Мы вышли на станции и направились пешком по улице, застроенной домами из красного кирпича, окруженными коваными заборами.

– Почему здесь дома одинаковые? – спросила я, озираясь по сторонам.

– Типовая застройка, – объяснил Вадим Сергеевич. – Кажется, что они рядом, но на самом деле территория позволяет соседям не мешать друг другу. Здесь довольно тихо и спокойно, собственно, поэтому я и посоветовал в свое время Аглае купить дом именно в этом поселке.

Вскоре мы остановились у дома в самом конце улицы, и Вадим Сергеевич нажал кнопку звонка на калитке. Когда она открылась, агент пропустил меня вперед и в спину снова сказал:

– Помните – ничему не удивляться и вопросов вслух не задавать. Все, что захотите, спросите на обратном пути.

На дорожке, ведущей к дому, он обогнал меня и первым поднялся на крыльцо. Дверь открыла высокая спортивно сложенная женщина средних лет.

– Здравствуйте, Катя. Знакомьтесь, это Наталья.

Я выдавила улыбку, хотя внутри все почему-то похолодело от неизвестности, поджидавшей меня за этой дверью.

– А это Катя, – продолжал Вадим Сергеевич. – Она врач-физиотерапевт, вы будете встречаться три раза в неделю.

Мы вошли в просторный холл, и я увидела винтовую лестницу, ведущую на второй этаж. Справа от нее виднелась просторная кухня с белой деревянной мебелью, слева – дверь в комнату, которая, как объяснил агент, будет моей.

– Чуть позже вы там оглядитесь и скажете, что еще вам потребуется, Ростик привезет. А теперь идем знакомиться с Аглаей Максимовной. Катя, вы закончили?

– Да, на сегодня все, – кивнула она. – Когда Наталья приступает?

– Завтра с утра, как мы с вами и договаривались. Деньги я перевел.

– Тогда я буду пока в кухне, сварю кофе.

Катя ушла, а Вадим Сергеевич пояснил:

– Я попросил ее сегодня переночевать тут, а утром она уедет. Ну что, готовы к встрече?

Я кивнула, все еще не в силах произнести ни слова, и мы поднялись по лестнице на второй этаж. Сердце мое отчаянно колотилось в ожидании чего-то неизвестного. И эти ожидания оправдались, едва я переступила порог комнаты.

Аделина

Я совершенно не умею отдыхать, что выяснилось на второй же день отпуска. Пока Оксана сладко спала в своем номере, я, спустившись в лобби, взяла чашку кофе и уселась в кресло под небольшой пальмой, и, открыв привезенный с собой ноутбук, решила, что могу заняться редактурой статьи.

Вчитываясь в строчки на экране, я совершенно потеряла чувство времени и утратила способность ощущать реальность. Так бывало всегда – работа стала смыслом моей жизни, я чувствовала себя полноценной только в операционной, лаборатории или, как сейчас, за написанием статей.

Реальность напомнила о себе мужским голосом за спиной:

– И я ума не приложу, что теперь мне с этим делать! Как работать, где материал брать? Как вообще могло произойти подобное, объясните мне?!

Неприятный тембр резал слух, я поморщилась, обернулась и увидела Оксанкиного ухажера. Он сидел на диване боком ко мне, а его собеседник расположился за моей спиной. Режиссер был чем-то возбужден и раздосадован, лицо в красных пятнах, очки сползли на кончик носа, сальные волосики прилипли к черепу, придавая и без того небогатой внешности вид совсем уж жалкий. Что в нем нашла моя подруга, понять было невозможно.

– Погоди панику разводить, еще ничего не понятно, – вяло отозвался собеседник режиссера. – Может, просто «утка», ход для привлечения внимания?

– Ты в себе?! – взвизгнул режиссер. – Совсем не соображаешь?! Есть вещи, которыми не шутят и не устраивают из них рекламу!

– Не ори, народ кругом, – отрезал собеседник. – Надо все точно узнать, потом будем думать, что делать. Пока материала достаточно для работы, снимай, а дальше решим.

– Да что мы решим-то?! Как решим?!

– Сказал же – уймись. Пока есть работа – делай, я разберусь.

– Ну, на то ты и продюсер, – съязвил режиссер. – Только мне вот интересно – как именно?

– Это уже не твоя забота.

– Ну-ну…

Они посидели молча еще пару минут и ушли, а я подумала, что нет ничего хуже, чем мужик-истеричка. Наверняка он не только в работе такой, но и вообще. А жить с мужчиной-истеричкой равносильно тому, чтобы пытаться тушить пожар медицинским спиртом – всегда существует возможность не успеть отскочить, чтобы волосы не опалило.

– Вот ты где! – Ко мне стремительно приближалась Оксана в развевающемся сарафане. – А я стучу в дверь, стучу – гробовая тишина! Так и знала, что ты тут работать уселась! Драгун, ты нормальная? Мы отдыхать приехали!

