исключительное время: ни о каком папе не складывалось столько легенд и догадок, как о Родриго Борджиа, также известном как Александр VI. И вот я оказалась здесь именно во время его понтификата. Впервые за целую вечность меня наполняет что-то вроде положительной тревоги, и это любопытство поднимается во мне, покалывает кончики пальцев как шампанское. Больше всего мне сейчас хочется немедленно разузнать все о семье Борджиа: встретиться с безжалостным полководцем Чезаре и увидеть собственными глазами, насколько правдивы те чудовищные легенды, согласно которым у него была романтическая связь с собственной сестрой Лукрецией. У Лукреции я бы поинтересовалась, каково это – быть временной хозяйкой Ватикана, будучи женщиной. А еще ведь есть любовница Александра Джулия Фарнезе…

– Монна Розалия?

Звук собственного имени вырывает меня из мыслей. Леонардо уже ушел чуть вперед и теперь развернулся ко мне, остановившейся в растерянности посреди дороги. Он призывно кивает, мол, пойдемте.

– Уже темнеет, нам стоило бы успеть добраться до отеля до наступления ночи.

Спотыкаясь, я догоняю его, на мгновение полностью обескураженная тем, что слово «отель» уже существует. В контексте исторической обстановки оно режет мне слух своим современным звучанием.

Мы пересекаем Пьяцца дель Пополо и по бульвару, ведущему прямиком в сердце города, добираемся до изголовья площади Корсо. Я стараюсь не отставать от шагающего гигантскими шагами Леонардо, который выглядит так, словно хочет за оставшееся нам до темноты время прогуляться по всем римским улочкам. Его спешка постепенно захватывает и меня, знак зодиака на запястье начинает пульсировать и потрескивать, что никогда не было хорошим знаком. Очень глупая система сигнализации: она уведомляет об опасности, но не о том, откуда эта опасность исходит. Одно из двух: или я просто переволновалась и мой зодиак так среагировал, или мы с Леонардо попадем в чудовищные неприятности. Кто знает?

Чтобы чувствовать себя хоть немного в безопасности, я жмусь к Леонардо, несмотря на то что для этого мне приходится почти бегом подстраиваться под его большой шаг. Но даже за его широкими плечами время вокруг нас беспрерывно гудит и пульсирует. И тут я замечаю нечто странное: вещевой мешок Леонардо светится. Сквозь грубую голубую холщовую ткань прорывается тепло-красное свечение. Происходило ли это все время или началось только что, но в тусклом сумеречном свете это мерцание как никогда бросается в глаза. Я несколько раз моргаю в надежде на то, что это какая-то оптическая иллюзия, но свет не исчезает, а, напротив, с каждой минутой становится все ярче.

Боже, там что, что-то загорелось? Может, об этом меня пытается предупредить мой зодиак? Я встревоженно вцепляюсь в руку Леонардо в попытке остановить его.

– Леонардо, ваш багаж! – От возбуждения я размахиваю руками как ветряная мельница и никак не могу сформулировать осмысленную фразу.

Леонардо бросает изумленный взгляд через плечо, на мгновение замирает, а потом ежится. Его глаза испуганно расширяются.

– Идем!

Он хватает меня за руку, утягивая в узкую улочку, в конце которой нас ждет заброшенный дворик с фонтаном. Леонардо настороженно оглядывается, прежде чем скинуть с плеч мешок и опуститься перед ним на корточки. Я присаживаюсь рядом и, затаив дыхание, наблюдаю, как он раскрывает свою сумку, откуда виден глухой красноватый свет, но дыма нет, и скорее похоже, будто где-то под вещами горит лампочка. Этого ведь не может быть, не так ли?

Леонардо заглядывает в сумку, а потом засовывает в нее руку до плеча и начинает перерывать содержимое. Раздается шорох и шелест, а потом Леонардо с усталым стоном вытягивает наружу какой-то предмет. Приглядевшись, я понимаю, что это дощечка размером с альбомный лист, сделанная из красного камня, от которого исходит зловещий свет. Я инстинктивно наклоняюсь ближе к Леонардо, который разглядывает ее, уложив на колени. Из-за свечения дощечка кажется почти прозрачной, только на гладкой поверхности четко выделяются вырезанные иероглифы.

Это… Не может быть! Даже в мыслях мне не удается облечь это в слова. Леонардо глубоко вздыхает.

