Цитаты из книг автора «Марина и Сергей Дяченко»

специализация… Все глаголы исключительно ценны, но сослагательное наклонение имеет свою специфику. В Речи это проектные конструкции, открывающие веер возможностей…

вы получите возможность стать частью Речи… Что, Павленко? – Мы будем ее практически использовать? Пользоваться Речью? – Нет, – Портнов глядел на Лизу поверх очков. – Речь будет пользоваться вами.

изучению Речи как многоуровневой системы усилий, изменяющих мир либо удерживающих его от перемен.

Ей было жалко маму. По большому счету, плевать на Валентина, да и вряд ли он так уж расстроился Сашкиному решению… А маму было так жаль, что Сашка не могла дышать. Болели ребра. Она прикрыла глаза. Нет, не полетит, не соблазнится. Но разве ей запрещено отпустить в полет свою маленькую проекцию? Отражение Сашки Самохиной в зеркале августовской ночи?Она не успела решить, запретно ли ее действие. Все случилось само собой. Она сидела, вцепившись в перила балкона, и она поднималась все выше над ивами; улица тянулась желтой линейкой, фонари горели через один. Окнами распахивались рекламные щиты, ярко, даже резко, освещенные. Сашкина тень легла в дрейф, медленно выписывая в небе круг за кругом.«Я сижу на балконе и не летаю. Ничего не изъявляю и не читаю запретных книг. Не пробую лишних треков. Я ничего не нарушаю…»Внизу темным пятном лежал парк. От него поднимался запах травы и свежести – Сашка чуяла его раздувающимися ноздрями. Притормозила, желая подольше оставаться в этом потоке: вонь разогретого асфальта и застоявшихся выхлопных газов душила ее, привыкшую к чистому воздуху Торпы.Август. Море звезд. Тусклый, припорошенный пылью город внизу. Одна из многочисленных теней вечного Города, который умирает и возрождается каждую секунду. Сашкина тень кружила и кружила, а сама она сидела на балконе, будто загипнотизированная светом далеких огней. Она – Слово; она глагол в повелительном наклонении… еще нет… еще человек… но почему она тогда летает?!

она сорвалась только один раз – поднявшись особенно высоко над Торпой и своими глазами увидев, что город представляет собой фразу, длинное сложноподчиненное предложение, и запятую легко можно переставить. Прижав правое крыло к боку, раскинув левое, стиснув зубы от неожиданной боли в полых костях, Сашка завертелась волчком. Огни Торпы размазались, слившись в концентрические окружности. Потом и огни померкли, Сашка провалилась в мир со многими измерениями, холодный и сухой, как сброшенная змеиная кожа. Чужая воля выдернула ее из темноты, она увидела снова землю под собой, совсем близко, и раскинула крылья уже над самой мостовой.Стерх даже не ругал ее:– Занесло. Завалило. Ничего страшного, ничего, но видите, как правильно, что я был рядом?! Она успокоилась поразительно быстро.

И тут же понял: нет и не было никаких конкурентов, как нет разницы между Максимом и Иваном. Никто ни с кем не враждовал, никто не крал перспективные разработки. Пока банды на улицах дерутся насмерть, их главари играют в покер. Пока правая рука враждует с левой, голова пьет чай и поглядывает снисходительно. Пусть борются, накачивают мышцы. А поцарапают друг друга – заживет до свадьбы.

Завесить. Зациклить сознание. Всем, кто сейчас у экранов. Ни один из тех, кто выживет, не посмеет больше взглянуть на монитор. Это станет кошмаром, мониторами будут пугать детей в будущих поколениях: экран, который лишает разума. Который убивает. Забудьте: нет компьютеров, нет телевизора, даже радио, наверное, нет… Он съежился, сделавшись совсем маленьким, и тучей завис перед огромной панелью светящихся окон. Вы должны запомнить урок, вы должны запомнить зрительный образ… Вот вам – орхидея. Пусть цветок одновременно появится на всех мониторах и продержится несколько секунд, а потом…Пауза. Провисание. Перешептывание в зале. Сейчас все начнется.Сейчас. Он выращивал в себе решимость. Он уже почти вырастил ее. Он цифровой, а значит, свободный от сантиментов. Он цифровой, принимающий решения, берущий на себя ответственность: лучше быть убийцей, чем трусом. Еще чуть-чуть…

Код, проклятый двоичный код никуда не денется. Человек выжил потому, что умел различать чужих и своих. И это же его погубит.

Они сидят у своих окошек – и те, кто работает, и те, кто бездельничает. И дети на экваторе. И старики в тундре. Моими стараниями. Все. Полпланеты спит… Полпланеты в офисах… Торговцы мельком поглядывают на экранчики мобилок, кассиры, улучив минутку, раскладывают пасьянсы. Водители сверяют путь с картой на экране навигатора. Кто-то в поле, пашет и сеет без мобилок и навигаторов, счастливый, ему не страшно… Страшно всем.Страшно мне. Потому что для меня сейчас – они все свои. Это жуткое ощущение, когда вся планета – свои. Люди. Я так не привык. Я – человек – жил обособленно, никого, собственно, не любил… Но ощущение своего – это даже не любовь. Это круче, пожалуй.Надо было стать цифровым, чтобы сделаться святым. Я святой, мне все свои. Все, кто человек. А ты, инопланетная сволочь или кто ты там есть, убирайся из моего дома. Какой бы ни было ценой, но я вытащу своих из-под твоей власти.Только святой имеет право убивать своих, чтобы погубить чужого. Это хирургия, а не убийство. Вот человечество, горький пьяница, который не может отказаться от своей бутылки, но мы туда кое-что подсыпем. Прямо сейчас… …Прямо сейчас.

– Я просто хочу домой, – сказал Максим, и Арсен даже вздрогнул от звука его голоса. – Мой дом очень далеко. Единственный шанс – отправить себя, как файл по Сети… если соберу информационную машину достаточной мощности. – Так ты в самом деле инопланетянин? – Я чужой, – сказал Максим со странной интонацией. – Ино… странец. Ино… мирец, вот так точнее.