Глядя на эти шаманские пляски, я всякий раз удивлялась: неужели ей самой не противно унижаться перед человеком, которому она абсолютно уже не нужна и, более того, стала просто обузой? Сергей рядом с Оксаной всегда выглядел недовольным, раздраженным и каким-то злобным, мне казалось, что я физически ощущаю эту злобу. Но все мои попытки образумить подругу, разумеется, не имели никакого успеха, скорее, приносили мне кучу обвинений в зависти, нетактичности, грубости и бессердечии.

– Ты никого вообще любить не можешь! – кричала Оксана, сжав кулаки и зажмурив глаза, чтобы, видимо, даже не смотреть на меня. – А я его люблю! Мне без него плохо! Я умру, если он меня бросит!

И все бы это могло показаться нормальным, если бы подобный диалог не повторялся у нас с периодичностью раз в год-полтора. Ровно столько мог продержаться рядом с моей подругой очередной «любимый на всю жизнь» мужчина. Я порой думала, что она к каждому из этих мужчин испытывает примерно одно и то же, просто потому, что так надо. Надо, чтобы рядом был мужчина, – и хоть умри, но держи его всеми мыслимыми и немыслимыми способами, ибо быть одной – это неправильно. Все должны быть в парах.

Мне никогда это не было понятно. Все мое свободное время занимала работа, и всяческие попытки мужчин пригласить меня на свидание разбивались как раз об это – мою клинику. Вот уже два года за мной безуспешно пытался ухаживать главный хирург города, и ему даже удалось несколько раз заманить меня под разными предлогами в ресторан и даже на балет. Но я совершенно ничего не чувствовала рядом с ним – мне не становилось ни спокойнее, ни безопаснее, ни веселее – никак. Я ловила себя на мысли о том, что теряю драгоценное время, которое могла бы посвятить, например, переводу найденной в интернете статьи знаменитого американского хирурга о пластике лица после обширных ожогов. Когда я рассказывала об этом Оксане, она только таращила глаза – на большее ее обколотое разными препаратами лицо было не способно – и возмущалась:

– Драгун, у тебя мозги есть? Вот-вот стукнет сорок, а у тебя ни котенка, ни ребенка.

– Можно подумать, у тебя все это есть!

– Я хотя бы замужем.

– Большое достижение, – фыркала я, в душе, как всегда, жалея бедного Севку, голову которого украшали такие ветвистые рога, что им бы любой лось позавидовал.

– Даже не начинай! – предупреждающе говорила Оксанка. – Севка – это святое, это моя вторая половина. Но я его не люблю.

– Тогда какого черта ты с ним живешь?

– А с кем мне жить? Севка обеспечивает тот уровень жизни, который меня в принципе устраивает – ну, по сравнению с тем, например, что мог бы Сергей обеспечить. Куда я уйду? В съемную квартиру? Или к его маме, за которой скоро вообще уход потребуется? Вот еще… У меня и своя мама есть. А Сева – он добрый, он чуткий, он меня любит.

Заканчивался разговор всегда одинаково – я называла Оксанку лицемерной дрянью, которая топчет хорошего мужика, но при этом сама стремится быть растоптанной тем, кому совершенно не нужна, Оксанка орала в ответ, что я фригидная дура и так и останусь старой девой – пора начинать заводить кошек, и мы расставались на неопределенный срок, а именно до следующей Оксанкиной душевной драмы.

Сегодня, видимо, у нее опять что-то случилось, раз она позвонила и спросила, свободна ли я.

– Тебе зачем? – закуривая, поинтересовалась я.

– Посмотри мое лицо.

– А что с ним не так?

– Мне кажется, левая половина какая-то асимметричная.

– Давно уколы делала?

– Деля, при чем тут уколы? Мне кажется, что лицо перекошено! – всхлипнула Оксанка.

– Ладно, приезжай к семи, у меня пациент после операции, до ночи тут задержусь. Пропуск будет на воротах, да они тебя и так знают.

