Добежав до дома, я как ураган проскочила мимо своей матери, курившей на крыльце. Она уже была пьяна и гаркнула мне вдогонку что-то несуразное. Я нисколько не обратила на неё внимание, закрылась в комнате, уткнулась головой в подушку и разрыдалась.

Глеб, сам того не подозревая, ткнул иголкой в самое болезненное место. Ничто не могло вывести меня настолько из себя, как сравнение с матерью-шлюхой. Эта была ахиллесова пята…

Чувство неумолимой боли, стыда и ненависти полыхали адским пламенем. Когда все слезы были выплаканы, я взяла себя в руки, подошла к зеркалу и заглянула себе в глаза. Они были налиты яростью и злобой.

Я вытерла щёки тыльной стороной ладони и ещё раз всмотрелось в своё лицо. В котором не читалось уже ничего, кроме хладнокровия и желания отомстить за болезненное унижение.

– Ну ничего, Глебушка… Ты у меня ещё попляшешь… – с ядовитой усмешкой проговорила я и окончательно успокоилась.

***

Мой День Рождения…

Мне девятнадцать.

За так называемым «праздничным» столом сидела уже пьяная мать, новоиспечённый отчим и мой обожаемый дядька, увлечённо лопающий варёную картошку, которую он искусно солил уже во рту. По окосевшим глазам матери было понятно, что самогонка шла хорошо. Видимо, новый отчим, который появился в нашем доме всего пару месяцев назад, готовил её на славу. Это единственное, что у него получалось. В остальном он был очередным «ленивым засранцем», как выразился дядя Паша. Отчим с утра до вечера валялся на диване с бутылкой пива и переключал каналы телевизора, лениво поедая бутерброды. Он даже не стряхивал с себя крошки хлеба. Настоящая ленивая свинья. Когда матери не было дома, этот пропойца не упускал возможности ущипнуть меня за ягодицу. Но тут же получал по морде. Матери я об этом никогда не говорила – бесполезно. Мне, бывало, казалось, что мать ненавидит сам факт моего существования. И все, что было сказано мной, использовалось только против меня. Прям как в суде, только без адвоката. Так что я предпочитала помалкивать и справляться со своими проблемами сама.

Вот и сейчас настал такой момент.

Дядька с матерью вышли покурить на крыльцо, а отчим остался сидеть за столом. Он смотрел на меня жадным взглядом своих маленьких похотливых глаз.

– Настюха, Настюха… – слащаво пропел он. – Ну что, «целуй меня везде – девятнадцать мне уже»? – его пьяный бред вызывал во мне приступ отвращения и злости.

Я демонстративно сморщилась и промолчала.

– Ну так что, пора тебя везде целовать, Настюха? – не унимался он.

Я приблизилась к отчиму и томно шепнула ему в ухо:

– А не ты ли меня целовать-то собрался, старый пень?

– А почему бы и не я?

Я рассмеялась ядовитым смехом.

– Да потому что ты старый вонючий урод, каких ещё поискать! – зло прокричала я и встала из-за стола.

Я уже было хотела направиться к двери, но отчим резко одёрнул меня за руку и потянул к себе.

– Куда ты собралась?

– Подальше от тебя, чтобы не видеть твою мерзкую пьяную рожу!

– Нет уж! Я покажу тебе, кто в этом доме хозяин, дрянь…

Как только его рука полезла ко мне под юбку, я схватила железную вилку и со всего маха, на который была только способна, ткнула ей ему в ногу. Отчим тут же отшвырнул меня в сторону, вскочил и завизжал как одичавший зверь.

– Аааай! Сука!!!

На крик прибежала мать с дядькой.

– Сука!!! – продолжал кричать отчим, хватаясь за ногу, как если бы у него было боевое ранение. – Нина!!! Твоя дочь – сука! Ты посмотри, что она сделала!

– Ах ты дрянь! Ты что это творишь такое?! – возмущённо закричала мать полупьяным голосом.

