Милояр сам положил в сани мешок печёных кругляшей-ватрушек, без которых гончары не садились за стол. Ночью повариха Шура напекла их постными, с щавелем, солёной крапивой и грибами. С творогом и яйцами пока было нельзя из-за пустых седмиц. Ещё в сани Милояр поставил короб праздничной одежды, сверху всего навалил соломы.

А соли в доме не осталось. Утром даже не хотелось есть сваренную пшенную кашу на воде и конопляном масле.

Проезжая через деревню Корзово, стоящей ровно на половине пути между его деревней Глины и Явидово, Милояр лениво смотрел по сторонам. Дома здесь были такие же добротные, как у него во владениях, заборы с плетнями плотные, а всё равно деревня выглядела серой. Оба колодца со старыми «журавлями»^[19] покосились, тулупы у баб без выдумок, без вышивок. И на столбах заборов бело не больше пяти волчьих черепов.

Проходящие по дороге по своим делам бабы, с вёдрами на коромыслах, с санками с детишками, с хозяйственными узелками, жадно рассматривали расписные сани княжича с высокими бортами по бокам и фигурным задником, и холёного коня в звенящей сбруе.

Из калитки дома, мимо которого Милояр медленно проезжал, вышла молодая баба в заштопанном на плечах тулупе, держа, как и положено пустые вёдра в левой руке, а коромысло на правом плече. Из-за занятых рук, у неё сбился платок и на бледном заплаканном лице, на скуле багровел след удара. В распахнутом тулупе торчал большой живот.

Вслед за женщиной из калитки выскочил здоровый молодой мужик в портах, босиком и в не подпоясанной рубахе. В два длинных прыжка он нагнал молодуху, и сбил на снег. Баба завизжала, пытаясь освободиться, сучила ногами и выставляла вперёд то вёдра, то коромысло, оберегая живот, но молодчик раскидал их в стороны и продолжал бить бабу по лицу и в грудь. Подъехавших саней княжича он не заметил.

Три бабы у колодца поспешили на помощь молодухе с коромыслами наперевес, но бежать им было далеко.

С ходу спрыгнув с саней, Милояр подхватил откинутое коромысло и с оттягом ударил им поперёк спины озверевшего мужика. Тот остановился, не понимая, кто осмелился помешать ему.

– Ты чего-о? – взревел молодчик, упав на снег и тут же вскочивший. – Щас я тебя! – И он замахнулся для удара.

Силушки у дурака было не занимать и Милояр точно бы огрёб кулаком в лицо, но тут подоспели соседки и стали от души лупить мужика тяжелыми коромыслами.

– Сучий потрох! – кричала баба в возрасте, не переставая бить молодчика по голове. – Нашел над кем измываться! Она же на сносях!

Молодуха сидела в сугробе и плакала, растирая по лицу кровь из носа и слёзы, и придерживала живот.

– Глаза залил и больше не с кем драться? – Другая баба тыкала коромыслом молодчику между ног, стараясь попасть в уд^[20].

– Доброго здоровьичка, княжич. – Опомнилась третья тётка, воткнув ведро рядом с собою в сугроб.

– Бабоньки, встаньте в сторонку. – Подойдя к молодчику, Милояр, подпрыгнув, ударил его ногой в живот и мужик осел в сугроб, рядом с супругой. Та испуганно отвалилась в сторону. – Вот, что она чувствует, мудак! Бабоньки, принесите-ка сюда из моих саней верёвку и кругляши, они в мешке.

Бабы стояли, крепко держались за коромысла, боясь сделать лишний шаг. Только самая пожилая не торопясь подошла к саням, пошуршала в сене, достала моток верёвки и синий мешок. На мешок стали поглядывать и остальные бабы, но держались, руки не тянули.

– Что делать, с сучьим потрохом, княжич? – спросила самая боевитая тётка.

– Да пошли вы все, – неожиданно взревел мужик и попытался встать из сугроба. – Я вас сейчас завалю!

– Свяжем, и он сам пойдёт к старосте. – Решил Милояр. – И, если этот выродок не отсидит в холодной клети хотя бы день, я нажалуюсь князю Переславу, и он увеличит оброк всей деревне. На обратном пути я спрошу со старосты. Как зовут эту сволочь?

