– Единожды отрекшийся да никогда не будет принят обратно. Он не прощен и никогда не получит прощения. Он – зло, разрушившее мою жизнь, он – подручный дьявола, открывший мне путь в Темные Коридоры. Из-за него я истекаю кровью.

– Прекрати! – вскрикнула мама. – Ты меня пугаешь.

– Извини. Я просто хотела сказать, что не хочу его видеть и вообще знать. Что было, то прошло. Ничего не будет. Ни при каких обстоятельствах. Пусть забудет обо мне. Меня не существует. Счастливого тебе пути, куда бы тебя ни занесло, – попрощалась я и вышла из номера.

На первом этаже в небольшом ресторане сидел мой новый отец. Он усиленно поглощал вино. Я улыбнулась ему и помахала рукой. Он вымученно улыбнулся и ответил тем же.

Я выходила на улицу разбитая, опустошенная, со все еще сотрясающейся землей кладбища и настойчивым желанием заплакать, чтобы хоть немного уменьшить боль. Просто поразительно, какую власть имеет над человеком его прошлое, даже если он все давно решил, похоронил и почти забыл.

И вот тут произошло невероятное. Я увидела тебя. Ты шел по улице в распахнутом пальто, низко опустив голову и явно о чем-то размышляя.

Холодный ветер ударил мне в лицо, когда я сорвалась с места и бросилась к тебе. Былые боль, отчаяние и безысходность мигом преобразились в ворох радостных чувств, вызванных одним твоим видом. Ты поднял на меня удивленный взгляд; я, ни о чем не думая, налетела на тебя, чуть не сбив с ног, обняла, прижалась к тебе, уткнувшись в твой сине-серый свитер и в диком упоении вдыхая слабый запах одеколона, свежести и почему-то корицы. Руки мои сжимались все крепче по мере того, как охватывал страх, что ты оттолкнешь меня. Пожалуйста, думала я, умоляю, не делай этого сейчас. Позволь хотя бы минуту, хотя бы секунду постоять так.

Помедлив, ты приобнял меня одной рукой, другой осторожно провел по моим волосам. От нахлынувшего счастья у меня закружилась голова, и я испуганно поняла – ты нужен мне. Отныне и навсегда. Нужен! Только ты, и никто другой.

Ты склонился и прошептал мне на ухо:

– Ничего. Мне тоже бывает грустно.

Ты принял это за порыв отчаяния, и так оно и было, но мельтешило за этим и нечто другое. Не надо врать, что не понял этого в тот же момент. Ты понял, просто тоже испугался и боялся ошибиться, ни в чем не был уверен, не знал, что делать. Я понимала твои чувства, поэтому отпустила тебя и отступила на шаг, немного виновато улыбнулась.

– Извини, – сказал ты, ответив точь-в-точь такой же улыбкой. – Мне нужно идти. У нас тут дело… С моими родителями.

А мне и в голову не пришло, что степенно следующая за тобой пожилая пара – это твои родители. Они выглядели очень старыми, оба с совершенно седыми волосами, морщинистой кожей, выцветшими глазами, но симпатичные. Серебристые пряди волос тщательно уложены, старомодная одежда будто с иголочки – так могли быть одеты работники солидной фирмы лет тридцать назад.

Они ничуть не были смущены устроенной мной сценой и не разозлились. Наоборот, тут же вынесли суждение.

– Какая хорошая девушка! – проговорил твой отец.

– Какая хорошая! – вторила ему твоя мать.

Ты бросил странный взгляд сначала на них, потом на меня, повернулся и пошел вперед. Твои родители засеменили следом. Я шагала с ними вровень.

– Какая хорошая девушка! – снова сказал твой отец.

– Очень! – подтвердила твоя мать. – Он сказал, что ему нужно идти, но она не хочет его бросать, поэтому все равно пошла.

– Но не рядом с ним, чтобы не мешать, – подхватил твой отец.

– Какая хорошая девушка! – закивала твоя мать и обратилась ко мне: – Ты, наверное, Птицелов. Сын нам рассказывал.

– Это правда, что ты умеешь говорить с птицами? – поинтересовался твой отец.

– Умею, – кивнула я.