– Не хрен было ко мне лезть… – сквозь зубы процедила я.

– Ты опять всё выдумываешь, маленькая изворотливая дрянь!!! – мать сразу полетела на меня с кулаками.

Я уже была готова обороняться, но дядька вовремя её остановил, отшвырнув в сторону как дворовую собачонку.

Мотнув мне головой на дверь, он дал понять, что сейчас лучше срочно убраться отсюда, пока он всё не уладит. Я такие намёки понимала сразу. Незаметно, взяв из маминой пачки одну сигарету, я вышла на крыльцо.

Меня встретила глубокая ночь.

Всё небо было усыпано яркими звёздами… Где-то в траве звонко пел сверчок.

Лёгкий летний ветерок ласково окутал тело, и я немного успокоилась.

Достав сигарету, я подкурила, сделала глубокую затяжку и выдохнула едкий дым в воздух.

Я всмотрелась в ночную мглу.

Вдруг мне почудился чей-то силуэт. Я напряглась, но не тронулась с места.

– Настя, это я. Глеб, – послышалось из-за кустов.

– Глеб? Что ты здесь делаешь?! – возмутилась я.

– Я… Настя… Я по поводу нашего разговора…

Фигура Глеба появилась передо мной в полный рост.

Парень был смущен, не смотрел мне в глаза и прятал руки в карманы.

– Я всё обдумал….

– Что ты обдумал?!

– Я согласен на твое предложение… – Глеб наконец поднял на меня свой взгляд. – Я тебя очень давно хочу и на многое готов пойти. Ты… ты ещё не передумала?

Ядовито усмехнувшись, я улыбалась.

А вот он и шанс отомстить… Сам пришёл. Отлично…

Как в шахматах я быстро накидала у себя в голове на несколько шагов вперед и мотнула головой.

– Нет. Не передумала.

– У меня есть деньги, – Глеб вновь уставился в землю.

– Сколько?

– Семьсот долларов…

Тут же прикинув, сколько это будет в рублях, я фыркнула:

– Этого мало…

– Больше нет. Я взял эти деньги из сейфа у родителей…

Я усмехнулась и потушила сигарету.

– Пойдём?.. – неуверенно спросил Глеб и протянул свою ладонь.

Мы шли через лес по узкой хорошо знакомой тропинке. Глеб постоянно обо что-то спотыкался и, видимо, очень нервничал. Его выдавали влажные ладони и сбившаяся речь. Я, напротив, была холодна и спокойна, или по крайней мере внешне мне удавалось сохранить это состояние.

Галантно открыв деревянную дверь своего ветхого дома, Глеб подождал, когда я войду, и закрыл её на ключ.

В зале был расстелен диван. На столике в пластиковой бутылке стояло домашнее красное вино, два фужера и свечи. Повсюду были свечи… Тоненькие, церковные. Они создавали впечатление какого-то жуткого сатанинского обряда.

– Мда… «красиво», – съязвила я.

– Хочешь вина? – предложил Глеб, не обратив внимания на мой сарказм.

– После местной самогонки пить вино? Ты издеваешься? Тащи что-нибудь покрепче, иначе я не вывезу этой церковно-сатанинской обстановки.

Глеб явно расстроился и даже не попытался это скрыть. Но недолго думая принёс бутылку коньяка.

Мы выпили.

Парень протянул мне небольшую красную коробочку, в которой оказалось маленькое аккуратное колечко.

– Это мне?

– Тебе.

– Золотое?

– Я бы не стал дарить другое… С Днем Рождения, Настя.

Я примерила кольцо, которое, к моему удивлению, отлично уселось на моем пальце.

Мы молчали.

Неловкое молчание слегка затянулось.

Тяжело вздохнув, Глеб достал из шкафа деньги и протянул их мне.

– Держи… – сказал он, поджав губы.

Я пересчитала сумму.