– Эта дощечка постоянно выделывает странные вещи, но такое с ней впервые.

Леонардо весь оживляется, я вижу, как в его глазах зажигается исследовательский огонек. Я же, напротив, не могу пошевелиться и только усилием воли заставляю себя закрыть рот, выдыхая:

– Это Рубиновая Табула?

Взгляд Леонардо устремлен на доску. Он кивает.

– Да. Я посвятил ее расшифровке уже более двадцати лет, но так ни на шаг и не приблизился к разгадке тайны.

– Табула у вас уже двадцать лет? И вы просто так носите ее с собой? – От ужаса мой голос становится громче и пронзительнее. Леонардо только пожимает плечами.

– Лоренцо Великолепный оставил Табулу мне, чтобы я перевел ее и исследовал. После его смерти мне некому было ее возвращать, и теперь я повсюду ношу ее с собой, пока не разгадаю все секреты.

Уму непостижимо! То есть он просто оставил ее себе… Если бы об этом знали Рубины…

Значит, Леонардо получил Табулу от Лоренцо примерно двадцать лет назад, то есть, возможно, в то время, когда я еще была во Флоренции. Мне невольно вспоминается разговор Сандро Боттичелли с его братом Джованни, который я подслушала в мастерской. Речь шла о том, что Лоренцо де Медичи поручил Леонардо какой-то перевод, и только теперь до меня доходит, что это, должно быть, и было связано с Табулой. Джованни тогда очень переживал из-за этого и боялся, что при работе Леонардо может потерять рассудок. Видимо, уже тогда о Рубиновой Табуле ходили слухи.

Я окидываю Леонардо оценивающим взглядом, но он выглядит вполне в своем уме, если не считать его обычной странности, которая, впрочем, кажется врожденной. Я больше не донимаю его вопросами и склоняюсь над Рубиновой Табулой, чтобы рассмотреть ее повнимательнее. Я впервые нахожусь так близко к древнейшему артефакту, вокруг которого так суетятся Рубины. Кроваво-красный камень сложно сравнить с каким-либо материалом, мне кажется, я ничего подобного раньше не видела: он выглядит восковым и в то же время переливается бесчисленными гранями, как отшлифованный драгоценный камень. Иероглифы и символы глубоко вырезаны на поверхности и заполнены золотом. Еще и это нереальное свечение…

Я протягиваю к Табуле руку. Вообще-то, мне пора бы понять, что нецелесообразно сразу же прикасаться к предметам, чья магия зовет меня: вечно то я неконтролируемо проваливаюсь во времени, то моя жизнь переворачивается с ног на голову, но, как говорится, я не была бы Розали Грифиус, если бы действительно училась на своих ошибках. Любопытство сводит меня с ума, с этим трудно бороться, как и с любым подобным гипнотическим состоянием.

Давай. Только дотронься.

И я касаюсь Табулы кончиками пальцев.

Все стирается.

Меня охватывает волной чистой энергии. Рука прилипает к Табуле, как приклеенная, энергетический всплеск устремляется вверх по моей руке, распространяется по груди, как взрыв атомной бомбы. Меня отбрасывает назад как от удара и выгибает под неестественным углом так, что едва не ломается позвоночник. Все внутри меня вопит отпустить Табулу, чтобы это прекратилось, но моя ладонь словно срослась с камнем, я никак не могу разорвать контакт. Меня захлестывают все новые волны энергии, и, по ощущениям, в теле не остается ни единой целой косточки от их напора.

– Анжитиа Рената.

Нежный, как дуновение ветра, голос раздается у меня в голове, не давая мне понять, откуда он исходит. Мое тело сотрясается от последнего энергетического удара, а потом Табула все же отпускает меня, и я оседаю как марионетка, которой перерезали нити. Сердце колотится в груди, пока я ошеломленно лежу, пытаясь осознать, что только что произошло. Земля подо мной утрамбована, словно влажная глина, но я по-прежнему не могу пошевелиться.

Эхо этого жуткого бестелесного голоса все еще раздается в голове. Анжитиа Рената. Я ловлю эти слова на кончике языка, но они кажутся чужими, я никогда прежде их не слышала, и мое подсознание тоже молчит: ни единой догадки.

