Хоть магия и представляет собой обязательный атрибут любого фэнтези-мира, однако же не всякий автор подробно излагает принципы её действия и делает основой данного миропорядка. Например, Роулинг, как ни странно, этим не озаботилась. При том, что в её книгах чётко разделяются магическое и немагическое сообщества, основное преимущество первого состоит в умении управлять простыми физическими законами. Не помню, к сожалению, точную цитату из лекции Дмитрия Быкова, но он высказался в том смысле, что Роулинг изображает магию как практический инструмент или технологию, сравнимую по роли, скажем, с магловской электроникой, не зря так восхищающей мистера Уизли. Никакой особой миссии или философской нагрузки магический талант в сущности не несёт, и закрытый мир волшебников в точности отражает социальную проблематику мира маглов.
В некоторой степени заменившая мне в детстве маму Ро Диана Дуэйн предлагает юным волшебникам гораздо более сложную роль и задачу: «Главное в чародействе - умение управлять составными частями мира, будь то камень или дерево. Умело употребленное слово, убедительный тон, убежденный разум – вот основные инструменты Волшебника. С их помощью Колдун в состоянии остановить волну, возродить к жизни сухое дерево, замедлить или ускорить его рост, заморозить огонь, зажечь лед, даже ЗАМЕДЛИТЬ СМЕРТЬ ВСЕЛЕННОЙ». Её герои строят сложные диаграммы, замыкают пространство в ленту Мёбиуса, превращаются в китов и улетают в космос, противостоя ужасной Одинокой Силе, Поглотителю Звёзд, другими словами – самой смерти. «Попытаться остановить ее или повернуть вспять так же бесполезно, как не замечать того, что она есть. Но Колдуны умеют обуздывать ее. На то они и существуют. Дело Волшебников — сохранять энергию, не давать ей истощаться. На простейшем уровне это такие, казалось бы, не Волшебные действия, как соблюдение самых простых житейских правил: «Уходя, гасите свет», «Не сорите», «Не теряйте времени по пустякам», «Не откладывайте на завтра то, что можно сделать сегодня» и еще много чего другого…» Избранность волшебника среди людей у Дианы Дуэйн определяется чрезвычайно лестным для членов ЛайвЛиба признаком особой склонности к чтению и языкам, ибо «что может быть точно описано, может быть и СОХРАНЕНО». Онтология магии у Дуэйн местами запутанна и непоследовательна, но достаточно оригинальна и по мере развития серии сочетает элементы современной американской реальности с родной для автора ирландской мифологией.
Нечто общее в «филологической» трактовке Дуэйн есть с идеями Урсулы ле Гуин – по определению Анджея Сапковского, подобная тенденция вообще принадлежит почти исключительно «домену авторов-женщин». Ле Гуин предлагает в образе Земноморья глубокую аллегорию одиночества и замкнутости людей, утративших самих себя, скрывающих свои истинные имена. Посвящение (инициация) волшебника выражается в достижении умения расшифровать укрытое истинное имя человека либо вещи и тем самым получить власть над душой или материей.
Своего рода совмещённое изображение вариантов функционирования магии есть у Терри Пратчетта. В его Плоском мире женская магическая наука – головология, некая смесь психологии, педагогики и традиционных женских домашних обязанностей, носящая в основном практическую направленность, а мужчины погрязают в научных способах переустройства мира (гимметрии). Эти взаимодополняющие ипостаси сводятся к замечательному заключению: «если магия даёт человеку то, что он хочет, в отсутствие магии он получает то, что ему нужно».
