Ну, в этой истории не было ничего уникального. Мой папа был одержим карате и тем, что постоянно возился с так называемыми трудными подростками. Дома у нас то и дело кто-то ночевал, делал уроки или просто приходил поужинать. Мама ворчала, но папе не возражала, понимая, что для него это почему-то важно. Она только однажды рассказала мне о том, как ждала его из заключения – они еще не были женаты, и мои дед и бабушка отговаривали ее «связываться с уголовником», но мама стояла на своем и дождалась – вместо двух лет папа отбыл всего год и вернулся. Они поженились, через два года родилась я, а еще через два папа снова занялся любимым делом, оставив работу в автосервисе. Но теперь он делал это уже официально, открыл свой клуб, набирал учеников, возил их на соревнования. И параллельно «воспитывал заблудших», как называла это мама. Так что Максим наверняка не врал, рассказывая о своем.

– А сейчас вы чем занимаетесь? – спросила я, разрывая неловкую паузу.

– Работаю начальником службы безопасности в банке, – улыбнулся Максим. – Просто в отпуске сейчас. Окончил университет, если интересно. А вы?

– А я редактор на портале «Новости города». Тоже, между прочим, университет окончила, филфак.

– Там всегда учились самые интересные девчонки. – И мне совершенно не показалось, что этими словами Максим хотел как-то особенно мне понравиться.

Я никогда не обольщалась по поводу собственной внешности, да и мама с детства культивировала во мне совсем другое – любовь к чтению, к хорошей музыке, к театру. А внешность… ну, повезло родиться не уродливой, и уже хорошо. На самом деле меня вполне можно было считать симпатичной – мне достались отцовские черты лица, а он был по-настоящему красивым человеком, с прямым тонким носом, с выразительными голубыми глазами и высоким лбом.

Во мне это все повторилось чуть менее выразительно, но не портило, как считала бабушка, а даже наоборот. Но мама делала акцент на внутреннем развитии, а не на том, как бы приукрасить то внешнее, что дала природа. В итоге даже наносить макияж меня учила Светка, когда мы уже заканчивали университет.

«Интересно, женат ли он? – думала я, исподтишка рассматривая сидящего рядом со мной Максима. – Конечно, женат – ну, не может же такой мужчина быть свободен. И дети наверняка есть». Женатые мужчины всегда были для меня темой закрытой – не брать чужого в нашей семье являлось законом.

– Я вас, наверное, задерживаю…

– Что? А, нет. До тренировки еще полчаса, тут рядом.

– Вы всё еще тренируетесь?

– Конечно. Карате – это как кровообращение, нельзя останавливаться. Да и не хочется. А вы куда-то торопитесь? – спросил он и тут же вспомнил: – А, ну да – подруга же и блины. Получается, это я вас задерживаю.

Мне почему-то не хотелось уже ни блинов, ни Светкиного визита, но пришлось встать со скамьи и направиться в сторону дома, мучительно гадая, женат ли мой новый знакомый и попросит ли он у меня номер телефона. Который, кстати, я дала бы ему без колебаний.

Игорь

После беседы с психологом он всю ночь не спал, ворочался в постели, садился, вставал, открывал настежь окно, впуская в комнату холодный осенний воздух, пахнувший дождем, мокрой листвой и опавшими с дерева крупными ранетками – первый этаж позволял услышать даже это. Вернувшись в постель и сунув голову под подушку, Игорь вновь и вновь пытался уснуть, но ничего не получалось. Хорошо, что день предстоял не операционный, после обхода можно заняться так и не законченным вчера описанием операции – интересно, Драгун это заметит или нет? Игорь никогда не оставлял протоколы на завтра, но вчера просто не смог заставить себя сосредоточиться и последовательно, шаг за шагом, написать то, что делал в операционной. Он даже машину оставил на парковке клиники, побоялся сесть за руль, вызвал такси, так что утром придется сделать то же самое.

«Надо брать себя в руки, – снова перебравшись из постели в кухню и закуривая очередную сигарету, подумал Игорь. – Нельзя в таком виде на работе появляться, кто-то может заинтересоваться. Черт побери этого Ивана! И Драгун с ее дурацкими правилами… А может, ну ее к ляду, эту клинику? Найти другую не проблема, меня куда угодно возьмут, – мелькнула малодушная мыслишка, но тут же исчезла. – Нет, лучше не найду. Да и стыдно – что я, барышня какая? Мало ли, что там у меня когда было. Нужно уметь не жить прошлым. Важно ведь, какой я хирург и как я владею собой. Да, вот с этим, пожалуй, проблема пока, но ничего. Я справлюсь».