Наконец мне все-таки удается стряхнуть сонливость, и я еле сажусь, открывая глаза. Леонардо по-прежнему сидит на коленях рядом со мной и выглядит еще более напуганным, чем я себя ощущаю. Должно быть, я вырвала у него из рук Табулу во время своего припадка, потому что теперь она лежит между нами и больше не светится. В сумерках неосвещенного заднего двора она выглядит черной, как свернувшаяся кровь.

– Вы в порядке? – спрашивает он ломким голосом. Видимо, то, что он только что наблюдал, настолько ошеломило его, что впервые способность сохранять безмятежное спокойствие перед лицом любого сумасшествия ему изменила…

– Да… – Мне хочется прокашляться, потому что горло пересохло, словно я наглоталась песка. Тело все еще гудит от сильных ударов энергетических волн, словно Табула пропустила сквозь меня несколько сильных электрических зарядов. Я закатываю рукава своего трикотажного платья, чтобы проверить догадку, но кожа осталась невредимой.

И тут вдруг возникает чувство, заставляющее меня замереть и насторожиться. Что-то странное… покалывание в затылке, предчувствие. Там кто-то есть. За мной.

Я подрываюсь, выглядывая в темный переулок, и сначала не могу разглядеть ничего, кроме кромешной темноты, но после замечаю какое-то движение. Серебристую вспышку.

Я тут же оказываюсь на ногах, хотя каждая клеточка моего тела протестует против резких движений. Леонардо, видимо, тоже это замечает, потому что он поднимает Табулу, прижимая ее к груди.

Я понимаю, кто это, за несколько секунд до того, как он выйдет из переулка. Даже в темноте я могу узнать его безошибочно: этот образ отпечатался в моей памяти, как кислотный ожог, с нашей последней встречи, я узнаю его где угодно. К тому же серебристый блеск глаз выдает его первым.

– Привет, Розали, – мурлычет Люций Морель шелковым мягким голосом и шагает в моем направлении, зарыв руки в карманы своего современного пальто. Я ни на секунду не упускаю его из виду, пока он не подходит совсем близко, останавливаясь в нескольких шагах от нас с Леонардо. Это наша вторая встреча, но его неестественная красота завораживает меня на несколько мгновений как впервые: четко очерченный рот, бритвенно острые скулы… Этот парень словно источает афродизиак, заставляющий забыть о том, какой он на самом деле мерзавец. Я решительно стряхиваю с себя этот морок, снова и снова прокручивая в памяти, что он представляет собой на самом деле.

В нашу последнюю встречу, во Флоренции тысяча четыреста семьдесят восьмого года, в соборе, где он пытался убить Лоренцо де Медичи, чтобы повергнуть ход истории в хаос, я всадила ему в шею одну из своих заколок, чтобы помешать. Излишне говорить, что он был не слишком-то этому рад.

Люций, видимо, думает о том же, потому что хватается за то место на шее, куда я его ранила, и раздраженно кривится. Взгляд Люция устремляется к Леонардо и Табуле в его руках, а полные губы растягиваются в улыбке, которую я не могу охарактеризовать иначе, чем демонической.

– Мисс Водолей и Рубиновая Табула. Ровно там, где мне нужно.

Он приближается к Леонардо, и я инстинктивно заслоняю его собой, на что Люций лишь насмешливо фыркает.

– Прочь с дороги! Или что, ты снова собираешься напасть на меня со своими шпильками?

– О, в прошлый раз у меня отлично получилось, не так ли? – возражаю я. Люций снова фыркает.

– Удивительно, не знал, что ты разговариваешь.

Я сердито зажмуриваюсь, но воздерживаюсь от комментариев. В отличие от прошлой нашей встречи в этот раз у меня в прическе не завалялось опасно заточенной заколки, в этот раз у меня вообще нет при себе ничего, что можно было бы использовать как оружие, и что-то мне подсказывает, что он об этом знает.

– Почему бы нам не прекратить это утомительное интермеццо? Обещаю, я не займу у вас много времени.

– Охотно верю. Очевидно, ты планируешь увернуться от меня, а потом исчезнуть с Табулой?

– Тц, тц, тц… – он неодобрительно щелкает языком. – Мне глубоко безразлично, останешься ли ты жива, прежде чем я получу от тебя то, что мне нужно. И мне действительно не потребуется на это много времени. Между тем у меня есть небольшой опыт в подобных вопросах. Итак… – Он обращается к Леонардо. – Во-первых, позвольте Рубиновую Табулу, пожалуйста.