Глеб вдруг резко притянул меня к себе и провел своей большой горячей ладонью по изгибу моей шеи.

– Я буду нежным… – прошептал он мне в ухо и поцеловал.

– Нет, – довольно жестко сказала я и отстранилась. – Не хочу нежности. Хочу, чтобы все было грубо. Как в фильмах. Хочу, чтобы ты порвал на мне одежду и сильно схватил…

– Ты всегда была сумасшедшей, – произнес Глеб. – Но хочешь грубости – будет тебе грубость…

Парень повалил меня на диван и стал жарко и жадно целовать. Большие сильные руки тут же разорвали легкую ткань, обнажив мой лифчик и часть груди. Глеб уже мало соображал, охваченный страстью. Он походил на изголодавшегося зверя, готового поглотить меня целиком. Но у меня оставался холодный рассудок несмотря на то, что все тело дрожало, то ли от возбуждения, то ли от волнения….

– Укуси меня… – простонала я и почувствовала, как зубы Глеба впиваются в мою шею.

Когда уже было совсем близко к сексу, я ударила его между ног, отпихнула и вскочила с постели. Парень скорчился от боли и застонал, схватившись обеими руками за свое мужское достоинство.

– Больно? – ядовитым голосом спросила я. – Мне тоже было больно от твоих слов там, у ручья. А меня обижать нельзя! Каждого обидевшего – ждёт расплата! И чтобы мной овладеть, Глебушка, нужно быть как минимум мужчиной! А до мужчины тебе еще расти и расти. Я не сплю с сопляками. А за свои унизительные слова, брошенные мне там, на берегу, ты скоро ответишь. Теперь попробуй кому-нибудь докажи, что ты не пытался меня изнасиловать!

Сначала я засмеялась каким-то истерическим смехом, а потом завизжала так, чтобы услышали соседи, и кинулась из дома прочь.

– Настя! – вскричал Глеб, когда я уже захлопнула дверь его дома.

На мой крик вышла соседка, которую я чуть не сбила с ног, выбегая из калитки. Я закричала еще громче:

– Глеб пытался меня изнасиловать!

Баба Маня ахнула и прижала ладонь ко рту.

– Кошмар-то какой, батюшки! – запричитала она.

Не обращая на соседку особого внимания, я кинулась вдоль дороги. Я бежала прямо к нашему местному участковому.

– Что случилось? – нахмурившись, спросил Андрей Андреевич, увидев меня, зареванную, запыхавшуюся, да еще и в разодранной одежде.

– Мне нужно написать заявление… – пробормотала я, вытирая слезы.

Участковый тяжело вздохнул. Работать на ночь глядя ему очевидно не хотелось.

– Присаживайся… – устало сказал он, указав мне на стул, и не спеша достал листы бумаги с ручкой…

ГЛАВА 3

Настоящее время

Сидя на крыльце своего дома и делая очередную затяжку едкого сигаретного дыма, я вынырнула из своих воспоминаний, словно из глубокого тёмного колодца. Ладони вдруг стали влажными.

Мне вовсе не хотелось, чтобы Глеба тогда посадили в тюрьму. Совсем не хотелось! Тогда я была ослеплена жаждой мести… И эта дурацкая жажда затмевала рассудок, не позволяла отдавать отчёта своим импульсивным поступкам.

Раскаяние пришло не сразу…

Раскаяние пришло с осознанием всей серьезности того, что я натворила. Вместе с тем меня поглотила мучительная душевная боль и пустота, которая разъедала изнутри. Но было поздно… Признаться в том, что я оклеветала человека? Ну уж нет… Это означало только одно – подвести себя под статью. И моя далеко не сладкая жизнь превратилась бы в сущий ад.

А я этого не хотела… Нет!

Эгоизм взял верх.

Я оставила всё как есть, убеждая себя в том, что Глеб сам во всём виноват…

Заслужил.

Ведь заслужил?..