Выбросив окурок в ведро, он вернулся в спальню и лег, закинув руки за голову и глядя в потолок.

– Красиво живете, Игорь Александрович, – поддела его у шлагбаума старшая сестра операционного блока Лена, хорошенькая белокурая толстушка с яркими синими глазами – с ней Игорь познакомился, пожалуй, пока лучше, чем с остальными коллегами. – На такси разъезжаете.

– Это вроде того, что наши люди в булочную на такси не ездят? – отшутился Авдеев фразой из фильма.

Лена рассмеялась каким-то особенным смехом, словно накатывавшим волнами, и у Игоря почему-то сделалось тепло внутри.

– Любите этот фильм? – спросила она, перекинув сумку с одного плеча на другое.

– Да, очень. А вы?

– Я больше «Джентльменов удачи» или «Кавказскую пленницу».

Они шли по аллее к лечебному корпусу, Лена то и дело поддевала носком туфли попадавшиеся на дорожке желтые листья, и Игорь вдруг подумал, что хорошо вот так просто гулять и ни о чем не думать. И хорошо бы, чтобы рядом кто-то шел – та же Лена, пусть на ее руке и поблескивало тонкое обручальное кольцо. Дело же совершенно в другом, тут не о чувствах речь, а о том, что с человеком просто приятно идти и разговаривать о чем-то, совершенно не касающемся меди-цины.

– Вам в нашей клинике нравится? – спросила вдруг Лена.

– Я пока не совсем освоился, – честно признался Игорь, вытаскивая пачку сигарет и зажигалку. – Не возражаете, если я закурю? У нас еще достаточно времени, можем немного на улице постоять.

– Курите, мне-то что? Давайте тогда на лавку сядем, она сухая вроде, дождя-то ночью здесь, судя по всему, не было.

Они повернули в боковую аллею и сели на лавку с высокой кованой спинкой. Игорь закурил, Лена вынула из сумки зеркальце и критически рассматривала свое отражение.

– Не совсем, значит, освоились, – повторила она, щелкнув крышкой зеркала и убирая его в сумку. – Ну, это и понятно – и клиника большая, и персонала много, и правила не такие, как в других больницах.

– А вы тоже к психологу ходите?

– Конечно. Это для всех обязательно. А что такого? Иногда нужно с кем-то поговорить о том, что, например, дома не расскажешь.

– А психолог потом эти разговоры начальству озвучивает?

Лена удивленно посмотрела на него:

– Да вы что?! Конечно нет.

– Но вы ведь не можете этого знать.

– Могу, – уверенно заявила она. – Я однажды ему такого про шефиню наговорила – не дай бог, аж самой потом стыдно стало. И самое главное – ну, ведь я сама виновата была, и отчитала она меня не при всех, а в своем кабинете… И знаете что? До сих пор ничего в поведении Аделины Эдуардовны по отношению ко мне никак не поменялось. Как общалась, так и продолжает. Значит, Иващенко ей ничего не передал.

«Ну, это не показатель, – подумал Игорь, затягиваясь сигаретным дымом. – Такие мелочи, как личные обиды персонала, вряд ли интересуют главу клиники – ну, мелковато это для ее масштаба. А вот психологические проблемы хирургов…»

– Вы просто еще мало здесь проработали. Пройдет время, вы привыкнете, поймете, как тут что устроено, и станет намного легче.

– Почему вы решили, что мне трудно?

– У вас в операционной очень напряженная поза, – объяснила Лена, и Игорь поразился ее наблюдательности – за все время она зашла в операционную всего пару раз, а вот успела отметить, что он словно не в своей тарелке. – Я понимаю, трудно после кардиохирургии…

– Везде свои нюансы, – пожал плечами Игорь. – А насчет позы вы, пожалуй, правы. Я уже давно не был ассистентом, в основном сам оперировал, теперь не в своей тарелке себя чувствую. Но это пройдет.

– Конечно, пройдет. Шефиня сказала – вы очень способный, а она редко о ком такое говорит.

Игорю, конечно, польстила такая оценка его возможностей, но про себя он подумал, что Драгун могла бы сказать об этом и ему тоже, а не ограничиться вопросом об умершем пациенте, из-за которого он решил сменить специализацию. Он привык к похвалам – на прежнем месте работы его ценили и прочили в скором времени на место заведующего отделением. В пластической хирургии ему придется начинать все заново, и продвигаться, очевидно, предстоит куда медленнее.

