Глава четвертая

* * *

– …Первое, о чем я вас попрошу – мужество и спокойствие. Все мы смертны, а судьба время от времени оборачивается самыми неприглядными своими гранями… Никто не знает, что будет с ним завтра, а потому расслабьтесь и живите сегодняшним днем…

Ирена глубоко вздохнула.

Здесь пахло жильем. После тюрьмы, после суда, после камеры смертников – прямо-таки курорт…

Семироль ловко – видимо, привычно – растопил камин. Но в комнате и без того было тепло. Ирена сидела на краю дивана, свесив руки между колен, равнодушно разглядывая причудливые картины на обшитых деревом стенах.

– Вы увидите – здесь гораздо лучше, чем в тюрьме. У вас будет возможность помыться и отдохнуть…

– Я хочу переодеться, – сказала она шепотом.

Тюремная роба казалась прилипшей к телу коростой. К тому же, этот въевшийся чесночный запах…

Чеснок не защитит ее. Серебряная пуля?.. Осиновый кол?..

А кстати, когда ближайшее полнолуние?!

У нее был доступ к газетам, календарям… А она не выяснила такого простого, такого важного вопроса…

– Ирена, вода в котле согрелась. Можете принять ванну, можете хоть душ… Эти тряпки, что на вас, бросьте в мусорный бачок. Там на крючке найдете халат. Банные принадлежности – само собой… Я вам совершенно доверяю – вы ведь не будете… топиться?

Последний вопрос прозвучал шуткой. Ирена выдавила ответную улыбку; ей никуда не хотелось идти. Не хотелось подниматься с дивана…

Ванная комната не уступала размерами камере смертников. И дверь, к Ирениной радости, запиралась на крючок.

Она стянула с себя робу – рывком разорвав воротник. Странно, что в ней осталось столько силы… Или на одежду смертникам идут гнилые нитки?..

Ее мысли были как донные рыбины – тяжелые и плоские.

Она смыла с себя тюрьму и суд. Все обвинения соскребла пемзой. Терла бока жесткой губкой, надеясь сбросить кожу и возродиться – как змея…

Но кожа не пожелала сниматься, и Ирена потеряла к мытью интерес. Постояла под душем, меняя температуру воды; выбралась, оставляя мокрые следы на теплом резиновом половике.

Телу было хорошо. Тело хотело есть и спать. Тело не желало думать о…

Ирена невольно прижала ладони к сонной артерии. Перевела взгляд на крючок, запирающий дверь.

Не выдержит сильного удара…

Но мысль неплохая. Минут пять крючок продержится – она успела бы…

«Я вам совершенно доверяю – вы ведь не будете… топиться?»

Посмотрим, подумала Ирена вяло.

Растерлась полотенцем. Плотно запахнула халат – ее неприятно поразило, что он пришелся впору, но одинокая мрачная мысль утонула в удовлетворенном вздохе разомлевшего тела. Нетюремная одежда. Наконец-то…

Она поколебалась, прежде чем сбросить крючок. Сбросила, нарушила кратковременную иллюзию убежища, собственной крепости…

Слышно было, как далеко внизу потрескивает в камине огонь. И невидимый Семироль насвистывает сквозь зубы – нечто из классического репертуара…

Она огляделась.

Дом большой. Крепкие ставни. Следует озаботиться теплой одеждой и надежной обувью – горы, ноябрь…

У нее есть кое-какой опыт. Пусть давний, пусть туристский – но со спичками и минимальным снаряжением она продержится в горах, наверное, с неделю… Даже в ноябре.

Она чуть заметно улыбнулась.

Двери, очевидно, запираются на семь замков – но ведь это не тюрьма! Если у нее будет время – хоть несколько дней… Кухня, кладовая, веранда…

Она улыбнулась смелее.

«Живите сегодняшним днем».

Почти свобода… Во всяком случае, иллюзия свободы. Махровый халат вместо робы смертника – и вот уже человек безудержно счастлив…

Ноги стонали от удовольствия, утопая в меховых объемистых тапках. Она думала, что приближается беззвучно – но Семироль обернулся, стоило ей показаться в дверях.

– Ага… Ну вот, другое дело. Сейчас будем ужинать… и стакан красного вина показан вам… для здоровья.

* * *

Она наелась до отвала и выпила бутылку вина.

После этого мыслям стало просторно, а телу комфортно и даже весело.

– Я прошу прощения за неуместное любопытство… Но вы когда собираетесь… меня жрать?!

