Глава 2

Сделав предварительный расчёт в блокноте, официант Жорик увидел поднятую руку за дальним столиком. За ним сидели парень и девушка, сразу честно предупредившие – на этой неделе им исполнилось по двадцати одному году, и они официально хотят напиться. Но не в подъезде с друзьями, не на кухне при родителях, а друг с другом в хорошей обстановке. Закуску парочка выбрала скромную, но вкусную.

Жора, не переставая строго улыбаться, заменил им графин и взглянул на столик Лены, за который только что уселась посетительница. Ничего особенного, среднего росточка, пухленькая, одета неброско, но дорого. Явно пришла поужинать, а не мужика снять. Такие дают чаевых мало, но зато «не кидают».

– …могу тебя завтра подхватить в Шереметьево, как раз поеду из Москвы домой… Я специально подгадаю к прибытию самолёта… В Зону Топь не собираешься?.. Пошутила, пошутила я.

Хорошо, что Жорик успел поставить поднос на свою рабочую тумбочку, иначе выронил бы. Словосочетание «Зона Топь» из семи миллиардов населения планеты Земля, знают от силы тысячи полторы, причём усиленно об этом молчат.

Переставив заказ на столик «совершеннолетних», Жора заставил себя ни разу не оглянуться, пока шёл на кухню. Там он спрятался за косяк и осторожно выглянул.

Ну, точно, эта… как её… Маша или Маруся, сидела, ела салатик «Цезарский», пила апельсиновый сок и чувствовала себя прекрасно.

Со второго столика, где сидели серьёзные клиенты, дали отмашку, и Жора поспешил за новой бутылкой водки и мясным ассорти.

Жора остро чувствовал зуд в пальцах рук и в позвоночнике. Так было при ожидании хороших чаевых, при выигрыше в лотерею, и при радостном известии.

И теперь он, Жорес Владимирович, воспользуется шансом всё изменить, или халдеить ему Жориком до пенсии, а в старости бутылки по дворам собирать.

Ночью меня разбудил стук в дверь. Если бы не голос, монотонно повторяющий: «Маша, Маша, мне надо поговорить», я бы ни за что не встала.

Часы на столике показывали два часа. Мистика какая-то. В Москве, ночью, со мной кто-то рвётся поговорить.

Открыв дверь, я первым делом увидела в двух вытянутых руках поднос с бутылкой коньяка, пакетом апельсинового сока, толстокожим лимоном и шоколадкой. Затем из полутёмного коридора материализовался мужчина незнакомой наружности.

– Маша, поговорить нужно. Меня Жориком зовут.

– Проходите. – Я запахнула накинутое на себя одеяло. – Подождите минуту, я оденусь.

Пока я в спальне натягивала джинсы и свитер, мужчина в гостиной разлил коньяк по гостиничным бокалам и нарезал лимон. Было прохладно и я накинула на плечи одеяло.

Жора сидел в кресле и ожидал меня с серьёзным видом.

– Мария, я заочно знаком с тобой и твоей уникальной подругой Анной. Сегодня услышал разговор по телефону про некую Зону Топь и решил зайти, поговорить.

Я наступила на край одеяла и чуть не упала. «Поменьше трепаться надо в общественных местах», – противно заверещал мой Болотный голос. – «Болтун – находка для шпиона»! Плюхнувшись на диван, я внимательно оглядела молодого мужчину. Вроде простецкая внешность, а глаза умненькие.

– И чего от меня нужно? – Я взяла в руки рюмку и тут же поставила обратно. – Мне нельзя алкоголь, налей сока.

Жора проворно метнулся в ванную, сполоснул стакан, налил сок и выдохнул:

– Очень хочу знать. Где сейчас Леонид.

– Понятия не имею. – Честно ответила я. – Скорее всего, в больнице для психов.

– Н-да, – парень расстроено плеснул себе коньяка на полбокала.

– А-а… – Я осторожнее сформулировать вопрос. – А что вы слышали о Топи?

– Я с августа по декабрь был в Посёлке и Зоне Топь. Привёз туда посылку от Леонида для академика Аристарха Кирилловича.

Моя рука переместилась к бокалу с соком.

– Посылкой, как я понимаю, вы называете двоих детей?

– Да. – Обрадовался Жора. – Двоих детей четырёх и пяти лет. Леонид выкупил их из специальных детских домов. – В три глотка выпив коньяк, Жора подышал, приходя в себя, и сжевал дольку лимона. – Эх, хорошо… Так вот, Маша, могу похвалиться, но дети теперь устроены в семьях гораздо лучше, чем некоторые при родных родителях.

– Рада слышать. Жора, зачем тебе Леонид?

Налив себе ещё полбокала, Жора не стал медлить и выпил коньяк залпом. Глазки его заблестели.