Лена, как показалось Игорю, все-таки слегка флиртовала с ним – кокетливо теребила конец яркого шарфика, смотрела, чуть склонив к плечу голову, улыбалась загадочно. Авдеев знал, что привлекает женщин, но серьезных отношений на работе взял за правило не заводить, а вне работы времени почти не оставалось. Именно так из его жизни ушла первая настоящая любовь, яркая, смешливая девушка, всегда вызывавшая ощущение праздника. Не выдержала его графика, постоянной горы книг и журналов на столе и отсутствия выходных и совместных праздников. Она, редактор, никак не могла понять, что это такое – не уметь выбрасывать из головы работу ровно в тот момент, когда переступаешь порог больницы. Возможно, потому, что в ее практике не было сложных пациентов, не думать о которых невозможно. Они были вместе пять лет, но пожениться так и не успели – то ли не решились, то ли просто пропустили момент, в который это было бы уместно. Жили и жили, не задумываясь о штампах в паспортах или о чем-то еще. Детей она планировала только после тридцати пяти, а Игорь не настаивал, понимая, что сейчас не сможет уделять ребенку столько внимания, сколько это необходимо, чтобы быть хорошим отцом. Может, это и к лучшему, часто думал он после ухода любимой, как ему казалось, женщины, а то сейчас бы приходилось вырывать воскресные дни для общения, решать какие-то проблемы. Он даже не мог решить, огорчился ли, когда она собрала вещи и переехала на съемную квартиру. Мама, когда была жива, не одобряла выбор сына, хотя вслух этого не говорила. Но по ее поджатым губам, по скептической ухмылке Игорь отчетливо понимал – не о такой жене для него она мечтала. Хотя маму, пожалуй, не устроила бы никакая женщина рядом с ним – они все оказались бы недостойны ее талантливого Игорька. После ни одного более-менее серьезного или хотя бы продолжительного романа в жизни Игоря Авдеева так и не случилось, хотя прошло уже больше трех лет.

Но и старательно кокетничавшая сейчас с ним Лена тоже не годилась – замужем, сотрудница – нет, на это Авдеев никогда бы не решился. Выбросив окурок в урну, он поднялся и подал Лене руку:

– Идемте, Елена Сергеевна, пора работать.

Аделина

Сентябрь

Дождь зарядил еще с вечера, я долго сидела в припаркованной машине, не решаясь открыть дверку и окунуться в настоящий водопад. Ливневка не справлялась, и я понимала, что ноги окажутся в воде по щиколотку, прощайте, новые туфли. Зонта тоже не было – привычка ездить на машине отучила меня таскать с собой ставший ненужным предмет. Ненужным, как же! Природа сегодня решила мне доказать обратное. Глядя на темные окна квартиры, я понимала, что Матвея дома еще нет, а значит, он тоже пережидает ливень на работе. Делать нечего, нужно идти…

До подъезда было всего несколько метров, но и их хватило для того, чтобы намокнуть до последней нитки. Консьержка сочувственно покачала головой:

– Что ж вы без зонтика-то, доктор?

– Надеялась, что пронесет, – рассматривая образующуюся вокруг меня на кафельном полу подъезда лужицу, пробормотала я.

– Вы бы сразу под теплый душ да чайку горячего с медом, – посоветовала она. – Не то простудитесь.

– Да, спасибо… обязательно… – проговорила я уже из-за почти закрывшейся двери лифта.

Дома, сунув мокрую одежду и белье в стиральную машину, я, по заветам консьержки, встала под горячий душ и почувствовала, как согреваюсь. Хотелось в постель, под теплое одеяло, но нужно готовить ужин, раз уж в кои-то веки я оказалась дома раньше мужа.

Обнаружив в холодильнике стейки лосося, я быстро замариновала их в травах, лимонном соке и оливковом масле, сделала легкий салат и уселась с ноутбуком за стол в кухне. Стейки я успею пожарить, когда придет Матвей, на это нужно всего пять минут, а пока есть время, просмотрю материалы к новой статье, которые все никак не могу осилить.

