– Мой государь, – герцог склонил голову, – я все понял и постараюсь, чтобы добродетели моей супруги не вызывали ни у кого сомнений. Я даже могу распустить слухи о том, что это я предупредил Вас о заговоре герцога Риттенберга, влюбившись в его супругу. И то, что Вы отдали ее мне в жены – награда за мою бдительность и верность.

– А ты умен, герцог… и хитер… Я подтвержу это… скажу, что ты спас мне жизнь, именно поэтому и Телдом, и герцогиня, и должность первого советника, и орден, и еще сотню воинов, пожалуй, для солидности добавлю. Но знай, после моих слов у герцогини появится еще один повод ненавидеть и презирать тебя.

– Одним больше, одним меньше… Какая разница, государь?

– Алекс, я все больше и больше убеждаюсь в твоей преданности, – удовлетворенно проговорил король.

  На следующий вечер, выйдя из свадебной кареты у ступеней Телдомского замка, герцог Тревор подал руку своей теперь уже супруге, и та впервые за все это время посмотрела ему прямо в глаза. Сердце герцога прерывисто забилось, но он не подал вида. А потом когда она, так что слышал только он, тихо спросила: "Все, что сказал сегодня король на церемонии венчания – правда?", сумел совершенно бесстрастным голосом так же тихо ответить: "Правда еще более отвратительна, чем то, что сказал сегодня он, герцогиня".

  В то же мгновение он почувствовал, как вздрогнула и сжалась в его руке рука его супруги, после чего она тут же отвела взгляд. Герцог облегченно вздохнул, поняв, что научился противостоять ее обаянию.

  Поднявшись с ней под руку по ступеням центрального входа вдоль строя склонившихся слуг, он остановился и, окинув их презрительным взглядом, проронил:

– До завтрашнего полудня все свободны. Чтоб ни одной живой души в замке не было. Я хочу остаться наедине с моей супругой…

– Да, Ваша Светлость, никто не посмеет Вас беспокоить, – слуги, кланяясь, стали поспешно спускаться и пятиться к воротам замка.

  А дворецкий поспешил внутрь замка, чтобы предупредить, всех, кто был там, о воле герцога.

– Прошу Вас, герцогиня, теперь это Ваш дом, – тихо произнес герцог Тревор, распахивая перед супругой дверь.

   Та едва заметно кивнула и вошла. Молча пройдя по коридорам в центральную залу, где стоял уставленный различными яствами стол, накрытый на две персоны, а вдоль стен горели свечи, она в нерешительности остановилась перед столом.

– Что ж Вы остановились, герцогиня? Извольте откушать, – произнес вошедший следом за ней герцог.

– Но Вы отпустили слуг… – герцогиня с сомнением взглянула на него.

– Я с удовольствием буду служить Вам, – улыбнулся он.

  Герцогиня села, и герцог, встав у нее за спиной, склонился к ней:

– Итак, что бы Вы хотели, миледи?

– Немного овощей.

– Как я понимаю, вина Вы не желаете? – положив ей в тарелку овощи, осведомился герцог.

– Вы правы, милорд, – кивнула она.

– А вот я, пожалуй, выпью, – он сел напротив нее, налил себе большой кубок вина и, проговорив: – Ваше здоровье, Ваша Светлость, – залпом выпил.

  Герцогиня молитвенно сложила руки:

– Благодарю, Господи, за хлеб наш насущный, и благослови трапезу сию.

  В это время в залу вошел дворецкий.

– В замке, кроме меня, никого не осталось, Ваша Светлость. Мне уйти?

– Да. Лишь покажи, где спальня, – кивнул, не поднимая на него глаз, тот.

– На втором этаже по коридору направо. Там невозможно заблудиться. Весь пол к ней усыпан лепестками роз, – подобострастно склонился перед ним дворецкий.

– Пойдем, я запру за тобой ворота, – герцог налил себе еще один кубок, выпил, а затем поднялся и вместе с дворецким вышел из залы.

  Вскоре он вернулся. Дождавшись, когда он вновь сядет за стол, герцогиня подняла на него глаза:

– Я могу узнать, зачем Вы удалили слуг, милорд?

– Алекс, просто Алекс, герцогиня, так будет лучше, – герцог вновь взялся за кувшин с вином, налил себе и выпил.

– Хорошо… как хотите… Так зачем Вы удалили слуг?