Оксана приезжала ко мне в клинику довольно часто, но я никогда не давала ей возможности стать моей пациенткой и врачам своим запретила. Оксана была из тех, кому дай волю – и через три года вообще не узнаешь. Раньше она обижалась, но потом смирилась и приезжала просто так, не надеясь на процедуры или даже на простую консультацию. Сегодня же я почему-то решила сделать исключение – что-то в голосе подруги мне не понравилось.

За всей рабочей суетой я ухитрилась забыть о полученной накануне странной записке. Собственно, я и не удивилась ее появлению в моем ящике – таких было множество за последние три года. Множество – иногда с указанием сумм, иногда – просто с номерами телефонов или кредитных карт. Но ни разу мне не пришло в голову пойти с этими записками в полицию. Я отлично знала, чем закончится поход, и дело будет даже не в том, что полицейские поднимут меня на смех, нет. Дело было в Николеньке.

Оксана приехала с опозданием ровно в полчаса. Я никогда не понимала, как она это делает. Если мы договаривались встретиться в определенное время, я всегда точно знала – у меня есть лишних полчаса, если не хочу торчать на улице, как влюбленный школьник. И ведь при этом собираться Оксана начинала примерно за два часа до выхода, но всякий раз ей не хватало именно вот этих тридцати минут, на которые она и опаздывала.

Остановившись на пороге кабинета, Оксана нагнулась и поправила сползшие бахилы:

– Господи, какая грязища на улице… Где это видано – дождь в апреле?

– Что, так и не кончился? – Я подошла к окну и раздвинула плашки жалюзи.

Действительно, весь успевший выпасть снег смыло сегодняшним внезапным ливнем, а температура из минусовой превратилась в плюсовую. Никогда не знаешь, как одеться, потому что к вечеру все гарантированно изменится.

– Да, хлещет как из ведра, – вешая в шкаф пальто, отозвалась подруга. – Дель… посмотри мое лицо, а? – жалобно попросила она, подходя ко мне. – Я знаю, ты принципиально этого не делаешь, но я так испугалась…

Я со вздохом убрала пальцы с жалюзи, и плашки с шумом вернулись на место.

– Что случилось?

– Я проснулась утром, и мне показалось, что левая половина лица ничего не чувствует.

– Может, просто отлежала? Так бывает после сна.

Я повернула подругу лицом к свету и внимательно вгляделась в ее лицо. Действительно, мне вдруг показалось, что с левой стороны носогубная складка стала резче, а уголок рта – выше.

– Так, ну-ка, идем в процедурный кабинет, я лампу возьму.

Оксана шла за мной, и я слышала, как шумно она дышит.

– Реветь только не вздумай, пока еще ничего не понятно, – предупредила я, открывая дверь в процедурку. – Садись к столу.

Оксана угнездилась на табурет у столика с инструментами, а я, придвинув стул, надела на лоб лампу-рефлектор. В принципе, она уже была мне не нужна – асимметрия лица была видна невооруженным глазом, я просто хотела убедиться.

– Ты давно колола что-то в лицо? – ощупывая кожу, спросила я.

– Неделю назад.

– Где?

– Где всегда. А что? – насторожилась Оксана.

– Ничего. Название препарата знаешь?

– Да что я, спрашиваю, что ли?

– А ты нормальная вообще? Ты не знаешь, какое количество некачественных препаратов крутится на рынке косметологии? И потом – ты знаешь, какая квалификация у врачей в этой шарашкиной конторе? То, что у них какие-то сертификаты по стенкам наклеены, вообще ничего не значит. Ты проверяла, есть ли там хоть у кого-то медицинское образование, а?

– Ну, понятно – у нас же в городе единственная клиника – твоя! – взвилась Оксанка. – Да вот только мне в ней никаких услуг не оказывают!

– Ну, сейчас-то ты здесь сидишь, – спокойно отозвалась я, снимая со лба лампу. – И завтра тоже сюда приедешь, покажу тебя неврологу, как раз у него консультации назначены, здесь будет.

– Неврологу? Зачем?

– Надо исключить все варианты, в том числе и неврологические.

– Деля, не пугай меня, – взмолилась Оксана. – Это серьезно?

– Это может быть серьезно. Я потому и говорю – завтра сюда приедет невролог для консультаций, и я тебя ему покажу.