После того как прошло полгода, по деревне поползли странные слухи… Кто-то говорил, что Глеба отмазали от тюрьмы какие-то люди "сверху"… Они нуждались в крепких бойцах для неофициального войска.

Поначалу это казалось просто выдумкой, но мать Глеба вдруг стала хвастаться неожиданными денежными переводами от любимого сынули. Его родители отремонтировали дом и даже купили машину, хоть и недорогую… Но всё же. Слухи стали иметь под собой реальную основу, а не просто слова. И в тот момент я даже вздохнула с облегчением. Если Глеб имел возможность перечислять родителям деньги, то значит, у него всё было не так плохо. Я надеялась на это. Со временем мучительные угрызения совести наконец стали отступать. Деревенский сброд тоже утихомирился, перестав тыкать в мою сторону пальцем. И кажется, я даже начала забывать эту историю…

Пока не столкнулась сегодня с Глебом на берегу.

С новым незнакомым мне Глебом…

Таким суровым и холодным…

По телу вновь поползли мурашки.

На крыльце вдруг появился дядя Паша.

Я тут же быстро потушила сигарету и спрятала бычок.

– Что, жених твой вернулся? – сощурив глаза, спросил он, закуривая папиросу. Видимо, он увидел нас с Глебом через окно.

– Скажешь тоже… жених, – хмыкнула я. – Это же Глеб. Он всегда будет для меня… деревенским мальчишкой.

– Ну на мальчишку он уже явно не похож…

– Что там мать с отчимом? Уже пьют? – я решила плавно соскочить с темы разговора.

– Опохмеляются.

– Ну понятно… Как обычно, – буркнула я и вошла в дом.

Мать с отчимом сидели в обнимку и припевали какую-то устарелую песню.

Я села на старое потёртое кресло, положила ноги на стул и бесцеремонно включила телевизор.

– Выключи эту дрянь! – тут же взревела пьяная мать.

– Телевизор лучше, чем ваши вопли слушать.

– Выключи, я сказала! – зло шипела она.

Я стала тыкать по каналам, как всегда, в надежде увидеть своего отца.

Мое происхождение было весьма туманным… То, как моя мать по молодости смогла залететь от крупного бизнесмена и политика, оставалось для меня загадкой. Мать говорила, что связь была мимолётной. И когда она забеременела мной, Леонид Георгиевич Власов даже не задумываясь послал мою беременную мать ко всем чертям. У Власова на тот момент была своя официальная семья.

Будучи ещё маленькой девчонкой, я мечтала, что когда-нибудь за мной приедет отец. Он обязательно подъедет на белом лимузине к крыльцу школы. Все одноклассники выбегут на улицу, в недоумении смотря на дорогую машину. Отец пройдёт мимо всех прямиком ко мне. А я сразу его узнаю и кинусь на шею со словами: «Папочка!». Он подхватит меня и крепко прижмёт к груди. Все одноклассники раскроют рот от удивления и зависти. Отец скажет: «Прости, я ничего не знал о тебе. Но теперь мы будем вместе. Навсегда». Я вытру слезы о рукав своей кофты и кивну, зная, что теперь ВСЁ БУДЕТ ХОРОШО.

Но время шло, а отец так и не появился. Надежда постепенно стала рассеиваться как утренний туман, а вместо неё пришла злоба и обида на весь мир.

Мысль о существовании богатого и влиятельного отца постепенно превратилась в навязчивую идею. Ведь если во мне течёт кровь такого успешного человека, значит, я чего-то стою в этой жизни, и мне не место среди этой деревенской шелухи. Моё место – в большом городе, среди таких, как мой отец. И пусть он не приедет за мной на белом лимузине – эти детские мечты остались в прошлом. Я надеялась только на одно: что сумею ему понравиться и растопить лёд в его душе. К моему счастью, я была очень похожа на него внешне и абсолютно не похожа на свою мать.

В хорошо спрятанном месте хранился номер телефона секретаря моего отца. Я успела быстро начеркать его на первом попавшемся листке бумаги, когда корреспондент диктовала номер с экрана телевизора. Оставалось дело за малым – приехать в Москву и заполучить долгожданную встречу.

– Подонок! – выкрикивала мать, видя Власова по телевизору. – Бросил он нас тобой, доча, бросил. А если бы не бросил, катались бы мы сейчас с тобой как сыр в масле и ни в чём бы себе не отказывали!

Мать обвиняла отца во всех смертных грехах и даже приписала ему свой алкоголизм.

– Вот если останешься матерью-одиночкой, я посмотрю на тебя! Тоже запьёшь! – голосила она. – А я хоть и пила, тебя всё равно, дрянь такую неблагодарную, вырастила! Хоть и нищебродка ты у меня, но красавица. Может, за лицо смазливое и сиськи упругие тебя хоть какой-нибудь паренёк-то в жёны и возьмёт. Хоть слезешь наконец с моей шеи!

Моя красота была единственным козырем в этой жизни. Я была высокой, стройной, с тонкой талией и лебединой шеей. Изгибы моей фигуры были изящны и соблазнительны. Длинные черные густые волосы делали мою внешность яркой. А голубые, странные, полупрозрачные глаза, обрамлённые синей полосочкой, придавали образу неотразимую изюминку. Только мой взгляд был всегда холодным. Мои глаза таили в себе невысказанную боль… Глубину которой я даже не осознавала. Да и не хотела.

Главное – что я была красива. Говорят, красота правит миром. Но это надо было ещё проверить…

ГЛАВА 4

Сегодня я очень плохо спала и почему-то всё время думала о Глебе… Странное чувство беспокойства не покидало меня.

Я встала с постели и сразу пошла к ручью. Хотелось свежей прохладной воды, чтобы смыть с себя тревогу и омрачающие сознание мысли.

У ручья меня встретил Глеб… Он сидел на берегу и смотрел куда-то вдаль… На нем была вчерашняя рубашка, изрядно помятая, и такие же джинсы. По его внешнему виду казалось, что он ещё даже не ложился. Переведя на меня затуманенный и злобный взгляд, он отхлебнул коньяк и безразлично произнёс:

– Ты рано.

– Ты тоже… – по моей спине прошёлся холодок. – Что ты здесь делаешь?

– Тебя жду.

– Зачем? – тихо и неуверенно спросила я и вместе с тем ощутила, как всё моё тело напряглось в предчувствии чего-то нехорошего.

Глеб усмехнулся.

– Война, Настя, изменила меня.

– Я вижу…

– Нет больше Глеба, которого ты знала.

Я молчала.

– Уйдя на службу, я старался не вспоминать тебя, – сказал Глеб. – Но чёрт возьми, всё равно постоянно думал! Но война выбивала из меня всякую романтику. Мысли о тебе становились все более грубыми и животными… Скрипя по ночам зубами, я думал о том, каким дураком был с тобой! Ведь надо было просто схватить тебя, приструнить и подчинить! Надо было быть мужчиной, а не сопливым романтиком, об которого ты то и дело с удовольствием вытирала свои ножки. Я был глуп и ничего не понимал. А когда понял, было уже поздно. «Но ничего, вернусь – разберусь», – шептал я себе как молитву каждую ночь перед тем как уснуть.

– Глеб…

– Молчи! Когда моя жизнь висела на волоске, знаешь, о ком я думал?! – его глаза налились кровью. – Думаешь, я вспоминал мать, родных, близких или друзей? – Глеб сделал еще один жадный глоток и слегка поморщился. – Нет, Настя. Я думал о тебе. Я каждый чёртов день думал о тебе! И за тобой должок… Настя. Полгода я отсидел ни за что.

Я с опаской всмотрелась в лицо Глеба. Глаза были абсолютно невменяемые, дикие и красные, то ли от отсутствия сна, то ли от чрезмерного количества выпитого алкоголя. А может, и от того, и от другого.

Глеб стал подходить ко мне неровной походкой, я инстинктивно медленно попятилась назад и хотела уже кинуться прочь, но мужчина резко схватил меня.

– Глеб… Ты чего?.. Глеб… – испуганно произнесла я.

Договорить я уже не смогла. Глеб закрыл мне рот губами и с чудовищной силой, так, что хрустнули косточки, прижал к себе. Я замычала, забилась, пытаясь упереться руками ему в грудь. Но он не обратил на моё сопротивление ни малейшего внимания, проник грубой шершавой ладонью под вырез моего платья и ощупал вмиг отвердевшие соски. Тяжело дыша, Глеб повалил меня на траву, прижав к земле своим мощным накаченным телом. Его жадные ручищи заскользили по изгибам моей фигуры, исследуя её самые сокровенные места. Его движения были напористыми и властными, полные неистовой страсти и лютой ненависти. Я рьяно пыталась вырваться, но у меня ничего не выходило. Несмотря на то что Глеб был пьян, он значительно превосходил меня физически, и все мои усилия были обречены на провал. Я не смогла реализовать ни один приём из техник самообороны, которым научил меня дядька. Когда я была обессилена и почти перестала сопротивляться, Глеб наконец оторвался от моих губ, и я смогла в полный голос прокричать: «Глеб, нет!». Мужчина быстрыми движениями поднял тонкое хлопковое платье и рванул трусики. Тяжело дыша, он грубо вошёл в меня. Я вскрикнула от боли и прикусила нижнюю губу.

Мужчина тут же остановился, словно протрезвев, и всмотрелся мне в лицо широко распахнутыми глазами.

– Ты… ты еще девственница?

– Да! – закричала я, и из глаз брызнули слезы.

– Уже нет… – словно прорычал он приглушенным голосом и стал медленно двигаться во мне.

Мне было нестерпимо больно, обидно и унизительно. Я вцепилась ему ногтями в кожу настолько сильно, насколько это было возможным, но это, наоборот, еще больше разожгло в нём страсть, и он превратился в дикого зверя.

Когда все закончилось, Глеб поймал мой подбородок, притянул к себе и, посмотрев мне в глаза, произнёс:

– Ты теперь моя, слышишь? МОЯ.

– Никогда… – тихо пролепетала я. – Ты взял моё тело, а душу – НИКОГДА.

– А есть ли она у тебя, эта душа?! – с какой-то яростью бросил он.

Я не раздумывая плюнула ему в лицо. Глеб вытер лицо тыльной стороной ладони. Я думала, он ударит меня, но нет, просто приподнялся на руках и ничего не сделал. И я, наконец почувствовав свободу в действиях, оттолкнула от себя этого ублюдка и кинулась прочь.

– Настя! – крикнул Глеб мне вдогонку.

Я не обернулась. Я бежала через всю деревню, не обращая внимания на встретившихся мне прохожих. Я бежала как сумасшедшая, словно меня преследует одичавший зверь. По моим щекам катились слезы… Слезы стыда, отчаянья, внутренней боли и ненависти.

Прибежав домой, я закрылась в своей маленькой комнатушке, медленно скатилась вниз по двери и ещё больше разрыдалась.

Как он мог так со мной поступить?! Это же Глеб… Это же был Глеб… Мой Глеб, который таскал мне каждое утро полевые цветы! Тот безобидный мальчик, который никогда бы не причинил мне зла.

Нет, это уже был не Глеб.

Того безобидного Глеба я сама стёрла в порошок, усадив за решётку…

Я прошла в кухню и махом выпила недопитую рюмку водки, оставленную матерью на опохмел. Противная водка только жгла желудок, но никак не могла разжать сдавленное от боли сердце.

В дальнем углу комнаты стояла дядино охотничье ружье. Я вытерла слезы, взяла ружье в руки и, рассматривая его как музейный экспонат, застыла в своих размышлениях.