Алла смотрела на мужа и не узнавала его. Сколько эмоций! За почти двадцать лет брака выражение лица Иосифа Биргера, звездочета и великого (по мнению многих) предсказателя-астролога, становилось живым, взгляд – сконцентрированным и осмысленным считаное количество раз. Впервые это случилось в тот день, когда студентка третьего курса физмата Аллочка Бенц после лекции, дождавшись, пока опустеет аудитория, объявила влюбленному в нее преподавателю математики, что завтра, нет – сегодня они идут подавать заявление в загс. Ося, как ласково называла она его в минуты близости, посмотрев на нее пристально, вдруг широко улыбнулся, затем приподнял над полом, что при его росте и тогдашнем весе (тщедушен был, да…) стоило ему немалых усилий, и закружил. Остановившись и отдышавшись, он не спешил отпускать ее. Они чуть было не упали вместе на затоптанный студенческими башмаками пол аудитории, но Алла успела ухватиться за край кафедры и удержать равновесие их нестойкой парной композиции.
Всю последующую часть суток Аллочка с изумлением и некоторым испугом наблюдала за будущим мужем, уже сомневаясь в правильности выбора. Ося был суетлив и нервно подвижен, не мог усидеть на одном месте долее пяти минут, вскакивал, выкрикивая при этом непонятные слова. К вечеру, когда пришла пора укладываться в постель, немного успокоился. «Ты не забудешь, что нельзя будет изменить дату свадьбы? Не забудешь?» – спрашивал он, приподнимаясь на локте и пытливо заглядывая в глаза. «Нет, Ося!» – в который раз отвечала она с раздражением, не понимая, почему ему так важна эта дата – седьмое декабря.
Именно тогда она узнала, что Иосиф Биргер тайно ото всех изучает астрологию и практикуется в предсказаниях, составляя гороскопы. Высчитав заранее дату начала безупречной семейной жизни, он собирался сделать Аллочке предложение в ближайшее время, но она его опередила, определив тем самым лидирующую позицию в их будущем союзе. Успокоившись – не все так страшно с неожиданными эмоциями, Алла наутро кормила завтраком уже прежнего привычного Осю, погруженного в свои мысли. Ох, как любила она это его состояние оторванности от мира, загадочное, спокойно – отрешенное. Он становился беззащитно трогательным, Аллочка чувствовала себя причастной к его гениальным (не меньше!) мыслям, даже не пытаясь вернуть мужа к реальной жизни и бытовым проблемам.
Отвалившаяся кафельная плитка в ванной комнате, по капле (вместо нормальной струи) выдающий воду кран, пустые полки холодильника были ее заботой. Точнее, брата Самуила, который, как она считала, чувствовал что-то вроде угрызений совести – познакомил Иосифа с ней именно он, без всякой цели, при случайной встрече у входа в университет, куда она, Аллочка, решила поступать по окончании школы.
Еще один день запомнился ей тем, что Иосиф… плакал. Уже совсем немыслимое состояние, невиданное Аллочкой, да и его родителями, как выяснилось, тоже. Втроем переглядываясь, они бросали тревожные взгляды на взрослого мужчину, рыдавшего как ребенок.
Они не так давно проводили всех, кто пришел помянуть родного брата Аллочки Самуила. Иосиф, выпив рюмку водки, третью по счету (запредельное для него количество), вдруг зарыдал в голос. Сама Алла, конечно, была расстроена, но и озабочена – они только что обсуждали, что делать с осиротевшей племянницей Августиной, той исполнилось лишь тринадцать.
Самуил никаких распоряжений и пожеланий не оставил, как и завещания на все немалое имущество и огромную квартиру. Алла справедливо страшилась брать на себя ответственность за ребенка – своих детей никогда не было, как и осознанного желания их завести. Авгуша хотя и была девочкой спокойной, воспитанной и здоровой физически, обладала одним качеством, отличавшим ее от сверстников: она была так же далека от бренного мира, как и Аллочкин муж. Ее мирком были книги, в основном по биологии, естествознанию и химии, что для ребенка ее возраста казалось странным. Если бы не одно обстоятельство, Алла могла бы подумать, что отцом ребенка является ее муж, а не брат, до того похожи характерами и повадками они были – Августина и Ося. Но муж был безнадежен как родитель – справку об этом факте он ей представил.