В домофон позвонили в тот момент, когда я про себя страстно спорила с автором одной из монографий, подвергая сомнению его выводы – у меня имелись собственные наблюдения, и они явно шли вразрез с теми, что я сейчас читала. «Странно, чего это Матвей в домофон звонит, ключи, что ли, забыл?» – подумала я, нашаривая под стулом тапки и направляясь в коридор. Но это оказалась Оксана. Не скажу, что появление подруги вечером после довольно напряженного дня на моем пороге здорово меня порадовало. Но, с другой стороны, она приехала без звонка, в такую непогоду, а это значило… Да что угодно это могло значить, напрасно я пыталась уговорить себя сделать лицо поприветливее – наверняка сейчас расскажет очередную драму из жизни киношников.

С Оксаны в буквальном смысле текло – она стояла на коврике у двери и даже не шевелилась, потому что с ее юбки, короткого легкого пальто и волос лилась вода. Зонта у нее тоже не было, а, судя по совершенно синим губам и покрасневшему носу, пробыла она на улице не десять минут.

– Ты с ума сошла – в такой дождь без зонтика?

– Так не передавали же… – проскулила Оксанка. – Дай что-нибудь сухое, а?

Мы с Оксаной находились в слишком разных весовых категориях, чтобы ей подошла какая-то моя одежда, потому пришлось наведаться в гардероб Матвея и взять там с полки простую футболку в упаковке.

– Я тебе еще полотенце большое дам, вокруг бедер обмотаешь, – помогая ей избавиться от мокрых вещей, сказала я. – Беги скорее в душ, грейся, я чай поставлю.

Пока Оксанка шумела водой в ванной, я унесла в кабинет ноутбук, включила чайник и налила в вазочку малиновое варенье – оно водилось в нашем доме благодаря матери Матвея. Интересно, зачем явилась Оксанка и где так долго бродила под дождем – ведь невозможно промокнуть насквозь и замерзнуть до синих губ, просто выйдя из такси.

– Деля, можно, я у вас переночую? – появившись на пороге кухни с тюрбаном из полотенца на голове, жалобно проговорила она.

– Ну, не выгоню же я тебя на улицу, ночуй, конечно. Только объясни, что случилось. – Я взяла сигарету, села к окну и закурила, мысленно настроившись на долгий разговор – по-другому с Оксаной быть не могло.

Она устроилась на стуле, подперла руками голову и молчала. Этого молчания внезапно стало так много, что, казалось, его можно потрогать, окунуть в него руки, почувствовать, как оно перетекает между пальцев. Мне не хотелось тянуть слова клещами, я давно дала себе слово никогда больше не делать этого – привычка подруги таким образом интересничать с мужчинами, которую она пыталась реализовать и со мной, раздражала. Я докурила, налила чай в две чашки и, поставив одну перед Оксаной, сказала:

– Если не возражаешь, с ужином подождем, пока Матвей не вернется.

– А где он?

– В академии.

– Так ведь уже поздно.

– Ну и что?

Она покачала головой:

– Совсем не боишься?

– Чего?

Оксана вздохнула:

– Ты такая самоуверенная, Делька. Думаешь, нет никого лучше тебя?

– Даже наверняка есть. Ну и что?

– Мне бы твой характер, я бы далеко пошла. Ты никогда от мужиков не зависела.

– Ты снова хочешь об этом поговорить? Не надоело еще?

– Надоело. Но ничего ведь не меняется, понимаешь? Все время одно и то же, одно и то же… Мужики вроде разные, а результат один – жениться никто не хочет, сразу так и говорят – даже не думай об этом, никаких серьезных отношений, – пожаловалась подруга, опуская ложку с вареньем в чай. – И Колпаков такой же.

– Не хотелось напоминать, но, похоже, у тебя амнезия. Колпаков женат. Да и ты вроде как не свободна.

– Я в разводе. Мы просто живем вместе – ну, а как еще мне жить, где, с кем? На что?

– То есть Владыкин, как обычно, выполняет роль спонсора?

– Знаешь что? Я делаю для него, что могу. Но хочу от него уйти.

– Ты уже уходила от него. Зачем вернулась?

– Почему ты все время долбишь меня в больное место? – вспылила Оксана, отталкивая от себя чашку. – Ты ведь понимаешь, как мне плохо! Почему ты никогда меня не поддерживаешь?

– В чем? В твоих постоянных поисках? Никогда не поддержу, потому что считаю, что ты ведешь себя непорядочно по отношению к Севе. Уйди от него и ищи нового, а не пользуйся Владыкиным, как залом для транзитных пассажиров.

– А ты за новой парой туфель босиком ходишь? – с вызовом парировала подруга.