– Сколько эта консультация стоить будет?

– Тебе бесплатно.

– Нет, я так не хочу. Мой психотерапевт говорит: «Лечиться даром – это даром лечиться».

– Твоему психотерапевту не мешало бы перечитать клятву Гиппократа. Я же сказала – бесплатно. Ты сейчас куда?

– Домой. Такси надо вызывать.

– Зачем? Я на машине. Посидишь у меня в кабинете пока, я пойду мальчика проверю, и поедем.

Дорога до города занимала обычно около сорока минут и в будние дни часто бывала забита большегрузными машинами. На этом участке располагался довольно большой отель, в котором останавливались дальнобойщики, потому даже ночью можно было увидеть припаркованные на обочине фуры, так как места на парковке хватало не всем. Сегодня же было удивительно пусто, словно всех смыло так и не прекратившимся дождем. К ночи подморозило, и дорога превратилась в каток, я вцепилась в руль и старалась вообще не отвлекаться ни на что, чтобы, не дай бог, не потерять управление. Зимнюю резину я уже успела снять, рассчитывая, что гололеда больше не предвидится. Но природа, как известно, любит иногда вот так пошутить. Машину то и дело заносило, пришлось сбросить скорость до минимума.

– Ну и погода, – пробормотала Оксана, вцепившись в ремень безопасности.

– Будем ехать долго, – сказала я, глянув на спидометр. – Не могу позволить себе разбиться, у меня завтра сложная операция.

– И всегда о себе.

– Прости, забыла – мои проблемы обсуждать нельзя, у меня же их нет, не то что у тебя, правда?

Оксана умолкла, а я вдруг подумала о том, что дома, возможно, меня опять ждет какая-нибудь неприятность. Знать бы еще, какая именно и откуда.

– Ты о чем? – спросила Оксана.

– В смысле?

– Что значит – какая и откуда?

– Неприятности у меня, – коротко ответила я, но подруга вдруг проявила интерес:

– Деля! В чем дело, а?

– Оксан, ты ничем не поможешь, а лишние люди в такой ситуации могут только помешать.

– В какой ситуации? – напирала она. – Деля, послушай. Может, я не самый чуткий человек, но ты моя подруга, я не хочу, чтобы ты замыкалась и решала что-то в одиночку. Рассказывай.

И я сдалась. Мне действительно было тяжело носить это в себе много лет, и я понимала, что одна точно не справлюсь. Правда, чем мне может помочь Оксана, у которой ни связей, ни денег? Только сочувствием и, может, моральной поддержкой, но и это уже кое-что.

Выслушав мой рассказ, подруга помолчала, прикидывая что-то в голове, а потом сказала:

– Деля, у нас с Севой есть немного денег, мы их тебе дадим.

– Спасибо, дорогая моя, мне очень приятно, что ты готова помочь. Но ты даже не представляешь, какая это сумма, – вздохнула я.

– Ну и что. Будет уже меньше.

Я молчала, глядя на дорогу. Оксана даже представить себе не могла масштаба бедствия. Чтобы покрыть долг, мне придется продать квартиру, машину, обе почки и, может, часть печени. И этого все равно не хватит.

Остаток дороги мы преодолели в молчании. Уже собираясь выходить из машины, Оксана вдруг повернулась ко мне, обняла и сказала:

– Паркуй машину, идем к нам. Не надо тебе домой сейчас. Давай, Деля, я серьезно.

И я вдруг поняла, что она права – я не могу сейчас поехать к себе, войти в пустую квартиру, сжимая в руке очередной конверт, и остаться там наедине со своим ужасом и безысходностью. А в небольшой квартирке Оксаны я смогу уснуть на диване в гостиной, провалиться в сон и забыть хоть на время о неприятностях. И даже разговор в кухне с Севой поможет мне куда лучше, чем снотворное и успокоительное.

– Мне на работу завтра, даже переодеться не во что, – вяло сказала я, но Оксана, почуяв слабину, усилила натиск:

– Ничего, белье постираешь, ночную рубашку дам, косметики у меня вагон, сама знаешь. Все, Деля, едем на парковку.

И я сдалась окончательно.