– Так отдыхай, кто тебе мешает? – закрывая ноутбук, поинтересовалась я.

– Ты! Ты мне мешаешь и внушаешь комплекс неполноценности!

– Интересно, чем это?

– Своей патологической работоспособностью, – опустившись в кресло, сообщила подруга. – Это просто неприлично.

– Ну, прости. Кофе будешь?

– Буду. И давай уже сворачивай бурную деятельность, идем купаться.

Памятуя о вчерашнем неудачном заплыве, я благоразумно курсировала вдоль берега на глубине не более двух метров, хотя Оксана предлагала сплавать хотя бы немного подальше. Но меня охватывал ужас при одном воспоминании о большой глубине, и я отказалась:

– Ты плыви, а я уж тут поплюхаюсь, по колено. – Оксана встретила мои слова смехом и уплыла, грациозно выкидывая из воды то одну руку, то другую.

Я же перевернулась на спину, стараясь при этом не выпускать из виду берег, и так покачивалась на воде какое-то время. Мне вдруг пришло в голову, что я скучаю по Мажарову. Это оказалось довольно неожиданным открытием – я-то думала, что расставила приоритеты и отношения с Матвеем в них вообще никак не значатся. Но именно сейчас мне вдруг захотелось хотя бы голос его услышать, и вовсе не потому, что надо узнать, как дела в клинике. Я выбралась на берег, закуталась в полотенце и вынула мобильный. Матвей ответил буквально через пару гудков:

– Слушаю вас, Аделина Эдуардовна.

– А почему так официально? – слегка растерялась я.

– Ну, вы ведь по делу звоните?

– В общем-то нет…

– О… – похоже, он тоже опешил и не знал, что сказать.

«Ну, давай, скажи, что позвонила потому, что соскучилась, – подталкивал меня внутренний голос. – Просто возьми и произнеси – мол, Матвей, мне тебя не хватает». Но мой язык словно прилип к небу и никак не желал шевелиться.

– У тебя все в порядке? – нарушил молчание Матвей.

– Д-да… – с запинкой вывернула я. – Все очень хорошо…

– А по голосу не скажешь.

Снова повисла неловкая пауза. Я ругала себя за то, что не могу произнести такую простую фразу, но что-то внутри подсказывало, что Матвей и без слов все понял.

– Мне тебя не хватает, – сказал он чуть севшим голосом, и сердце мое радостно бухнуло – он тоже думал обо мне.

– И мне, – наконец-то нашлась фраза, которая произнеслась легко и соответствовала моменту.

– Но ведь ты скоро вернешься. Позволишь встретить?

– Да, – выдохнула я, едва не теряя сознание. – Конечно.

– Тогда продолжай отдыхать и ни о чем не беспокойся. Здесь все в порядке.

Я сбросила звонок и прижала трубку к груди. За весь год у нас не было более откровенного разговора, чем этот. Я видела, что нравлюсь ему, но как-то подсознательно возводила между нами стену – не хотела повторения ситуации с Одинцовым. Но Мажаров даже отдаленно не напоминал его, и почему-то именно здесь, в Испании, далеко от Матвея, я осознала, что не права, отталкивая свое возможное счастье. Матвей ни разу не обманул меня даже в мелочи, не подвел, не позволил себе лишнего. Он надежный, спокойный, уверенный – что мне еще-то нужно? Почему я рассматриваю мужчин через призму их отношения к моей работе? Разве не глупо подозревать того же Мажарова в желании заполучить клинику, например, или присвоить мои научные разработки? Почему мне никогда не приходило в голову подумать о том, что ему нужна только я – вот такая, как есть? Почему я решила, что как человек, как женщина ничего собой не представляю и могу вызывать интерес только в совокупности со своей работой? Оксана права – я идиотка.

– О, какая блаженная улыбка, – произнесла вернувшаяся из воды подруга, протянув руку за полотенцем, и капли упали на мое лицо. – Кто звонил?

– Я, – с глупым лицом сказала я.

– Прогресс. И что он сказал?

– Что встретит меня в аэропорту.

– Драгун, ты делаешь успехи. Еще семь дней – и я сделаю из тебя настоящую женщину. А теперь убери-ка мобильный в сумку, пока не возникло желание позвонить еще раз и отменить встречу.

Я рассмеялась:

– Нет, дорогая, я не передумаю. Хватит быть несчастной.

– А ты несчастна? – растягиваясь в шезлонге, поинтересовалась Оксана.

– Наверное, да. Мне сложно в этом признаться, ты ведь знаешь. Но что у меня есть в жизни, кроме работы? А ведь это далеко не все.

– Наконец-то до тебя это дошло. Карьера хороша, но она не заменит человеческого участия.

– Зато она не предаст.