– Птицы наверняка видели нашу дочь – ты спроси у них, – предложил твой отец. – Она постоянно ходит повсюду, собирает ключи. Сколько у нее уже этих ключей! Но она все ищет и ищет, все собирает и собирает. Мы не забываем об этом и стараемся делать ей подарки. Ну, знаешь, если увидим где-то ключи. Это очень важно для нашей семьи.

Я достала из сумки связку ключей от квартиры и протянула им.

– Хотите взять мои?

– А можно? – всплеснула руками твоя мать, жадно и одновременно с надеждой смотря на связку.

– Конечно, если для вас это так важно, – кивнула я.

– Какая хорошая девушка!

Твой отец взял ключи, благоговейно спрятал их в карман пиджака и окликнул тебя по имени.

– Ты обязательно должен познакомить эту девушку с сестрой!

– Хорошо, познакомлю, – отозвался ты.

– Познакомь прямо сейчас! – наказала твоя мать. – А мы, пожалуй, сейчас пойдем домой, оставим ключи в ее комнате. Вернется – обрадуется.

Твои родители попрощались и медленно двинулись в обратном направлении. Ты улыбнулся мне.

– Как попадешь домой?

– Валькирия дома, – пожала плечами я.

Ты внимательно посмотрел на меня, совсем как тогда, когда я пила кофе в кафе, потом вздохнул и сказал:

– Ну хорошо, пойдем.

– Если тебе не хочется знакомить меня с сестрой, можем просто погулять, – предложила я. – Я совсем не настаиваю, и мне даже как-то неловко.

– Ладно. Прокатимся на машине? Родители терпеть этого не могут и всегда ездят на автобусе. Это ужасно утомляет.

Я ничего не имела против. Мы свернули в ближайший двор и сели в твою машину, памятную распитием напитка из древнегреческих букв. Оказывается, ты жил поблизости. Я перехватила тебя и твоих родителей в самом начале вашего путешествия.

Ты повез нас куда-то, и я спросила, где сейчас Ангел Божий.

– Кто? – рассеянно спросил ты. – А-а… В церкви, наверное. Ты хочешь с ним увидеться?

– У меня есть вопросы о его начальнике, и мне кажется, он может кое-что прояснить, – объяснила я свой интерес.

Ты усмехнулся и сказал, что как-нибудь устроишь нам встречу.

Но от меня не укрылась твоя мрачность и погруженность в себя. Тебе явно не нравилась наша поездка, и когда мы приехали, меня затошнило от ужаса. Неужели ты узнал мой секрет?

Машина затормозила у фигурных ворот кладбища.

– Выходи, – сказал ты тоном, не терпящим возражений.

Я вышла, ты тоже. Но ты был холоден и уверен в себе, а у меня от страха дрожали ноги. Как, думала я, как ты мог узнать? Впрочем, быть может, это давно было достоянием гласности, а я просто не в курсе? В то время вокруг меня постоянно мельтешили люди, задавали какие-то вопросы, пытались растормошить, фотографировали, вписывали что-то в пугающего вида блокноты с эмблемами на обложках. Не просто же так они это делали.

Ты повел меня по центральной дороге мимо могил тех, у чьих родственников было достаточно денег, чтобы выкупить землю поближе ко входу и поставить высокий памятник с красивой оградкой, положить у него немалых размеров венки и букеты. Потом мы начали сворачивать на узкие тропинки и пошли мимо пристанищ поскромнее, и хотя я понятия не имела, где нашли последний покой останки моего преступления, чем дальше мы заходили, тем хуже мне становилось.

Пытаясь ни о чем не думать, я с преувеличенным вниманием скользила взглядом по надгробиям. Чем дальше мы уходили, тем непрезентабельней они становились. Иногда из-под жесткой корки слипшегося снега выглядывал лишь каменный скол. Но порой попадались полузаброшенные и совсем оставленные трогательные памятники: там у могильной плиты замер херувим с крестом в пухлых ручках, здесь на плите притулился барашек, спустив сонную мордочку к поржавевшей табличке с именем. И хоть они выглядели оставленными, все же вызывали более проникновенные чувства, чем выхолощенные мраморные прямоугольники. Фигурка, заставляющая подняться теплоту в душе случайного прохожего, – милый знак внимания на долгие годы, тогда как цветам через совсем короткое время предстоит стать прахом. Уйдут все, кто знал тебя, и вокруг плиты образуется запустение; а могилу того малыша вечно отогревает своим каменным телом спящий барашек. Впрочем, он, наверное, тоже мертвый. Но чем мертвый барашек не пара мертвому ребенку? Живые должны думать о живых, мертвые – играть с мертвыми.