– Скоро сюда приедет король. Нашу первую брачную ночь Вы проведете с ним, миледи. Я не хочу, чтоб об этом знал кто-то, поэтому и удалил всех слуг.

– Вы не посмеете, герцог! – герцогиня вскочила из-за стола, голос ее звенел. – Вы не посмеете, так поступить со мной!

– Уже посмел, миледи. Это вопрос решенный, – герцог Тревор мрачно усмехнулся и снова осушил очередной кубок.

– Нет!

– Здесь некому жаловаться и некого звать на помощь, Ваша Светлость. Не согласитесь сами – перед его приходом я свяжу Вас.

– Если Вы… если только Вы посмеете сделать это… – голос герцогини прерывался, она прижалась спиной к стене, – я… я…

– Ну и что Вы сделаете, герцогиня? Покончите с собой? Так это противоречит христианским заповедям. Вновь откажетесь есть? Я буду кормить Вас насильно, и Вы будете выглядеть посмешищем для всего замка. Что еще Вы можете сделать?

– Вы поклялись… поклялись в церкви, Вы не сможете, – в ее глазах засверкали слезы.

– Еще до этого я поклялся, что отдам Вас ему, так что вся эта церемония в церкви была не больше, чем фарс для окружающих. Вас кстати, по отношению ко мне, она тоже ни к чему не обязывает, Ваша Светлость.

– Алекс, я молю Вас… – герцогиня шагнула к нему и опустилась на колени, по щекам ее текли слезы, – молю… не надо, не делайте этого… я буду верной женой… он же не смог сломить Вас тогда, много лет назад… Я знаю об этом. Почему Вы пообещали отдать ему меня?

– Встаньте, герцогиня, не надо так унижаться. Это все равно ничего не изменит. Кстати, моя первая жена тоже побывала в его постели, правда, в отличие от Вас, по своей доброй воле. Я силой заставил ее уехать, узнав об этом. Поэтому до сих пор точно не знаю, кто отец моей третьей дочери: я или король… Однако сейчас у меня есть они, три моих дочери, и плевать, что, может, последняя и не моя… все равно жизнь любой из них мне дороже Вашей чести. Можете презирать меня, можете ненавидеть… мне все равно. Я согласился быть Вашим мужем, и я буду потакать любым Вашим желаниям, терпеть все Ваши капризы. Вы можете делать все, что захотите… и помыкать мной как Вам заблагорассудится… но все это будет только завтра. Сегодня Вы будете принадлежать ему.

– Герцог, он сказал, что убьет Ваших дочерей? Вы только поэтому согласились? – герцогиня схватила его руку, и в ее огромных, синих глазах, влажных от слез, вспыхнула надежда. – Так мы не позволим ему… мы сейчас же уедем… В конюшнях наверняка есть прекрасные скакуны, а сегодня он не посмеет устроить погоню… Мы заберем ваших дочек и отправимся в Троицкий горный монастырь… Нас там примут… там живет мой духовный отец, он обязательно поможет нам, и король не сможет причинить им зла… Я все сделаю для этого, клянусь.

– Встаньте, герцогиня, – герцог отдернул руку. – Неужели Вы думаете, я соглашусь отдать своих дочерей в монастырь? Ради чего? Ради Вашей репутации? Так король и так сделает все, чтоб на Вас и тени подозрений не пало… Ведь, как Вы, надеюсь, понимаете, ему ничего не стоило силой овладеть Вами еще в замке Маунткасл. Но он не сделал этого. Так что Ваша репутация будет незапятнанна. Никто ни о чем не узнает.

– Как никто? А Бог? Вы надеетесь обмануть Бога, милорд? – герцогиня медленно поднялась с колен и, гордо выпрямившись, в упор посмотрела на него. В глазах ее больше не было слез. – Вы мой супруг перед Богом, Ваша Светлость… И Вы смеете отказываться от меня и хотите меня заставить принадлежать другому только потому, что уверены, что это не станет достоянием гласности? Вы действительно страшитесь лишь людского осуждения?

  Алекс Тревор залпом осушил еще один кубок вина и, криво усмехнувшись, посмотрел на нее:

– Не надо, герцогиня, пытаться пронзить меня яростным взглядом. Это еще не удавалось никому. Вы верите в христианские догмы, что ж прекрасно… только не требуйте такой же веры от меня… Меня в первую очередь интересует моя репутация и мое положение в обществе, а не душевная святость. Мне до нее далеко. Когда-то по молодости, ради, как мне тогда казалось, чести рода, я принял скоропалительное и непродуманное решение, которое стоило моей семье очень дорого. Больше так опрометчиво я не поступлю… Идти против воли короля, убежденного, что закон предназначен исключительно для удовлетворения его собственных желаний – это безумие.