– Я, Маша хочу изменить свою жизнь. К лучшему. Не в криминальном смысле, а самому стать более цельным человеком. Я, когда с Леонидом встретился, понял, что полжизни ху… фигней страдал. А с Тавренным не соскучишься.

Зевота не давала мне нормально говорить.

– Жора, извини, у меня режим. А где Леонид сейчас, я действительно не знаю.

Жора встал.

– Извини, спокойной ночи.

– Надеюсь, что спокойной. Коньяк с собой забери.

Не глядя, Жора прихватил коньяк и тарелочку с нарезанным лимоном.

– Ты беременна?

В глазах Жоры, что меня очень удивило, была искренняя радость.

– Да, Жора, у меня восемь недель и нужно спать.

– Поздравляю.

Глава 3

Март в Италии – уже буйная весна. За раскрытыми окнами гостиницы солнце грело древние мостовые Пьяченцы. Незнакомые деревья благоухали сладкими запахами. Фиалки и бархотки, крокусы и анютины глазки, высаженные в цветочные горшки, радовали глаз с широких подоконников.

Вовка в окно подглядывал за Анной. Та рассматривала витрину магазина сувениров.

А все вокруг рассматривали Анну. Не было ни одного мужчины, не обратившего на неё внимания. Один даже врезался в стену, заглядевшись на стройную девушку с длинными русыми волосами, со светлыми глазами, в лёгком белом платье. Она была похожа на Афродиту пенорождённую.

Молоденький продавец сувенирного магазина открыл дверь, и, размахивая руками, пригласил Анну войти. Она сделала шаг вперёд, и тут, рядом с нею, стал оседать на мостовую мужчина средних лет. Лицо бледнело, губы синели.

Продавец и Анна одновременно нагнулись к мужчине. Достав мобильный, продавец, вероятно, стал вызывать скорую. Аня провела ладонью над головой упавшего. Тот очнулся, зажмурился, увидев Анну и медленно встал. Продавец с удивлением наблюдал за сценой. Аня не стала заходить в магазин, а пересекла дорогу и зашла в гостиницу. Спасённый мужчина и продавец смотрели ей вслед.

В номер Вовчика постучали, и вошла Валерия Николаевна.

– Вова, ты собираешься в музей? – Валерия Николаевна посмотрелась в большое зеркало у двери, поправила платок на шее, в элегантный контраст лёгкому строгому костюму. – Аня ждёт нас в холле, на первом этаже.

– Я готов, – с сожалением ответил Вовка.

Ему совсем не хотелось в музей, он бы лучше посидел за компьютером, поиграл бы в «танки» или поболтал в соцсетях, но спорить с тётей себе дороже. Тётя Лера обидится и лишит карманных денег.

Валерия Николаевна и Вовчик, делая вид, что им интересно, ходили по залам музея в Пьяченца. Зато Аня получала громадное наслаждение, ходя по прохладным залам. В последний раз она была в музее в седьмом классе и сильнее всего запомнила, как пряталась от сочувствующих её внешности взглядов в туалете Третьяковки.

Тогда она была низенькой худющей уродицей с прыщавым лицом. Теперь её облик вызывал восхищение и зависть. А Анне было всё равно. Ей слышалась старинная музыка и хотелось танцевать по мрамору музея-дворца.

При выходе из музея, около ступенек, стояла инвалидная коляска с мальчиком лет семи. Не то его забыли поднадзорные службы, не то родители куда-то отлучились, но мальчик сидел одинокий и без радости смотрел на прекрасную площадь Пьяченцы Пьяца Ковалли. Слезы текли по его щекам. Проходящую мимо Анну он схватил за руку. Что он говорил Анна не поняла, «даро уне мано», или что-то такое и она просто провела рукой по голове мальчика. Он успокоился и смотрел на неё, улыбаясь.

На ступени музея выбежала молодая женщина и с тревогой оглядывалась. Как заметила мальчика, подбежала к нему оттолкнула руку Анны… и тут же замерла. Внимательно вглядевшись в лицо Анны, она проговорила «анжело», перекрестилась и повезла инвалидную коляску по пандусу, на площадь. Несколько раз обернулась и приветливо помахала рукой Анне.

На ходящего за Аней мужчину, первой обратила внимание её мама.

– Анечка, вон тот курчавый парень с бандитской внешностью, вторые сутки смотрит на тебя со странным выражением.

– На неё половина мужиков Италии так смотрят, – весело проговорил Володя, доедая мороженное. – Но только этот придурок таскается за нами по всем музеям.

– Почему же придурок? – Аня два раза коротко взглянула на молодого мужчину.

Среднего роста, длинные волосы, смуглый. Глаза тёмные, широкий нос, крупный рот. Яркая внешность. Одет в джинсы и драную лёгкую куртку, очень дорогую. Но кроссовки пыльные.

Действительно, она его видела и сегодня и вчера. Заметив её внимание, мужчина улыбнулся широкой пастью с крупными белыми зубами и, разведя руки в приветствии, начал изъясняться на итальянском языке.

К моменту его подхода к Анне, все соседние туристы знали, чего именно восхищенный художник хочет от прекрасной девушки классической наружности.

Мама, хвалившаяся перед поездкой беглым знанием итальянского языка, мультяшно быстро листала разговорник, сверяя с ним комплименты мужчины. Всё произнесённое вроде бы оказалось приличным и допустимым для общения.

– Мам, ты или сама переводи, или сейчас кто-нибудь другой начнёт…

Валерию Николаевну, Вовчика и Анну обступала толпа, в которой появились понимающие лица российских туристов, одетых так же, как и итальянцы и туристы из других стан – рубашки и футболки, шорты и летние туфли.

Что говорили другие иностранцы Анна не понимала, зато россияне не стеснялись:

– Снимает он её!

– Не-е, он картину хочет подарить…

– Да нет, селфится на память хочет сфоткаться…

– Если коротко – Валерия Николаевна сделала уверенный жест, и туристы смолкли. – То он хочет её нарисовать.

– И мама с братом могут сидеть рядом для вашей безопасности, – блеснул знанием итальянского языка хорошо одетый мужчина искусствоведческой наружности. – Советую девушка, соглашайтесь. Я Луиджи знаю, он модный художник.

Анне ситуация нравилась. Италия, теплынь, внимание людей, по тем или иным причинам, зашедших в музей. И художник ей нравился и пожилой мужчина.

– Минуточку. Вот вы, мужчина. – Валерия Николаевна дотронулась до пиджака «искусствоведа». – Давайте захватим этого активного молодого человека, и все вместе сядем в кафе. Иначе скоро мимо нас экскурсоводы начнут проводить туристов, включив в экспозицию!

– И я их понимаю, – проникновенно сказал мужчина. – Юрий Владимирович Топорков. А вас как зовут, сударыня?

– Какие же вы нудные, – тихо сказал Вовка и пошел к выходу, пока тётя не передумала.

Подхватив Юрия Владимировича под локоть и поманив за собой художника, Валерия повела мужчин к выходу и делала лёгкий жест ладонью, знакомя.

– Я – Валерия Николаевна, это Володя, племянник. А это Анна, моя дочь. Единственная.

– Не буду говорить слова «прекрасная и неповторимая», боюсь показаться банальным, но в вашей дочери бездна очарования. В родном Питере я бы не стал садиться с вами в кафе, чувствуя себя… – Юрий Владимирович нахмурился, – сводником. Но Италия расслабляет.

Скептически скривив рот Вовчик и утрированно закатив глаза. Идущий сзади итальянец широко улыбался и не сводил взгляда с Анны.

Площадь от музея пересекли за пять минут и расселись за широким деревянным столом летнего кафе на тротуаре.

– Моя дочь, – начала фантазировать Валерия Николаевна, – долгое время серьёзно болела. И теперь ей необходимо отвлечься от компании престарелой мамаши и подростка племянника. – Она взглянула на соседний столик, где трое парней пили пиво, переговариваясь на русском матерном. – Нашим российским туристам я не доверяю.

Придерживая подол лёгкого платья, стремящегося показать всей Пьяченца идеальные ноги, Аня шутливо возмутилась, кивая на художника.

– А зубастому итальянскому обормоту доверяешь?

– Да, – без сомнения сказала мама. – Я хочу твой портрет, и даже согласна за него заплатить. Милый Юрий… Переведите, пожалуйста, темпераментному художнику, что Анна будет ему позировать, начиная с сегодняшнего дня. Пусть забирает дочку, только пусть оставит телефон.

Не меняя приветливого выражения лица, Юрий Владимирович перевёл и чуть повернулся к Валерии Николаевне.

– Я перевёл, но вы уверены…

– Я уверена. Мою Аню нельзя обидеть.

Обернувшись всем телом, Юрий Владимирович заглянул Анне в глаза и увидел в них мудрость взрослого человека, одновременно с жаждой приключений.

– Верю.

– Хорошо. – Аня встала, поправила лёгкую юбку платья. – Раз уж меня родная мама сосватала на позирование, так зачем тянуть.

Обрадованный художник взмахнул рукой, тут же напротив тормознуло такси, и перед Аней открылась дверца автомобиля…

Глядя в окно такси Аня восхищалась домами древнего города. Ветер доносил запахи цветущих олив, растущих на тротуарах и в маленьких садиках между домами. В старой части горда на балконах сушилось бельё и подушки, зеленели плети плющей, ползущие по стенам. Из открытых окон улыбались любопытные итальянки.

Так странно, что она сейчас здесь, в Италии, а не в промёрзшей Москве и тем более не в Посёлке Топь, в котором провела почти пять лет. Вряд ли кому ещё приходилось пережить столько странного, сколько ей.