– Я же упырь, а не людоед, – отозвался Семироль с нескрываемой укоризной. – Никто не собирается вас жрать, это негуманно и антиэстетично…

– Сумасшедший дом, – с чувством сказала она, откидываясь на подушки. – Анджей ненормальный.

Семироль взглянул на нее – серьезно, без улыбки.

– Могу я узнать, кто такой этот Анджей, которого вы все время поминаете?

– А это мой бывший супруг… Редкостная скотина. Моделятор всего это вашего чертового мира…

Семироль подождал продолжения, но Ирена молчала, блаженно щурясь на огонь камина, и тогда он осторожно поощрил ее откровенность:

– Да? Неужели уж такая скотина? Все бывшие жены так говорят…

– Не все, – Ирена обиделась. – Вы же сами можете судить… Это кем надо быть, чтобы смоделировать всю эту вашу… весь этот маразм?!

Семироль осторожно отхлебнул из своего бокала:

– Какой именно из маразмов?

Ирена обвела рукой вокруг себя, указывая одновременно на камин, Семироля, экзотические картины на стене и невидимые горы за окном:

– Да все это… Весь этот так называемый мир. Действительность, реальность… Которой нет и не было. Которую смоделировал Анджей… отталкиваясь от нашего нормального мира, но как же далеко он, идиот, оттолкнулся!..

Она с отвращением посмотрела на содержимое собственной тарелки. Там лежала гренка под чесночным соусом; господин Семироль, будто на что-то намекая, весь вечер предлагал ей чеснок и даже съел на ее глазах пару чесночных долек. А Ирену мутило от чесночного запаха – вероятно, она возненавидит его до конца жизни…

Кстати, неизвестно, когда он наступит. Может, завтра…

– Ну подумайте, Ян, – пробормотала она, устало прикрывая глаза. – Разве может считаться нормальным мир… Ну ладно, МОДЕЛЬ… Где невинного человека приговаривают к смерти за совершенно чудовищные преступления! Которых он в жизни не мог совершить – по целому ряду причин… Во-первых потому, что он ненавидит насилие. Во-вторых потому, что его не было не то что в этой стране – в этом МИРЕ, потому что эти десять месяцев, о которых все вы мне уши прожужжали… Я была у себя! В нормальном, оригинальном мире! Вне МОДЕЛИ, поймите… Я не могла совершить всех этих ужасов, за которые вы меня собираетесь…

Она поставила бокал на край стола – так экспрессивно, что отвалилась тонкая стеклянная ножка.

– Вы не порезались?

Она посмотрела на одинокую красную каплю, ползущую по пальцу.

Быстро взглянула на Семироля. Спрятала палец под мышку:

– Не-е-ет… Это моя кровь. Нечего. Не отдам.

Семироль отвел взгляд:

– Да вы не беспокойтесь…

Ирена криво улыбнулась:

– Я не беспокоюсь… Это ВАМ надо беспокоиться. Потому что когда у господина Петера кончится энергия – а она уже кончается – весь этот… вся МОДЕЛЬ схлопнется, как чемодан. Вместе с красивенькими горами, придурковатым правосудием и вампирами… Кстати, вы в курсе, что вампиров в нормальном мире не бывает? Это выверты извращенной фантазии. Сколько я пересмотрела… про ваших собратьев… пересмотрела киношек, и некоторые весьма интересные… и чего там только… Но ТАКОГО! Нет, это только Анджей способен… Продавать смертников вампирам на съедение – это же… или он бездарный моделятор, или скотина. Или у него бред…

Семироль уже сидел рядом, на диване. Брови его болезненно сошлись над переносицей:

– Ирена… Вы знаете, мне кажется, это у вас бред. Раньше такое бывало? Нет?

– Нет, – сообщила Ирена, всхлипнув. – Я уравно…вешенный спокойный человек… Какого пса я поддалась на эту провокацию?! Полезла в чертову МОДЕЛЬ, как лисица в омут, купилась… Дешевая авантюра… Из-за Анджея. Из-за него.

– Только не волнуйтесь. Ладно? Если это реактивный психоз… Это бывает. Не волнуйтесь. Спокойно. Да?

– Да, – сказала Ирена, закрывая глаза. – Я совершенно спокойна… И мне давно уже на все плевать.

* * *

Она проснулась в темноте.

Полежала, не меняя позы – на спине, с вытянутыми вдоль тела руками.

С трудом согнула затекшие ноги. Одеяла не было.

Холод… Сырость…

Темень. Едва ощутимый запах плесени.

Провела ладонями по лицу, груди, животу. Попыталась раскинуть руки шире – и уперлась в деревянные стенки.

Дернулась. Покрылась холодным потом. Рывком села.

