Кирилл Воробьев
ЧИСТЫЙ ЧЕЛОВЕК. СТРАННАЯ ДОРОГА
Не совсем понятно, как я наткнулся на этого человека, и совсем непонятно, как он увидел меня.
Дело в том, что этой весной я со школой ездил в туристическую поездку в Великий Новгород.
Обычное серое утро, маленький городок не очень рад шумной толпе московских подростков. Длинная аллея, немного извиваясь, уходит в глубь города. Грязная гостиница. Нас размещают. Долгая и веселая ночь. Ужасное утро наполнено тяжелыми вибрациями. Однако во мне загорается искра, которая не дает покоя. Она кричит о радости, детском счастье и вечной слабости к красоте. Мы садимся в автобус. Едем к какому-то храму. Отвратительный мир дополняет ужасный запах бензина. Резкая обстановка. Мы выходим из автобуса.
То, что я увидел, не помещалось в рамки моего восприятия. Огромный человек стоит перед нами, закрывая спиной дивный храм обычного типа. Но странно, что-то меня притягивает к этому человеку. Я подхожу к нему, чтобы рассмотреть его поближе.
Огромный человек, не шелохнувшись, грозно смотрит на меня. В его грозной руке не менее грозная тяпка. Морщинистое лицо обожествляют голубые глаза, молочные усы шевелятся как живые. Нелепая шапка напоминает пиратский флаг, его растрепанные вещи грациозно развеваются на ветру.
Вдруг из его уст вылетела фраза, полностью сломавшая дивную картину.
— Косопузые мордоплюи. — Я изумился больше, чем происшедшему ночью. Небольшая галлюцинация промелькнула перед моими глазами.
— Мордоплюй! Ужо сколько ты на меня смотреть будешь, аки на собор Божьей матери? — Его другая рука позвала меня за собой. — Пойдем со мной. Я вам, барин, красоту неземную покажу.
Я с опаской посмотрел на его огромную тяпку и нехотя пошел за ним. Он привел меня на пустое место за храмом, обнял за плечо, показал вдаль. Я ничего не понял. Узкая дорожка усыпана грязным снегом, ведет она к малюсенькому храму с одним куполком. Все ограждено грязной рабицей. Белоснежный голубь сидит на куполе. Одинокий дуб свесил лапы к сугробам. Неожиданно из-за храма выходит лошадь, подходит ко мне и опускает голову.
— Изгладь ее. — Я прикасаюсь к бархатной голове лошади, она поднимает голову, ее грустные глаза наполняются влагой. Я наклоняюсь поцеловать ее в морду, прикасаюсь к шерсти, и на губах остается неповторимый вкус деревенского овса.
Сказать честно, в этот момент мне не хотелось ничего — ни Москвы, ни современности. Эта простота и чистота навсегда остались во мне, и я отдам все, чтобы иметь такого друга, как Елтын, и такую лошадь, как Севка.