– Алекс, Вы погубите свою душу и мою… не надо…

– Да, хватит так печься о собственной душе! – с раздражением проговорил он. – Съездите в свой горный монастырь, покаетесь… Весь грех будет на мне, это я Вас принуждаю… Вы лишь жертва, герцогиня. Господь, таких любит, он Вас простит.

– Не богохульствуйте, герцог! – в голосе его супруги зазвенел такой метал, что герцог удивленно взглянул на нее.

– А Вы оказываетесь, не столь нежны, как казалось на первый взгляд, – иронично протянул он.

– Это точно! И если Вы сейчас же, пока не поздно, не измените своего решения… Ваша жизнь и жизнь Ваших дочерей будет похожа на кошмар. Вы будете жалеть о сегодняшней ночи всю оставшуюся жизнь! Одумайтесь, герцог!

– Так Вы угрожаете мне и собираетесь мстить? Я слышал, Вы долго жили в монастыре, и думал, Вы добрая христианка… и прощаете всех… – губы герцога изогнулись в усмешке.

– Не Вам судить меня, герцог… Насколько я добрая христианка, решит Господь. Я лишь предупреждаю, что подобное решение может стоить Вам очень дорого. И от моего прощения здесь не будет зависеть ничего, Вы сами никогда не простите этого себе… Сама жизнь заставит Вас раскается и не раз.

– Да неужели? Это Вас в монастыре научили так ловко прикрывать собственные намерения завесой жизненных предопределений? Я думал, там учат только читать молитвы.

– Герцог, мне не надо ничего прикрывать. Я заранее, открыто хочу предупредить Вас, что я не святая… и умею не только читать молитвы. Когда-то, с оружием в руках, я отстаивала то, что мне дорого…

– С оружием? – герцог пьяно расхохотался, потом встал и схватил супругу за плечи. – Так поднимите его, дорогая… Попробуйте самостоятельно защитить собственную честь сначала от меня, а потом от короля… Чего Вы ждете? Или заранее знаете, что Ваша попытка будет обречена на неудачу? Так я Вам скажу больше, она будет лишь смешна…

– Милорд, сегодня церковь и Господь благословили Вас стать моим супругом, они дали Вам власть надо мной… – голос герцогини вдруг обрел необычайную мелодичность и зазвучал тихо и проникновенно. – Если произойдет то, что Вы задумали, это разрушит все. Еще не поздно остановиться и все исправить… Подумайте, именно в Ваших руках сейчас наша судьба, наше будущее. Оно может быть светлым и прекрасным… Но один Ваш неверный шаг способен превратить всю нашу дальнейшую жизнь в пылающие руины.

– Алина, – герцог впервые назвал супругу по имени, – Вам бы проповедницей быть… Своей проникновенной речью Вы можете растрогать даже камни… Мне хочется пасть перед вами на колени и умолять указать мне путь в наше будущее, без пылающих руин и развалин… не будь я таким прагматиком, уже сделал бы это… – он мрачно усмехнулся, потом, разжав руки, вновь опустился на стул и, обхватив голову руками, тихо добавил: – Поздно, Алина… Слишком поздно… Я верю, что Вы можете сделать невыносимой как мою жизнь, так и моих дочерей… но исправить что-то уже невозможно.

– Милорд, еще не поздно! – она склонилась к нему и в свою очередь, обхватив его за плечи, несильно тряхнула, – Вы должны лишь поверить. Выход всегда есть. Господь не оставит нас!

– Странно только, что при этом участь Вашего первого супруга была столь горька, герцогиня! – приподняв голову и взглянув на нее, зло бросил он в ответ. – Вы ведь не можете не догадываться, что вся его вина состояла лишь в том, что он был обвенчан с Вами. Так почему же Вы не остались ему верны и не вернулись в монастырь? Вы покорились воле короля, герцогиня? Тогда почему не хотите покориться ей вновь?

– Я покорилась закону, а не прихоти и воле короля… – гордо выпрямилась та.