– Ой, хватит! – оборвала Оксана, опуская солнечные очки с волос на глаза. – Тебе пора перестать жить прошлым. Одинцов твой сидит, там ему в общем-то самое место. А Мажаров – отличный мужик, и он тебе подходит. А знаешь почему? Потому, что готов мириться с твоим трудоголизмом и не заставит выбирать между работой, которую ты так нежно любишь, и собой.

– Я иногда думаю, что это вовсе не достоинство.

– О, поехали… ты определись, чего хочешь-то? Мужчину, который не будет посягать на твои святыни, или мужчину, который возьмет тебя за шиворот и скажет – сиди дома и вари суп? Знаю тебя, вряд ли ты интересуешься последним вариантом. Тогда расслабься и позволь Матвею делать все так, как он считает правильным, потому что он тебе вреда не причинит.

– Это откуда у тебя такая уверенность?

– Оттуда! – выдала все объясняющую фразу Оксана и умолкла.

Матвей

Звонок Аделины застал его врасплох. Не удивил, а именно заставил слегка растеряться – Матвей как раз в эту минуту думал о ней, и вдруг имя на дисплее. Перед первой операцией Куликовой это оказалось весьма кстати. Матвей никак не мог настроиться, и тут – Аделина. Ее голос вернул ему уверенность и спокойствие, а разрешение встретить в аэропорту и вовсе вселило надежду на то, что сейчас он войдет в операционную и сделает свою работу блестяще.

Готовясь к операции, он водил щеткой по рукам и насвистывал, чем вызвал недоуменные взгляды операционной сестры и анестезиолога – никогда прежде Мажаров не позволял себе такого.

– Матвей Иванович, с вами все в порядке? – поинтересовалась Люба, подавая ему халат.

– Более чем, – весело заверил Матвей, просовывая руки в рукава. – А что?

– Какой-то вы странный.

Матвей ловко воткнул левую руку в перчатку, затем проделал то же с правой и улыбнулся Любе:

– Хмурым я нравлюсь вам больше?

– Хмурым вы мне привычнее.

– Значит, придется привыкать к новому Мажарову.

– Да? Ну, попробую, – улыбнулась операционная сестра. – Больная готова.

– Замечательно. Сегодня подарим Наталье Анатольевне новый лоб, раз уж он ей зачем-то так нужен. Настраивайтесь, Любочка, операция будет длительной.

– Я свободна до вечера, – снова улыбнулась сестра.

– А потом?

– А потом мой молодой человек ведет меня в кино.

– И это прекрасно! Надеюсь, что не задержу вас дольше, чем рассчитывал.

Куликова уже крепко спала, анестезиолог сидел рядом, наблюдая за показаниями приборов.

– Можем начинать? – спросил у него Матвей, и Сергей кивнул:

– Да, у меня все в порядке.

Матвей проверил еще раз разметку, сделанную им на лбу пациентки еще утром во время обхода, и протянул руку в сторону стерильного стола с инструментами:

– Скальпель, пожалуйста.

Люба привычным жестом подала инструмент, и Матвей, чуть склонившись, сделал разрез по линии роста волос от уха до уха. Операция предстояла довольно тяжелая и длительная – сейчас ему придется удалить костные перемычки, отшлифовать лобную кость, уменьшив ее размер, затем натянуть скальп обратно, зашить разрез и наложить бандаж. Куликовой предстоит несколько недель наблюдать отек лица, терпеть зуд в области шва, а то и боль, но она сама этого хотела. Следующая операция будет на глазах, затем нос и губы. В принципе необходимости лежать все это время в клинике не было, но пациентка пожелала остаться тут на весь период лечения и реабилитации, так что пару-тройку месяцев она проведет здесь. Матвей надеялся, что в конце концов сможет понять причину, приведшую эту странную даму на операционный стол.

Он вышел из операционной с ощущением хорошо сделанной работы – так бывало всякий раз, когда он вкладывал душу в то, что делает. И даже его сомнения по поводу пациентки не мешали Матвею выполнить свой долг – в конце концов, его не должен волновать ни моральный облик, ни взгляды на жизнь того человека, что доверил ему свою внешность. Главное, чтобы, очнувшись от наркоза, Куликова почувствовала себя хоть немного счастливее, раз уж выпуклый лоб так мешал ей это ощутить.

В ординаторской он сперва выпил горячего чая с сахаром, посидел пару минут, закрыв глаза, и только потом открыл файл с историей болезни Куликовой, чтобы внести туда протокол операции.

«Мы проводим манипуляции с телом, но как часто нам важно то, что творится у пациента в душе? – вдруг подумал Матвей, не успев даже прикоснуться к клавиатуре. – Ведь зачем-то она делает это с собой? Почему мне не дает покоя этот вопрос? Почему мне все время кажется, что она врет и что-то скрывает?»