«Маг, который не маг» – ключевая фраза книги Дяченко. Руал Ильмарранен, лишённый магической силы (жестоко наказанный, даже слишком жестоко, за «предательство», а в сущности, за мальчишество), тоскует не только об утраченной способности превращаться в птицу или рыбу, но и о былой власти над умами простых смертных. Когда-то он был молод, хорош собой, талантлив и обаятелен, мгновенно становился центром внимания, и встречу с ним трудно было забыть. Теперь же, став тенью себя прежнего, Марран пользуется уже не магическими, а психологическими приёмами воздействия, которые зачастую имеют сопоставимый эффект, а иные медицинские операции для непосвящённых вполне сойдут за чудо. Тут, конечно, играет роль профессиональная направленность автора (психиатр), и вместе с тем встаёт вопрос, насколько мага делает дар и насколько – уверенность в себе и общественное мнение. Немногочисленные маги и толпа обывателей в «Привратнике» противопоставлены резко и безжалостно – как к герою, так и к читателю, которому приходится отождествить себя с теми, «кто в один прекрасный день обязательно захочет полюбоваться казнью… не возражай, обязательно захочет». Среди немагического населения практически нет сочувствующих Маррану – на него либо смотрят снизу вверх в надежде на спасение, либо бьют и унижают, когда раскрывается обман. Эти люди глупы, тщеславны, трусливы, необразованны почти без исключений. Вообще по тексту не очень понятно, в каких, так сказать, социально-экономических отношениях находятся маги с остальной частью общества, в чём состоит их функция – кроме спасения мира, конечно. А мир не прописан подробно – вероятно, для авторской задачи это не так существенно; они рассматривают под большим увеличением, как человек собирает себя по кусочкам, как буквально заново учится ходить, пытается помочь другим, не успев ещё закрепить собственную маску. От такой судьбы никто не застрахован, равно как и от искушения отомстить обидчикам, что, конечно, всегда оборачивается против тебя самого.
Что такое Третья Сила, подстрекающая Маррана на эту месть, сулящая мировое господство, а на деле желающая сделать героя своим рабом, опять же не вполне ясно, но приход её обрисован с большим пафосом. В аудиоверсии жуткие пророчества о содранной с неба коже, петле из тумана на шее и воде, загустевшей, как чёрная кровь, звучат совершенно душераздирающе. Возможно, прослушивание во время 15-часового ночного рейса в междугороднем автобусе ещё усилило эффект – так или иначе, дослушать до кульминации я не рискнула и дочитала книгу уже дома с ридера. Что касается сюжетной роли Третьей Силы, то это, очевидно, вполне традиционное испытание героя вселенским злом. Хотя проникнуть в мир она может только при уникальных обстоятельствах, которые, должно быть, караулила не первый век, сам её образ лишён всякой конкретики и, следовательно, оригинальности. (Остальные две Силы в качестве сторон конфликта, именно как силы, не представлены вообще, так что сопоставительный метод не проходит.) Оригинальным можно признать ракурс, необычное для фэнтези сосредоточение на внутренней жизни героя. С событийной точки зрения «Привратник» как следует не выстроен – road-movie без определённой цели, притом что отдельные эпизоды довольно ярки и относительно закончены. Здесь опять придётся упомянуть аудиоверсию, или скорее аудиоспектакль, где каждому, даже проходному персонажу постарались найти собственный голос, но, я бы сказала, не всегда удачно. Порой эта манера даже прямо противоречит только что озвученному авторскому описанию, порой она домыслена в отличную от моих ощущений сторону (если не ошибаюсь, в тексте не даны портреты Ларта и Орвина, но так или иначе мне не представляется один старикашкой, а другой ходячим зомби).
До полноценного романа «Привратник», ИМХО, не дотягивает – слишком много брошенных концов, нелогичностей, неясностей и абстрактностей. Местами он откровенно шаблонен и мелодраматичен, местами пережат, местами своеобразен, но недодуман. Спорно и само композиционное построение в виде двух параллельных линий, где одна дана от первого лица (Дамир, ученик Ларта), а вторая от третьего (Марран). Объединяет героев, пожалуй, то, что они оба не-маги (один ещё, а второй уже), оба связаны с Лартом и оба пытаются вступить во взаимодействие с Третьей Силой, но всё-таки отражение недокручено. Дебют есть дебют – в жанре этакого «психологического фэнтези». Что авторам удаётся и, судя по моему неглубокому пока ещё с ними знакомству, станет узнаваемой чертой – визуальность текста, прямо-таки вспыхивающие в голове картины, что и характерно для писателей со сценарным образованием :) особенно в последней части противоборства Маррана с Третьей Силой, где бег кадров ускоряется, теряя связность, и апеллирует напрямую к ассоциациям и чувственным впечатлениям. Цикл о Скитальцах пока отложу и вернусь к сборнику повестей Уехал славный рыцарь мой , на мой взгляд, более комплиментарному для авторов.