– В нашем государстве это одно и тоже, – иронично заметил герцог и сурово добавил: – Миледи, довольно препирательств, – он наполнил вином и осушил очередной кубок, – превращать мою жизнь в кошмар Вы начнете завтра. А сейчас отправляйтесь в спальню и приготовьтесь достойно встретить короля, если не хотите, чтобы я привязал Вас к постели.

– Это Ваше окончательное решение, милорд? – каким-то очень отстраненным голосом спросила она.

– Да, миледи, – кивнул он. – Надеюсь, Вы исполните мою волю, и мне не придется применять силу. Позвольте мне сопровождать Вас.

  Не проронив ни слова, герцогиня медленно вышла из залы, а герцог, поднявшись из-за стола, последовал ней.

  Они медленно прошли по ковру из лепестков роз к лестнице, поднялись на второй этаж и приблизились к спальне. Герцог Тревор распахнул резную массивную дверь, пропустил вперед супругу, после чего закрыл дверь и запер ее торчавшим в замочной скважине ключом, затем положил его себе в карман и, спустившись вниз, пошел отворять ворота замка.

  Всматриваясь в темноту, герцог старался расслышать стук копыт, ожидая появления короля. Он неподвижно стоял у приоткрытых ворот, когда рядом с ним внезапно из темноты возникла фигура, закутанная в дорожный плащ. Герцог выхватил кинжал, намереваясь всадить его клинок в незваного гостя, когда тот неожиданно поднял руку, и голосом короля тихо произнес:

– Нехорошо, Алекс, убивать гостей на пороге.

  Спрятав кинжал, герцог почтительно склонился перед королем, пропуская его в замок, и запер за ним ворота.

– Я не сразу узнал Вас в темноте, Ваше Величество, – тихо произнес он.

– Герцогиня слишком дорога мне, чтобы я мог позволить хоть кому-то узнать меня, – ответил король, небрежным жестом сбрасывая на руки герцога дорожный плащ. Одет он был в скромный костюм мелкоземельного дворянина.

– Вы один и пешком, мой государь?

– Доверенный немой и безграмотный слуга ждет меня с лошадьми в овраге у замка. На рассвете мы уедем, думаю, никто не должен узнать о нашем визите. Где она?

– В спальне.

– Она знает?

– Да, я сказал ей.

– И что же?

– Герцогиня умоляла пощадить ее честь, предпочитая укрыться в монастыре.

– И что ты сказал ей на это?

– Монастырь не то место, где ей надлежит быть сегодня, – ответил герцог.

– Тверда твоя воля, – усмехнулся король.

  Герцог Тревор усмехнулся и, достав из кармана ключ, протянул его королю: – Дорога к спальне вся из лепестков роз. Я буду здесь, – герцог открыл наугад одну из ближайших дверей. – Вот только вино прихвачу из обеденной залы. Сегодня все-таки день моей свадьбы.

  Отворив дверь ключом, король шагнул в спальню, и увидел герцогиню, стоявшую на коленях и молившуюся рядом с широкой кроватью, украшенной гирляндами живых цветов. Он обернулся к двери, запер ее, а затем вновь повернулся к своей избраннице, иронично заметив:

– Не соблаговолите ли подняться с колен, чтобы засвидетельствовать нижайшее почтение своему королю, герцогиня?

  Плечи герцогини под тонким покровом кружевного свадебного платья напряглись. Тяжело вздохнув, она медленно поднялась, обернулась к нему и, присев в низком поклоне, склонила голову с высокой, красиво уложенной прической из ее роскошных, густых волос.

– Приветствую Вас, мой государь, – тихим голосом проговорила она. В глазах ее блестели слезы.

  Король шагнул к ней и порывисто обнял:

– Алина, не плачь… никто об этом не узнает, клянусь. Твой супруг будет тебе покорен, все будет так, как ты пожелаешь… Никто не посмеет даже намеком оскорбить тебя… Помнишь, ты говорила о землях для горного монастыря, я пожертвую их, даже больше, чем они просили… и дам деньги и земли на создание новых там, где ты только скажешь…

  Она стояла в его объятиях, даже не делая попыток вырваться, лишь слезы струились по ее щекам и драгоценными брильянтами сверкали в широко распахнутых синих глазах.

– Прошу тебя, не плачь, – повторил король, нежным движением вытирая слезы с ее лица. – О чем ты плачешь?

– О душе, которую потеряла, – то ли проговорила, то ли выдохнула она с таким чувством, что король испуганно разжал руки.

– Что ты говоришь? Как ты можешь так говорить?