Он встал из-за стола и направился в послеоперационную палату, где отходила от наркоза Куликова.

– Как там дела? – спросил Матвей у дежурившей Жени.

– Пока не совсем отошла, дремлет. Но вроде не жалуется. Температура тридцать семь и шесть.

– Ну, это не страшно. Если будет расти, позвоните мне.

– Конечно, Матвей Иванович. Вы зайдете к ней?

– Да, хочу бандаж посмотреть, боюсь, как бы не сполз.

Он толкнул дверь и вошел в палату. Куликова лежала на кровати у окна и, казалось, крепко спала, но едва Матвей приблизился и хотел положить пальцы на ее запястье, чтобы проверить пульс, как она открыла еще затуманенные наркозом глаза:

– Вадим…

– Наталья Анатольевна, это я, Мажаров. Вы в клинике – помните?

Она снова закрыла глаза и пробормотала:

– Почему вы здесь?

– Я оперировал вас и должен проверить, как вы себя чувствуете, – поправляя немного сместившийся бандаж, ответил Матвей.

– Как она? С ней все в порядке? – как в бреду, спрашивала Куликова, кажется, так и не узнав Матвея и принимая его за кого-то другого.

– С кем, Наталья Анатольевна?

– Что? – вдруг нормальным голосом переспросила пациентка и, открыв глаза, попыталась сесть. – Что вы тут… а, черт… я же… ну да, да… простите… – забормотала она. – Все уже закончилось?

– Все еще только началось. Но первая операция прошла хорошо, сейчас вам нужно больше гулять и чаще менять положение тела, чтобы затеков не было. Несколько дней вам лучше не покидать корпус, а потом – пожалуйста, весь парк к вашим услугам. Меньше лежите, чаще садитесь и еще чаще – просто гуляйте. Погода хорошая, сможете гулять сколько захотите.

Куликова подняла руку и дотронулась до повязки:

– Гулять в этом скафандре?

– А вы думаете, что на территории клиники пластической хирургии вы этим кого-то удивите? – улыбнулся Матвей, и Куликова вдруг тоже улыбнулась:

– Да, действительно… я как-то не подумала…

– Если хотите, послезавтра составлю вам компанию, – предложил Матвей, обрадованный неожиданной переменой в поведении пациентки. – Я дежурю.

– Вы со всеми такой любезный? – поинтересовалась она.

– Конечно, – заверил Мажаров, но Куликова отрицательно покачала головой:

– Вы думаете, что если я после наркоза, то перестала соображать? Вам очень хочется покопаться в моей голове, и не в буквальном смысле, как вы делали это на операционном столе, а в переносном. Вы хотите понять что-то, а у меня нет желания с вами откровенничать. Тем более что и скрывать-то мне нечего.

– Так уж и нечего? У каждого человека непременно найдется хоть одна крошечная тайна.

– И далеко не каждый жаждет поделиться ею – иначе это перестанет быть тайной, правда? Ну, вот и я не исключение. Так что благодарю за столь любезное предложение, но вынуждена отказаться. Погуляю одна, – отбрила пациентка.

Матвей подумал, что она куда сложнее, чем показалась ему с первого взгляда. И у нее явно есть что-то такое, что она пытается скрыть от всех. И это вовсе не вздорный характер, нет, это что-то более глубокое.

– Как знаете, – пожал он плечами. – Если вдруг передумаете – вы в курсе, где меня найти.

– Не надейтесь, – насмешливо сказала Куликова.

Матвей вышел из палаты с чувством, словно его поманили конфеткой и в последний момент не дали ее. Куликова бормотала что-то в полузабытьи, ему бы подождать и послушать, но он поторопился.

«Кто такой этот Вадим, за которого она меня приняла? – думал Мажаров, шагая в ординаторскую. – И о ком она спрашивала? О какой-то женщине, судя по местоимению «она». Кто эти люди, кем приходятся ей?»

Занеся в историю болезни протокол операции, Матвей заполнил дневник послеоперационного ведения и закрыл файл. На сегодня его работа закончилась, можно ехать домой – завтра дежурство, неплохо бы отоспаться и сделать кое-какие дела дома.

Наталья

– Аглаюшка, это я, – толкнув дверь, объявил агент. – Привел к тебе новую девушку для знакомства.

– Ну, заводи, раз уж привел, – хрипло произнесли из комнаты, и я вздрогнула – неужели популярная писательница разговаривает почти мужским низким голосом? Как же она должна выглядеть при таком-то голосе?

Но нарисовать картину в уме я не успела, потому что агент буквально втащил меня в светлую просторную комнату, и я оказалась прямо перед инвалидным креслом, в котором сидела, откинув назад голову, хрупкая женщина с копной кудрявых русых волос, сколотых в пучок на макушке. Женщина не пошевелилась, не изменила положения, только скосила глаза в нашу сторону: