– Некоторые сбываются. А вот мы попробуем это проверить. Может быть, у нас получится заглянуть в другую реальность. Пан Марек, вы не против небольшого путешествия со мной? У меня отличный внедорожник, по песку идет, как по паркету. Ехать не очень далеко. Вся прогулка займет часов шесть-семь. А вечером погуляем по Старому городу, и Хильда приведет нас в кафе, где пекут самый вкусный в мире медовый торт и делают десерты из лесных ягод…

Артур Вильфранд встал, засунул руки в карманы брюк и выжидательно посмотрел на парня.

Пан Марек солидно поднял брови, неторопливо достал свою трубку из замшевого футляра, закусил зубами мундштук и весомым баском ответил:

– Ну что же, если Хильда не занята и ей так уж хочется увидеть водопад из ее сна, почему бы и не поехать? Но, профессор, должен вас предупредить, что Хильда классная фантазерка. Она даже иногда рассказывает, о чем думает моя старая пуделиха. А о чем она может думать, кроме ливерной колбасы? Это и так всем известно.

– Пан Марек! – Хильда возмущенно хлопнула ладошкой по столу и хотела еще что-то сказать, но Артур Вильфранд ироничной улыбкой и мягким жестом остановил ее.

– А вы не допускаете, пан Марек, что любая фантазия – это метаморфоза реальности? И фантазии меняют реальный мир? Впрочем, об этом не сейчас, коллеги… Итак, мы договорились: в ближайшее воскресенье в девять утра я хотел бы вас обоих встретить у центрального входа в Верманский парк. Всего доброго, молодые люди, и до встречи. Да, захватите что-нибудь непроницаемое и непродуваемое. Там, куда мы поедем, бывают сильные ветры и дожди. Зонты будут помехой…

Профессор Вильфранд резко развернулся и стремительно вышел из аудитории.

Глава 4

Водопад в небе

Профессорский внедорожник урчал, как огромный сытый кот. Сосны справа и слева от дороги выныривали из синевы неба, высоким частоколом проносились мимо и пропадали за спиной.

Артур Вильфранд сидел за рулем, молчал, и только иногда его синеватые губы кривила легкая усмешка. Он прислушивался к разговору у себя за спиной.

– Ну Марек, я же сто раз тебе говорила, что чайка мне не приснилась. Я уже проснулась и вышла на лоджию. Она сидела на крыше, и одно крыло у нее было белое, а другое черное. Ну, точно так, как сказал этот норвежский бог, Один, прапрабабушке Лукаса, Снежной ведьме. Ты помнишь, как рассказывал Лукас? «И чайка из тебя получилась бы однобокая – одно крыло белое, другое черное».

– Господи, Хильда, какая же ты впечатлительная. Простое совпадение. Мало ли на свете мутантов. Есть белые вороны, например, но они большая редкость. Не выживают, их сородичи убивают. Потому что очень заметны и могут привлечь внимание врагов. Так и твоя чайка с разными крыльями. Это просто символ нестандартной личности. Ты представь, сколько лет они в семье рассказывали и пересказывали эту историю. Конечно же, добавляли что-то от себя. Для красивости. А тебе повезло, что так совпало, и ты увидела чайку-мутантку своими глазами. Всё просто…

– Ничего не просто, Марек! Ты нарочно меня злишь, – Хильда сердито ткнула кулачком Марека в плечо, но тот невозмутимо покусывал мундштук своей незажженной трубки и насмешливо улыбался. – Нет в природе таких мутантов, я специально весь интернет облазила и у наших университетских орнитологов спрашивала. Ну, нет таких чаек на Земле! А я ее видела своими глазами. Здоровенная такая, как индюк, клюв с горбинкой, и крылья разного цвета – одно черное, другое белое.

– Так может, это и не чайка была, а вещая птица Гамаюн? Прилетела тебе судьбу предсказать, а ты ее не узнала? Вот она с досады и завопила противным голосом, – басовито и насмешливо сказал Марек. Хильда только поджала губы, потом рассмеялась и махнула рукой. Она не могла долго и всерьез сердиться.

Внедорожник профессора изменил тембр урчания, притормозил перед съездом на боковую дорогу и плавно перевалил через невысокую насыпь. Дорога вела через прибрежный сосновый лес, и море уже виднелось сквозь изглоданные постоянными ветрами деревья.

Наконец сосны разбежались по сторонам и остались позади. Впереди серо-жемчужным покрывалом лежала Балтика. Слева далеко в море выдавался плоский мыс, а на самой его оконечности виднелась башня маяка. Когда утихли шум двигателя и хлопанье дверей, стало звеняще тихо и торжественно. Вопреки прогнозу профессора, ветра не было.

На песчаном пляже валялось несколько бревен, облизанных морем до пепельного цвета. К ним и направился профессор Вильфранд.

– Садитесь и смотрите.

Марек и Хильда почувствовали легкий холодок любопытства и азарта и торопливо уселись на гладкие стволы. Прошло минут пять в тишине. Только легкий шепот мелких волн и почти прозрачный туман над морем.

Профессор Вильфранд отошел довольно далеко в сторону, его широкие шаги пропечатали цепочку следов на нетронутом песке пляжа. Он не сводил глаз с какой-то точки на горизонте. И вскоре они увидели…

Хильда вдруг схватила Марека за руку:

– Этого не может быть, не бывает таких дождей!

– Каких дождей? О чем ты? – Марек прищурил глаза, поймал направление ее взгляда, и его брови удивленно поднялись.

– Да это же не дождь, это водопад! И смотри, смотри – это в горах. Вон там, дальше видны снежные вершины. Теперь картина стала ярче и отчетливее. Прямо перед ними, как будто на огромном экране, проступили детали пейзажа.

Артур Вильфранд стоял неподвижно, широко расставив ноги, засунув руки в карманы и низко наклонив голову. Казалось, что от него тянется широкая струя подвижного зеленоватого тумана и исчезает в картине, которая развернулась на весь видимый мир. Но мир уже был не тот, в который трое людей приехали из современного города на автомобиле и вышли на спокойный балтийский пляж в безветренный и солнечный день.

Теперь вокруг изменилось все. Безграничность пространства потеряла свою суровость, и линия горизонта исчезла. Казалось, что они находятся внутри огромной сферы с мерцающими подвижными стенами. С плоской вершины ближайшего скального уступа обрушивается водопад с тугой волной перелива на изломе потока. Далеко за ним видны снежные вершины гор, а внизу – темная зелень лесов и синее зеркало воды.

Ощущение реальности было немного пугающим, особенно впечатляли запахи: смесь влажного теплого дыхания растений с обжигающими прожилками холода ледниковых склонов далеких гор.

Еле слышен шум водопада, солнца не видно, но воздух пронизан солнечным светом и тонко звенит нежной водяной пылью. Поток

воды, падающей с высокой плоской горы, исчезает в густом лесу. Циклопического размера валуны в подножии водопада покрыты толстым слоем зеленого мха. Корни молодых сосенок и елей крепко держатся в этом моховом ковре. В густой заросли кустарника ярко вспыхивают желтые цветы.

– Что это? Там, над вершиной? Где переливается водопад, – Марек вскочил и показал направление.

– Ой, это похоже на огромную птицу! Смотрите, как высоко она взлетела, а теперь падает вниз… на самые камни, – Хильда в возбуждении махала руками, показывая, куда в следующий миг должна упасть эта птица.

А над водопадом парила в воздухе вовсе не птица. Теперь стало видно, что это женщина в развевающихся темных одеждах. Из ее юбок или накидок выпадали какие-то маленькие вещицы, свертки, легкие парящие перья. Как будто спадала шелуха и присохшие комочки грязи с тряпичной куклы, которую сильно встряхнули. Но она сопротивлялась притягивающей силе земли и воды.

Женщина кувыркалась в воздухе, пытаясь задержать свое падение. Иногда ей удавалось подняться немного, но преодолеть притяжение земли она была не в силах и вскоре исчезла в густой зелени, скрывающей чашу водопада. Ветерок донес ее пронзительный крик, короткий и наполненный страхом и вновь стало тихо. Только бормотание водопада и всплески падающей воды.

Краски вокруг стали быстро выцветать, сквозь горный пейзаж проступил привычный серовато-голубой цвет балтийского неба. Стала видна легкая рябь на море, и сильный ветер размазал остатки горного пейзажа в светлое желтое пятно. Пара чаек с пронзительными криками пронеслась низко над пляжем, и опять стало тихо. Всё закончилось, и мир вокруг стал прежним.

– Какой ужасный конец! Марек, я же видела этот водопад! И летала над озером! Ну да, это то самое место из моего сна и с картины Лукаса, я узнала его, – Хильда в возбуждении вскочила на бревно и, приложив ладошки к щекам, мотала головой, не веря своему собственному открытию.

Она чуть не расплакалась, услышав крик падающей женщины. Как будто кричала та черно-белая чайка на крыше. Пан Марек ничего не ответил, он вытаращил глаза и яростно кусал мундштук своей многострадальной трубки. И разглядывал профессора Вильфранда, который не сдвинулся ни на шаг и не переменил позы, пока они были захвачены страшным происшествием.

Марек ни на секунду не поверил в реальность происходящего, и у него были вопросы к профессору. «Черт побери, как же он всё это устроил? Неужели он действительно обладает такой силой внушения, что может направленно изменять восприятие других людей? Или он просто разыграл нас и использовал технологию лазерных шоу? Тогда где спрятана аппаратура? Это же всё требует работы специалистов, специальной громоздкой техники, энергии… А как же запахи и водяная пыль в воздухе? И главное, для чего весь этот спектакль?»

Додумать он не успел, потому что глазастая Хильда уже бегом возвращалась от берега, неся в протянутых ладонях кучку мокрых маленьких вещиц. Она с разбегу вывалила свою добычу на плотный песок. Туго свернутые пергаментные и матерчатые колбаски, перевязанные разноцветными шерстяными нитками, птичьи перья и кусочек ткани с восковым пятном посередине, в который воткнуто девять швейных иголок.

– Смотри, это я выловила в воде. Они чуть не уплыли от меня, – в глазах Хильды сверкал отблеск морской волны, косички распустились, и она то и дело мокрыми пальцами закладывала рыжеватые непослушные пряди за уши. Ее джинсы были мокрыми до колен.

– Это всё, что осталось от той бедной женщины. Да, Марек?

– Всё, что не уплыло от тебя и не потонуло в море. Думаю, всего этого добра было намного больше.

– Ну да… Давай посмотрим, что в них завернуто…

Пока Хильда и Марек развязывали, расправляли и подсушивали улов, профессор Вильфранд сидел на песке вдалеке от них. Он облокотился на согнутые колени и сильными движениями растирал голову. Потом пружинисто вскочил на ноги, раскинул руки, как будто собираясь взлететь, очень медленно поднял их над головой и тут же свел ладони вместе. Так и застыл на несколько минут, пока к нему не подошел лохматый бродячий пес черно-белого окраса, который уже давно сидел на дюне в золотом шуршании осенней травы.

Лохматый бродяга осторожно вытянул голову и шумно втянул воздух чуткими черными ноздрями. Артур протянул к нему раскрытые ладони, и пес судорожно ткнулся в них лбом с белой звездочкой посередине. Потом сел на задние лапы, поднял голову, карими глазами внимательно посмотрел на Артура и застенчиво лизнул его руки.

Артур сел рядом на песке, обнял пса за шею и что-то шепнул ему в ухо. Еще минуту они просидели обнявшись – человек и собака. Потом пес осторожно высвободился из объятий и неспешной трусцой направился вдоль песчаного пляжа в сторону мыса. Он часто оглядывался через плечо, и тогда Артур поднимал правую руку. Вскоре пес исчез из виду, а профессор Артур Вильфранд направился к бревнам на берегу, где Хильда и Марек рассматривали найденные вещицы.

Глава 5

Колдовские артефакты

– Так ведь это же… – вскрикнула Хильда и тут же прижала к губам ладошку. В другой руке у нее была только что развернутая клетчатая тряпица с маленькой восковой куколкой. В области сердца у нее яркой красной краской был нарисован крестик.

– Что, Хильда, что? Что ты нашла?

– Вот, смотри, Марек, это же колдовские предметы. Значит, эта женщина была колдуньей!

– Или ведьмой… – задумчиво добавил пан Марек. – И тогда получается, что мы видели…

– Ну да, конечно же! Я же тебе говорила. Мы видели тот самый водопад, в который упала Снежная ведьма. Как на картине Лукаса!

– Да, действительно, многие детали сходятся.

– Так значит, он существует на самом деле? И мы его видели! Это был, наверное, мираж. Мираж ведь отражает то, что действительно существует, но где-то далеко. И нет в миражах ничего таинственного. Правда ведь, Марек?

– Да, конечно, миражи давно изучены и объяснены, и в них нет загадки, – Марек продолжал задумчиво разглядывать разложенные на песке вещицы.

Он наконец-то раскурил свою трубку, и ароматный дым «Золотого руна» нежно струился затейливыми кольцами и зигзагами.

– Йезус Мария! А как же эти предметы? Они же реальные, и они здесь. Ничего не понимаю… – Хильда от возбуждения пританцовывала на месте, встряхивала своей рыжеватой гривой и вообще напоминала породистую молодую лошадку перед началом скачек.

Пока пан Марек курил, задумчиво созерцая добытые сокровища, или по-научному, артефакты, пока он с обожанием разглядывал саму Хильду, она не теряла времени даром и стала перебирать уже высохшие находки.

– Смотри, вот к перу привязаны чьи-то волосы. Красной ниткой. А вот на этом – синей. А это просто сердечко из воска, но с глубокой канавкой посередине. Как будто его хотели разрезать пополам, но не успели. А вот еще одна куколка, только мужская, и у нее маленький гвоздик между ног. Ужас какой-то!

Профессор Вильфранд подошел к ним и сдержанно улыбнулся. Он слышал последние слова Хильды и теперь с любопытством разглядывал предметы, выуженные из морской воды. Потом сел на бревно, крепко растер ладонями лицо и вполне будничным голосом произнес:

– Отлично, всё сработало… Я угадал время, хотя до последней минуты были сомнения – сумею или нет пройти барьер…

– Какой барьер, о чем это вы, профессор? – Марек подошел к Артуру поближе и с иронией переспросил: – Барьер между сном Хильды и картиной Лукаса?

– Барьер между мирами, коллега… – подчеркнуто миролюбиво ответил Артур. – Над этим скучным местом располагается зона Фронтира, граница между параллельными мирами. Она не всегда открыта, и проникать в другой мир непросто… Это требует большой затраты энергии. Допуск на проникновение действует ограниченное время.

– Я не понимаю, о чем вы говорите, но у вас это получилось… Ощущение реальности было полным, хотя я и не поверил. И хочу спросить – а где спрятана аппаратура для лазерного шоу?

Артур кривовато усмехнулся, смешно выгнул левую бровь и достал из кармана сигареты. Прикурив, он вгляделся в глаза Марека и очень серьезно сказал:

– В моей голове, дорогой коллега… – и уже суховато добавил: – Это сложная процедура. Мне помогали…

– Кто, откуда, каким образом? – на эти вопросы Марек не получил ответа, потому что Артур быстро поднялся и подошел к Хильде. Она держала в руках кусок мягкой кожи, величиной с ладонь. На нем было что-то написано или нарисовано угловатыми незнакомыми то ли буквами, то ли знаками.

– Ой, это что, скандинавские руны? Да, профессор?

– Да, Хильда, это рунический язык, и это похоже на заклинание. Призывание удачи…

– А что, что же там написано, вы понимаете?

– Если перевести это на современный язык, звучать будет примерно так: «Когда желание и намерение питают волю и скрепляют Союз лошади и всадника – рождается целостный человек и видит Радость в луче Солнца».

– Сложно как-то всё это… – разочарованно протянул пан Марек.

– А это какой язык? Совсем другие буквы, круглые, овальные и красивые, – Хильда выудила из кучи просохших записок еще одну, на довольно большом куске желтого измятого пергамента, сплошь покрытого вязью букв, и протянула ее профессору Вильфранду.

Едва взглянув на нее, Артур преобразился. Его сумрачные карие глаза потеплели, он улыбнулся широко и весело, вгляделся в полуразмытый текст и громко расхохотался.

– Да, интересное место – этот Водопад Перерождений. Какие только ведьмы не приходят туда… Со всего света… Вот и моя соплеменница-армянка однажды решила начать жизнь сначала. Похоже, устала она привораживать мужчин к другим женщинам, решила подумать о себе. И написала для себя Заклинание о любви. Ого, да еще и в стихах… Ну-ка, почитаем… Переводить?

– Артур насмешливо взглянул на Хильду, потом серьезно посмотрел на Марека, как будто взвешивал, поймут ли они…

– Ну, конечно же! – Хильда не спускала глаз с Артура.

– Хорошо, попробую сохранить хотя бы ритм, – Артур прикрыл глаза, помолчал немного, а потом, иногда чуть задерживаясь в поисках нужного слова, нараспев, с волнующей гортанностью в голосе, стал читать:

– Пусть струя водопада смоет весь мой грех и то зло, что я вызвала!

– Пусть струя водопада смоет мою боль и мои потери!

– Пусть струя водопада смоет мои страхи и опасения!

– Это будет завтра, любимый, в жизни той, что за гранью горя, за горами моих страданий, в мире нового существования…

– Будет так, как я разглядела, рисовала и вышивала. На бумаге, на шелке и камне. На стене, на платке и на двери. Пред тобою я, мой желанный, скатерть белую расстелю. Куропатку с кожей румяной соком сливовым оболью. И напиток, хмельной и пряный, я в две чаши для нас налью. Я надену наряд тонкотканный, чтобы ты за дымкой туманной видел белую грудь мою…

Пока профессор Вильфранд, чуть улыбаясь, переводил стихи, а делал он это блестяще, Хильда засмотрелась на серое небо, серое море, закусив нижнюю губу и думая о том, как мало она знает о жизни, людях и мире. И еще ей пришло в голову, что такие стихи могла бы написать любая женщина. Да, могла бы. Но только тому мужчине, который не позволит ей стать ведьмой. Ведь чтобы стать ведьмой, сначала надо очень сильно влюбиться и не получить ответной любви… Ревновать и желать зла своей сопернице, а потом уже озлиться на всех женщин и мужчин. Это Хильда знала из сказок, которые читала в детстве.