Она сидела в длинном ящике, суживающемся в ногах. В гробу; она не закричала только потому, что на время потеряла голос.

Рывок…

Гроб соскользнул с возвышения и загрохотал, ударившись о каменный пол. Ирена упала вместе с ним; шипя от боли, выползла из расколовшейся домовины, споткнулась о подвернувшуюся крышку, упала опять…

Неподалеку сухо стукнуло дерево. Как будто распахнулась снабженная пружиной шкатулка.

Ирена метнулась. Помещение было крохотное, и ни одна из четырех стен, одинаково сырых и холодных, не содержала ни намека на дверь.

Ирена забилась в угол.

Ее гроб, разбитый, потерявший атласную подушечку, валялся теперь возле опустевшего постамента. Зато другой, на соседнем постаменте, медленно открывался…

Легла на полированный край белая рука с длинными холеными пальцами.

Крышка откинулась полностью, превратив гроб в подобие раскрытого скрипичного футляра.

То, что находилось в его бархатных недрах, неспешно приподнялось.

– Перфое, о чем я фас попрошу – мужестфо и фпокойстфие, – негромко сказал господин адвокат Семироль. Ему тяжело было говорить – белые клыки лежали на нижней губе, а острия их находились на уровне подбородка.

– Расслафьтефь и жифите фегоднфним днем…

Через бортик гроба перекинулась нога в сверкающем штиблете.

– А-а-а!!!

Ирена кричала, сбивая комом простыни.

За окном проступали, чуть обозначенные рассветом, силуэты гор.

Одеяло в чистом пододеяльнике валялось на полу. На Ирене была ночная сорочка до пят; с трудом заставив себя замолчать, она села на кровати, подобрала колени к подбородку.

Маленькая аккуратная комната. Открытые ставни. Теплый радиатор с красным глазком. Высокий графин на ночном столике. Вода…

Жажда; Ирена провела языком по сухим губам.

– Ой…

Капли падали ей на грудь и терялись в складках ночной сорочки.

Силуэты гор становились все более явными, обретали краски.

Совсем как на той турбазе, где они с Анджеем…

– О-ой…

Она подобрала одеяло и укрылась с головой – желая отгородиться и от кошмаров, и от воспоминаний, и от назойливых гор.

* * *

– Вчера вы слишком много выпили, Ирена…

Она тяжело вздохнула.

– …но вчера вам необходимо было расслабиться. Да?

Она поморщилась. Утро оказалось подернутым легкой дымкой дурноты.

– …Глядя на вас, трудно предположить, что вы отличаетесь повышенной тягой к спиртному… Прежде, думаю, с вами такого не случалось. Я прав?

– Какая разница, – сказала она раздраженно. – Да будь я трижды алкоголичка… Вы расписались в том, что прикончите меня в течение трех месяцев. Ну так не тяните удовольствие! Или это новое развлечение – пытать ни в чем не повинного человека ожиданием смерти?!

Семироль пожал плечами:

– Если так рассуждать, Ирена… Вся наша жизнь есть ожидание смерти. Так что же, душить младенцев прежде, чем они это осознают?

Она не стала возражать. Осторожно пристроила на спинке кресла больную, тяжелую голову.

…Она не спала с рассвета. Из окна ее спальни открывался неплохой вид на дорогу за воротами, на какие-то постройки, которые она приняла за гаражи; в комнате нашлось как минимум два тяжелых предмета, годящихся для выбивания окна. А чтобы избежать шума – можно предварительно приклеить к стеклу полосы из разорванной наволочки… Ирена часто дышала, борясь с головокружением, а в мозгу ворочалась тем временем первая фраза из нарождающейся повести: «…Холодный воздух обжигал. По веревке из разорванных простыней она спустилась в снег… Сугробами, пригибаясь, подныривая под окнами… добралась до гаража, туда, где висел на скобах массивный разомкнутый замок. Дорога была свободна…»

Она мрачно улыбнулась; ее улыбка не укрылась от глаз Семироля.

– Ирена, я еще вчера хотел сказать… Бежать отсюда совершенно невозможно, отсюда еще никто никуда не убежал. Знаю, вы не поверите мне на слово, будете пытаться… И каждая такая попытка принесет вам новое разочарование и, возможно, травмы, увечья. Давайте договоримся, что вы не будете подвергать свое здоровье таким испытаниям. Ладно?

«Дорога была свободна…»

Ирена тупо смотрела в стену прямо перед собой. На стильной модернистской картине изображена была женщина с иссиня-бледным, изломанным лицом. В темном проломе окна за ее спиной висела желтая жизнерадостная луна.