Последнюю мысль я высказала вслух. Ты оглянулся и сказал удрученно:

– Это верно, но мертвым нужна поддержка живых или почти живых… Ведь живым нужна поддержка мертвых. Многие думают об умерших и черпают силы в этих мыслях. Что встретятся там. Или что кто-то близкий наблюдает за ними. Что ради умершего они должны жить дальше. А мертвым иногда нужна помощь живых.

– У меня накопилось много вопросов к Ангелу, – сказала я. – Ведь Иисус завещал предоставить мертвым погребать своих мертвецов.

– Завещать-то завещал… – пробормотал ты.

Я невольно замедлила шаг. Мы вышли на развилку. На этом перепутье возвышался высокий памятник. Каменный ангел в два человеческих роста, если не больше, готов был распростереть крылья и опустить руку с карающим мечом. Другая его рука чуть приподнялась в предупреждающем жесте. Высеченное из белого камня лицо поражало своей красотой и суровостью. Казалось, это создание спустилось прямиком с небес. Или ненадолго покинуло свой вечный пост у Эдема, дабы вместо райского сада охранить от неугодных дальнейшие территории кладбища.

Ноги сами принесли меня к подножию памятника, прямиком под меч. Если бы ангел опустил его, снес бы мне голову, но он не стал. Может, призадумался о чем-то, а может, ему понравился мой поклон.

– Защитник! – с чувством проговорила я, выпрямляясь.

– Да. – Ты остался очень доволен моим действием – я тогда еще не знала, почему. – Теперь можем проходить, – пригласил ты, словно ангел одобрительно кивнул тебе.

Прежде чем отступить, я невольно подняла глаза, и мой взгляд уперся прямо в лицо ангелу. Чудеса, но он походил на твоего Ангела Божьего. Только – парадокс! – у статуи лицо казалось более одушевленным.

Мы свернули налево, углубились в по-зимнему голый лесок – среди деревьев тоже было достаточно могил, но совсем неухоженных, – а выйдя из него, снова заплутали по дорожкам. В начале кладбища царила затхлая тишина, но здесь щебетали птицы, со свистом проносился ветер. Природа прокралась в эту часть города мертвых и нарушила здешнее безмолвие, с тем чтобы когда-нибудь полностью прибрать ее к себе. На минуту мне стало легче; но тут ты уверенной поступью направился к ряду могил у края тропинки, и у меня снова голова закружилась от ужаса.

– Вот.

Ты остановился у небольшого прямоугольного надгробия. Я пошатнулась… Чтобы скрыть это от тебя и продемонстрировать мнимое самообладание, я присела, якобы изучить плиту. Глаза поневоле уперлись в портрет светловолосой девчушки.

– Это Лилия. – Твой голос донесся до меня сквозь шум и пульсацию в ушах.

– Лилия, – повторила я онемевшими губами.

Это простое слово разрушило заклинание. Мне сразу стало легче. В голове прояснилось, шум исчез, биение сердца снова перешло в нормальный темп. Лилия! Прекрасное, такое знакомое и одновременно незнакомое имя! Чистота и праведность, жизнь и смерть, вселенский покой и знамя войны, раскаяние и надежда – не перечислить всех его значений! Символ ночи, олицетворение света, предвестник славы, божественное тройное величие… Истинно троеградский цветок, истинно троеградское имя! Именно этот поток призрачных понятий, окружающих древнее как мир имя, привлек меня в свое время, и именно так мне непременно хотелось наречь безымянную душу, если мне будет дано такое право.

Интересно, а о чем думал тот, кто давал имя этой девочке? Не по годам угрюмая, она выглядела так, словно в момент перед щелчком фотоаппарата уже знала, что сделанное фото пойдет на ее собственное надгробие и прекрасное чистое имя, вырезанное в камне, навеки обретет околосмертный смысл. Ничего хорошего в этом нет, особенно если тебе, как гласили даты, всего семь лет.