– Вы растоптали ее вместе с герцогом в прах… смешали с грязью… ее больше нет… И сейчас здесь лишь тело, которое полностью в Вашей власти. Берите его и владейте им. Оно больше не нужно мне. Ведь Вы для этого пришли? Время быстротечно, а ночь коротка. У Вас не так много времени до рассвета… скоро это тело, что так привлекает Вас, потеряет всякую привлекательность…

– Алина, что за речи?

– Я говорю: поторопитесь, государь… у Вас осталось совсем мало времени… тело без души не может жить и умирает.

– Алина, что ты задумала? – король легонько тряхнул ее за плечи, воскликнув: – Я не позволю тебе умереть!

– Есть тот, кто выше земной власти, мой государь…

– Почему в мыслях твоих, что он позволит тебе то?

– Я знаю… поэтому и говорю "поторопитесь", – герцогиня сказала это очень тихо, но так уверенно, что у короля перехватило дыхание. – Вы можете сейчас мне не верить… но обязательно поверите на рассвете… Я знаю, что умру на Ваших руках, и моя смерть будет для Вас шагом к ВЕРЕ… Завтра на рассвете, оплакивая меня, Вы уверуете в Него… Ваша жизнь будет нелегка, а путь будет путем страданий… но это будет путь к Нему, так как лишь Он сможет утешить Вас…

– Я не трону тебя… не трону… Только не умирай! – прошептал король, нежно коснувшись пальцами ее щеки.

– Как я могу? То не в моей власти, – печально покачала головой она. – Пусть свершится то, что должно…

– А если не свершится? – с легкой улыбкой спросил король.

– На все воля Божья… – она вновь качнула головой и повторила, – на все чистая, святая Воля Его.

  В ее словах слышалась печаль, понимание своей участи и готовность кротко принять ее. Король отстранился и потрясенно смотрел на нее. А потом, словно внезапно решившись на что-то, заговорил:

– Алина, я верю во все, что ты сказала, и готов следовать тем путем к Господу, который он укажет мне.

  Он молитвенно сложил руки и повернулся к распятию:

– Господи, не отнимай у меня этот светоч, который указал мне путь к Тебе… Я не посягну на ее честь, постараюсь беречь ее и следовать ее советам… Она нужна мне, Господи! Не отнимай ее у меня. Лишь она способна провести меня по тому пути, что Ты уготовал мне. Не лишай меня ее света, чтоб я не сбился с пути истинного.

– Вы действительно этого хотите? Хотите встать на путь истины и готовы идти этим путем? – герцогиня удивленно распахнула свои большие глаза, чуть склонив голову набок, и продолжила: – Тогда я просто счастлива, мой государь… Счастлива, чтобы ни случилось со мною в дальнейшем… – на ее лице появилась очаровательная улыбка.

– Алина, когда ты так улыбаешься, я готов сделать для тебя что угодно…

– Так сделайте… сделайте, что обещали. Пожертвуйте земли горному монастырю, – ее улыбка стала еще шире.

– Хорошо, обещаю, – кивнул король и, взяв ее руку, поднес к губам, – а я могу в свою очередь попросить тебя?

– Конечно.

– Я хочу, чтобы между нами установились душевно близкие отношения… Я хочу найти путь к Богу, и ты должна мне в этом помочь.

– Я постараюсь, мой государь…

– Алина, я был бы очень признателен тебе, если бы ты, хотя бы изредка называла меня по имени – Артур, я ведь твой двоюродный брат… Твоя мать была сестрой моего отца. Ты сможешь? Или боишься, что после этого все посчитают тебя моей новой фавориткой?

– Меня не занимает людская молва, если я честна перед Богом. Я буду к Вам обращаться так, как Вы пожелаете, Артур.

– Благодарю тебя, моя драгоценная кузина, – он снова нежно и почтительно поцеловал ее руку. – Но если тебе действительно все равно, что о тебе думают другие, пусть тогда твой супруг будет уверен в том, что я получил желаемое.

– Хорошо, пусть так, – согласно прошептала она.

  Король улыбнулся:

– А теперь прошу, расскажи мне о Боге. Не о том, о ком говорят священнослужители, а о том, который в твоем сердце. И еще о том, кто открыл тебе путь к нему. Я знаю, ты долгое время провела в горном монастыре… Расскажи. До рассвета еще много времени.

  Она чуть обернулась к нему и, заглянув в глаза, мелодичным и чарующим голосом заговорила.