– Нет, – мямлю я, прежде чем Леонардо успевает ответить. – Ты ее не получишь. К чему ты клонишь? Что значит ты получишь от меня то, что тебе нужно?

Я собственными глазами видела, на что он способен, но даже не могу представить, какова его действительная сила. Думаю, этого никто не знает. Рубины преследуют его по прошлому как призрака, оставляющего после себя хаос в истории, который мы с Лео должны теперь приводить в порядок.

При моих словах глаза Люция вспыхивают серебристым светом.

– Неужели ты считаешь меня одним из тех клишированных злодеев, которые размениваются на длинные монологи о своих злодейских планах? Нет никакого плана, маленький Водолей: только я и Рубиновая Табула, – он склоняет голову набок, – и, конечно же, твое разбитое сердечко.

– Мое… что? – Я недоверчиво смотрю на него, но никак не могу понять, ткнул ли он пальцем в небо или действительно что-то знает. В конце концов, я еще не до конца справилась со своими чувствами к Лео, и мне не хотелось бы обсуждать с кем-либо свою боль. Особенно с ним.

Люций закрывает глаза, и его лицо принимает сосредоточенное выражение. На мгновение меня охватывает ужас от мысли, что он каким-то непостижимым трюком проникнет в мою голову – от этого типа можно ожидать чего угодно, но вместо этого он начинает светиться изнутри. От изумления у меня открывается рот, и я наблюдаю за тем, как свет проникает сквозь рукава его пальто. Это похоже на то, как Табула светилась внутри вещевого мешка Леонардо. У меня остается не так много времени, чтобы налюбоваться этим зрелищем, потому что Люций становится все ближе и ближе, так что мне приходится инстинктивно отстраниться. Он же использует мое отступление, чтобы подобраться поближе к Леонардо, чьи глаза панически распахнуты, а руки судорожно прижимают Табулу к груди.

– Из уважения к вашему искусству, у меня нет другого выхода, маэстро да Винчи. Оно такое нежное на вкус… – Люций произносит это совершенно небрежно, поднимая сияющие руки, а я стою как оглушенная, понимая, что он просто вырвет Табулу из рук Леонардо, а я понятия не имею, как его остановить. Чем бы ни было это необъяснимое сияние, оно придает Люцию неукротимую силу, словно он способен уничтожить всех и вся одним движением руки.

Он стоит так близко к Леонардо, что теперь кажется, будто светятся они оба, и у меня перехватывает дыхание, когда Люций обхватывает горло Леонардо рукой, поднимая его на несколько дюймов от земли. Ноги Леонардо беспомощно болтаются в воздухе, глаза закатываются, и во мне словно срабатывает невидимый выключатель, о существовании которого я даже не подозревала. Энергия, гудящая под моей кожей с тех пор, как я коснулась Табулы, снова высвобождается, будто бы только и ждала подходящего момента. Все нервные окончания вибрируют, словно вот-вот готовы взорваться. Мои ноги приходят в движение раньше, чем я успеваю это осознать, на одном только инстинкте, что я все делаю правильно. Я останавливаюсь рядом с Люцием и Леонардо, поднимая руки и закрывая глаза, сосредотачиваясь на одной-единственной мысли, что я должна доставить Леонардо в безопасное место.

Я чувствую, как энергия накапливается во мне и сжимается пружиной, движимая только одной целью. Все тело дрожит, но я изо всех сил упираюсь в землю, чтобы выдержать неизбежное. Когда энергия вырывается из меня, я распахиваю глаза. Едва заметные колебания воздуха, но более плотные, чем свечение Люция, вырываются из моих вытянутых ладоней, клубясь и переливаясь искрами в воздухе. Люций инстинктивно отпускает Леонардо и отпрыгивает в сторону, когда энергетическое поле приближается к ним. Леонардо же, высвободившись из его хватки, кувыркается, бросаясь назад к своему дорожному мешку. Я встречаюсь с ним взглядом, и он пару секунд недоверчиво смотрит на меня снизу вверх, прежде чем мое энергетическое поле накрывает его, огибая и потрескивая. Еще мгновение плотная вибрирующая сфера висит в воздухе, прежде чем со вспышкой испариться, унося с собой Леонардо и его дорожную сумку.