Я улыбнулась угрюмому личику, обрамленному светлыми кудряшками. Низко радоваться в подобном месте, но я действительно была рада, что имя «Лилия» переместилось от знакомых смыслов к незнакомому. Как хорошо, когда тревоги оказываются излишними!

– Это моя сестра, – сказал ты.

Я выпрямилась. Поскольку тревога отхлынула, я снова обрела способность подмечать элементы реального мира. Мне послышался шорох за спиной, словно кто-то, прячась среди деревьев, тихонько подглядывал за нами.

– Просто ветер, – объяснил ты так громко, что я вздрогнула, а деревья сердито зашелестели с удвоенной силой и неожиданно затихли. Должно быть, невидимый соглядатай счел за лучшее ретироваться.

Мы с тобой медленно двинулись в обратном направлении. По пути ты рассказывал свою невеселую историю.

– На самом деле эта могила пустая. Лилия была на два года старше меня. Она была одержима ключами и часто надолго уходила из дома – искала ключи. Я не очень хорошо ее помню, но то, что помню, связано именно с ними. Однажды на улице я нашел ключ. Она буквально вырвала его у меня из рук, внимательно рассмотрела, вздохнула так тяжело и сказала: «Это не тот, но я все равно оставлю его себе». Тогда я спросил у нее, зачем ей нужны все эти ключи и не надоело ли ей постоянно их искать, а потом еще и до бесконечности перебирать в своей комнате. Ты просто не представляешь, как выглядела тогда – да и сейчас – ее комната! Куча коробок – металлических, картонных, деревянных, из-под конфет, обуви, игрушек, – каждая доверху полна ключами. Ключи в вазах, ящиках комода, подставках для карандашей. На ручках шкафов навешаны связки с ключами. Ключи повсюду. Не знаю, как она умудрилась столько достать. Но она очень надолго уходила из дома. Было дело, ее приводили взрослые, натыкающиеся на нее и удивляющиеся, что ребенок ходит один. Ей было всего пять лет, когда ее приволокли с другого конца города. Как она туда добралась – неизвестно. Но она всегда возвращалась, пусть и поздно, грязная, уставшая, но довольная, с кучей ключей. И немного удрученная, потому что нужного все-таки не находилось. Я даже хотел ей помочь и спрашивал, как выглядит этот самый нужный ключ. Но она ответила, что сама не знает. Осознаёт одно – она поймет, когда найдет его, обязательно поймет.

Как-то раз Лилия не вернулась. Ее долго искали, но безрезультатно. Говорили, что это не первый случай, что в городе были другие исчезновения, детей находили мертвыми… Но наши родители вели себя очень спокойно, бросали на поиски все силы, были твердо уверены, что Лилия найдется или вернется сама. Они считали, что она просто заигралась со своими ключами, и, как с ними ни бились, отказывались признавать очевидное. Но как-то раз, спустя примерно полгода после ее исчезновения, в наш почтовый ящик положили чистый конверт. Внутри был только маленький ключ, испачканный кровью. Это наконец-то вразумило родителей. Правда, ненадолго… Детоубийцу вскоре поймали. На ключе оказалась его кровь и кровь Лилии. Лилию объявили мертвой, только вот тело не обнаружили. Многих жертв нашли, но кто-то, как и Лилия, остался ненайденным. Сделали эту могилу, похоронили пустой гроб. И всего через пару месяцев траура родители стали вести себя так, как ведут сейчас. – Ты с грустной улыбкой пожал плечами. – Они делают вид, что Лилия жива, просто ищет ключи. Приходят на эту могилу и сокрушенно выдают: «Как же долго ее нет, когда же она, наконец, вернется?» Таким тоном говорят о ребенке, опаздывающем к обеду.

– Тебе, наверное, очень тяжело пришлось, – искренне посочувствовала я.

– Да. Особенно когда я был маленьким. Ведь они и со мной разговаривают так, будто Лилия жива и просто загулялась. В школе мне приходилось отвечать по этому поводу на массу неудобных вопросов. – Ты невесело засмеялся. – Прошло много времени, прежде чем я разобрался, что к чему.