Я поморщилась:

– Тебе не пятнадцать лет, чтобы цитировать эти пошлости из соцсетей. Есть элементарное человеческое достоинство. И еще – уважение к человеку, с которым ты много лет прожила. И благодарность за то, что он терпел твои выкрутасы.

– А ты не думала, что если бы не он, то у меня могла быть совсем другая жизнь?

– Но ты ведь сама его выбрала. Никто не принуждал. Мама твоя против была, но ты ведь не послушалась, вышла замуж? Так почему теперь не уважаешь собственный выбор?

Оксана шмякнула на стол салфетку, которой вытирала слезы, и зло проговорила:

– Тебе никогда этого не понять. Знаешь почему? Потому что у тебя никогда не было проблем с мужчинами. Никогда! И то, что ты замуж вышла только ближе к сорока, ничего вообще не опровергает! У тебя всегда были мужчины, которые хотели на тебе жениться, помогать тебе, оберегать! Просто для тебя важнее была твоя чертова клиника! А меня никто не выбирал, понимаешь? Я всегда довольствовалась тем, что есть – только теми, кто хоть какое-то внимание на меня обратил! Да, у меня никогда не было таких мужчин, которые бы мне нравились, таких, каких я хотела! Только те, кто почему-то обратил внимание! Вовсе не те, на кого бы я сама его обратила! Ты не знаешь, как это – когда тебя не приглашают на свидания, не зовут куда-то отдыхать, не предлагают решить проблемы! Ты никогда меня не поймешь! Я и за Севку вышла потому, что он проявил хоть какой-то интерес, пусть минимальный, но все-таки. Но и он бы не женился, если бы я сама не предложила – вот тебе и вся правда! Так за что я должна быть ему благодарна, скажи? Я всю жизнь мщу ему за эту обиду, за это унижение! – Она заплакала, уронив голову на скрещенные руки.

Я взяла новую сигарету, приоткрыла окно и закурила. В том, что сказала Оксана, не было ничего нового. Она всегда относилась к себе вот так – как к товару, причем второго сорта, постоянно сравнивая себя с остальными и делая вывод, что она хуже, что она недостойна того мужчины, которого на самом деле хотела бы. Именно заниженная самооценка заставляла ее хвататься за любого никчемного мужичка, который обратил на нее внимание, тут Оксана душой не кривила. Самое ужасное заключалось в том, что она и сама это понимала, но никак не хотела изменить ничего в себе. «Зачем? Пусть принимают такой, какая есть» – это стало для нее чем-то вроде жизненного девиза. А мужчины не хотели принимать ее – капризную, ленивую, постоянно что-то требующую и закатывающую истерики и скандалы на ровном месте, вымогающую внимание каждую секунду, пытающуюся заполнить собой все время, не оставляя ни секунды свободной. Попасть в такой капкан желающих не было, и я искренне не понимала, почему Оксана не осознает таких очевидных вещей.

– Ну, не рыдай, чего ты. – Дотянувшись, я погладила подругу по плечу. – Ты сама этот разговор начала, знала ведь, чем закончится. Все, Оксана, успокойся, не надо.

Наверное, она всласть рыдала бы еще, если бы не вернулся Матвей. Я пошла встречать мужа, а Оксана юркнула в ванную, чтобы умыть зареванное лицо.

– У нас гости? – бросив взгляд на стоявшие в прихожей туфли, спросил Матвей, с которого точно так же, как до этого с Оксаны, текла вода.

– Да, Оксанка заскочила, ночевать останется, ты не против, надеюсь? – принимая у него сумку и ноутбук в чехле, спросила я.

– Ну что ты… пусть ночует, места, что ли, не хватит. Случилось что-то?

– Понятия не имею, но похоже, что так и есть. Ревет, несет свою обычную чушь… похоже, опять с Севой разругались.

– Ну, то дело не наше, – заключил Матвей, разглядывая насквозь промокшую обувь. – Вот черт…

– А ты чего так долго?

– Думал пересидеть дождь, а надо было просто такси вызвать. Привет, Ксюха, – улыбнулся он мне за спину, увидев появившуюся из ванной Оксану. – Тоже вымокла?

– Привет, Матвей. Не то слово… я тут у тебя майку позаимствовала – ничего?

– Нормально. Ладно, девочки, я пойду погреюсь, а вы на стол набросайте чего-нибудь, – чмокнув меня в щеку, попросил Матвей.

– Да, сейчас. У меня готово все почти, только рыбу поджарить.