– Старосту или сучьего потроха? – Баба в возрасте переглянулась с подружками. – Этого зовут Мрев, он в детстве чуть не помер. – И быстро заговорила. – Его с детства мать с тётками забаловали, да ещё и супруга безответная попалась, вот он и лютует.

Против трёх здоровенных баб и княжича, пьяный-пьяный, но не до безумия, мужик позволил себя связать и побрёл босиком по снежной дороге к дому старосты.

Непрестанно говорившие бабы поднимали беременную молодуху. Старшая из них достала из мешка кругляши-ватрушки и совала ей в руку.

– Бери, слёзы заешь.

– Ты сразу на улицу беги, как он драться начнёт, – советовала другая, запахивая на соседке тулуп.

– Нет, ты как увидишь, что он стал сжимать кулаки и ругаться, так сразу к соседке, а лучше к колодцу, там у нас всегда кто-нибудь стоит, – советовала третья баба.

Вытирая лицо концами съехавшего с головы платка, молодуха начала успокаиваться и даже с интересом поглядывать на нарядного княжича. Хлюпая носом, она, тем не менее, ухватила три кругляша и спрятала за ворот рубахи.

– А за что он её бил? – Повысил голос Милояр.

– Мужики такого склада, то есть без совести, – назидательно говорила старшая баба, одаривая соседок печёными ватрушками-кругляшами. – Бьют, когда у него уд «не стоит», либо брага кончилась.

– И потому, что от браги, уд не стоит, – дополнила розовощёкая соседка в цветастом платке, тоже запихивая за ворот тёплой рубахи ватрушки и хитро поглядывала на соседку. – Имей совесть, ты же все выпечку сейчас потаскаешь. А с чем княжичу ехать в гости?

– Берите всё, – решил Милояр, для которого покрасоваться перед бабами было, что в жару водицы попить. – К князю в гости еду, а у них в усадьбе никто не голодает.

Заохавшие бабы запричитали: «доброго тебе здоровьичка, княжич», «сытно и весело встретить Масленицу», «жену тебе добрую и ласковую», благожелательными взглядами проводили Милояра, усевшегося в сани и дёрнувшего вожжи лоснящегося Ситича.

Выпечку бабы поделили тут же, а синий мешок отдали пострадавшей молодке.

* * *

Узкая дорога, блестящая подтаявшим настом, выходила из лесной чащобы, и показался просвет поля. Значит, скоро Явидово. Жалко, что сегодня был последний день пустых седмиц, а то бы они с Граниславом оторвались по полной. И напились бы от души, и наелись любимой гусятины и натешились бы в мыльне^[21] с мыльницами^[22]…

«Жениться что ли?» – неожиданно подумал Милояр. – «И скакать по другим бабам надоело, все они в мыльне одинаковые, когда голые. И семью с детьми пора заводить…»

Опушка леса закончилась. Впереди расстелилось заснеженное поле, стал виден холм с княжеской усадьбой за высоким частоколом^[23]. Справа заворачивала ледяная речка, заметённая снегом. Вдоль дороги серели дома с дымками из крыш, покрытых соломой или досками.

На столбах заборов и плетней белели черепа лосей и волков, а кое-где медвежьи. От завистливого соседского сглаза и лесных хищников. Над дверями овчарен и житниц, радуя слух, звенели ряды коровьих и козьих рогов, отгоняя злых упырей.

«Ладно, гуся с поджаренными перепончатыми лапами сегодня не будет, так хоть ягодной браги можно напиться – Мечтал Милояр. – Уж с этим княгиня Умила не поскупится. А завтра начало Масленицы, и мы с друганом Граней оторвёмся, как сможем…»

* * *

Вечером трое молодых княжичей и князь Переслав сидели в столовой. Княжичи обсуждали и рисовали на вымоченной бересте план предстоящего торжка. На парнях и князе были надеты льняные рубахи. Чистые и новые. Такие могли позволить себе только

1 2

Стандарт

(1 оценка)