Мы поравнялись с ангелом-защитником. На этот раз я просто кивнула ему. Мне показалось, что он улыбнулся в ответ, и я, сочтя это за позволение рискнуть, взяла тебя за руку. Ты скосил на меня взгляд, но не отдернул руки. Я крепко сжала твои пальцы. Не для того чтобы выразить сочувствие. Просто потому, что мне хотелось это сделать.

Ты рассказал о важной части своей жизни. Возможно, терзалась я, и мне стоит поведать о своем секрете? Но ведь это совсем другое, и кто знает, что из этого выйдет. Здесь все зависело не только от твоей реакции, но и от моей. Тот эпизод в моей памяти был подернут такой плотной пеленой, что когда людям понадобились подробности, вспомнить их мне помогала целая толпа.

Я взглянула на тебя. Ты спокойно смотрел прямо перед собой и, кажется, не ждал от меня никаких рассказов. И второй раз я вздохнула с облегчением.

Тогда я просто еще не догадывалась, что то, что ты рассказал мне о своей сестре, отнюдь не было секретом. Еще не пришло время делиться сокровенным… Несмотря на то что в тот же вечер я сделала решительный шаг.

Мы подошли к машине. Ты хотел высвободить руку, чтобы открыть дверцу, но я не отпустила. Ты посмотрел на меня несколько растерянно и немного испуганно. Наверняка уже прочел в моих мыслях то, что я хотела сказать, и сомневался, и не верил, что все происходит так быстро, не хотел верить, не знал, стоит ли.

– Не хочу, чтобы ты меня отпускал. – Я посмотрела тебе в глаза.

Ты слабо улыбнулся.

– Придется, если только мы не пойдем пешком.

– Я не об этом. Не хочу, чтобы ты меня отпускал, – повторила я и почувствовала, как спирает дыхание. Я изо всех сил сжала твою руку в своей. – Я сегодня поняла. Это не минутное расстройство. Ты мне нужен. Я хочу тебя.

Ты посерьезнел и пристально, сурово посмотрел на меня. Почти так же сурово, как ангел-защитник на кладбищенской развилке. Но и задумчиво тоже. Ты пытался оценить, что происходит и как такое вообще может случиться. Гиблое дело! На то они и чувства, чтобы не поддаваться рассуждениям и оценкам.

– Наше обещание, – сказал ты.

– Это ему не повредит. – Я уверенно тряхнула головой. – Даже наоборот. Мы пообещали, что у нас будет все, кроме самого главного. Если будет это – почему ты подумал, что будет главное? Не будет. Я просто хочу тебя, вот и все. Ты, наверное, тоже хочешь, – предположила я с уверенностью человека, который взирает на статистику вида «девяносто девять к одному» и, говоря о девяносто девяти, добавляет «наверное» только в священную память об утверждении, что абсолютной истины не существует.

– Наверное, ты права, – задумчиво проговорил ты.

Я не поняла, сказал ли ты «наверное» намеренно, чтобы подразнить меня, или случайно. И пока мы ехали, всеми силами старалась заставить себя ни о чем не думать. Ты, словно специально, не спешил выходить из своей задумчивости и молчал.

Мы миновали двор, из которого начали свое маленькое путешествие к кладбищу, проехали гостиницу, где наверняка все еще приходил в себя после нашей беседы мой новый отец, прокатили через улицу и остановились у многоэтажного дома.

– Я здесь живу, – пояснил ты.

Ты проводил меня в свою крохотную однокомнатную квартирку, сплошь заваленную грудами вещей первой и второй необходимости. То, что подпадало под категории третьей и четвертой, находилось у основания этих гор и практически не замечалось. Это великолепие перемежалось башнями из книг. Я никогда не видела столько книжек – может, только в библиотеке, но когда они аккуратно расставлены на полках стеллажей, их количество как-то теряется.

Мне сразу понравилось у тебя: эти столпы создавали своеобразный уют и заодно чувство защищенности от внешнего мира. Правда, передвигаться между ними было не так просто, но, ступая друг за другом, мы все же смогли добраться до аккуратно застеленной кровати, на которой, к счастью, сторонних предметов не обнаружилось.