Спросить, о чем тот так надрывно рыдает, решилась свекровь. Взглядом удалив своего мужа и ее, Аллочку, из столовой, она плотно закрыла за ними дверь. О чем они говорили, Аллочке неизвестно до сих пор, мир праху Зинаиды Львовны. Но когда та после беседы с сыном вышла из комнаты, глаза ее были мокрыми от слез. Засуетившийся свекор подхватил жену под локоть и осторожно довел до спальни, где уложил на кровать. Алла же поспешила к мужу. Застав его совершенно спокойным, она все же попыталась задать вопрос о причинах, что так расстроили ее любимого. Поймав лишь пустой его взгляд, поняла – ответа ждать не стоит.
Все тревоги забылись, опеку над девочкой она оформила, переехали они с Осей жить в их с Самуилом родительскую квартиру, чтобы не лишать Августину привычной обстановки. Но нет-нет, да и вспоминался тот горестный день и рыдания мужа.
Родители его тогда улетели домой в Израиль, заручившись обещанием сына начать-таки готовить документы для переезда к ним. Они так и не поняли, что Иосиф панически боялся перелетов и никогда не помышлял о смене места жительства…
Сейчас же Иосиф злился. Алла, изрядно за неполные тридцать лет устав от его капризов (эйфория все-таки прошла вместе с безумной любовью), ждала, когда он успокоится сам. Она молча налила воды в кружку, поставила ее перед ним на стол и отошла к окну. С третьего этажа было плохо видно, что происходило во дворе, зрение уже не было таким острым, но разглядеть полицейскую машину и суетящихся вокруг дома напротив жильцов смогла.
– Не знаешь, что там случилось? – Она повернулась к Иосифу, который даже не притронулся к кружке.
– Человека убили! – Резкость ответа удивила, но Алла ничем не выдала этого.
– Знаешь его? Кто-то из знакомых? – все же насторожилась она.
В доме напротив жили восемь семей. Здание было таким же старым, как и их дом, постройки позапрошлого века. Не удивительно, что жители знали друг друга в лицо. Но близко чета Биргер общалась лишь с бывшей одноклассницей Аллочки Ириной Варениной и ее мужем.
– Нет, – вновь раздраженно ответил муж, поднимаясь. – Я устал, пойду прилягу.
Она задумчиво смотрела в спину удаляющемуся мужу. На следующий год ему исполнится шестьдесят. Он давно не преподает, обеспечивая их семью средствами, заработанными составлением гороскопов и натальных карт. К нему записываются на прием за месяц, среди клиентов много влиятельных лиц города, крупных бизнесменов и… врачей. Он дает точные прогнозы на события, предупреждая об опасностях и помогая при подписании договоров. Сложные операции, проведенные хирургами в дни, рассчитанные им, безупречны, заключенные в названные им даты браки практически идеальны. Алла по-прежнему считает Иосифа уникальным астрологом и даже немного магом. Но муж стареет, а характер его год от года становится все более невыносимым. В конце концов, и ее, Аллы, терпение не безгранично.
«Что могло произойти такого, чтобы Иосиф так разозлился?» – думала она, возвращаясь на прежнюю позицию к окну. Почему связала два факта – убийство в соседнем доме и настроение мужа, она объяснить себе в тот момент не смогла.
Августина открыла глаза. Так и есть, белый потолок, тусклая лампа за матовым абажуром, пожарные датчики, соединенные проводами. А она решила – приснилось…
Августина подумала, что даже не знает, как это – лечиться в стационаре. Не было в ее жизни такого факта, не болела она ничем серьезным, может быть только простудой в детстве. В том детстве, где был еще жив отец. «С тетушкой болеть было бы рискованно», – невольно улыбнулась она, вспомнив Аллочку, безумно любившую своего мужа, главной своей заботой считавшую его и только его. «Хотя как раз дядя Иосиф, как мне тогда казалось, меня баловал, – призналась себе Августина. – По крайней мере отказа я ни в чем не знала».
Голову от подушки оторвать не удалось, Августина только и смогла что облизать сухие губы и пошевелить пальцами правой руки. Тут же резкой болью отозвалось запястье. Она скосила глаза и заметила трубочку, которая тянулась к флакону на штативе. Вдруг вспомнив все, что с ней произошло, Августина заплакала от бессилия и страха.
– Так-так, спокойненько лежите, девушка. – Женский голос звучал тревожно. – Плакать не нужно, все позади, теперь многое зависит от вашего настроя.
– Где мой сын? Миша?
– Мальчик в ординаторской, рисует. Такой смышленый пацанчик – быстро сообразил взрослых позвать на помощь! Он, правда, все время повторяет про какого-то мужчину… У вас красная щека, гематома – вас ударили?
– Я хотела бы уйти домой, если нет ничего серьезного, – не ответила на вопрос медсестры Августина.
– Об этом нужно говорить с доктором Ледневым. Павел Андреевич зайдет к вам позже.
– Павел Леднев…
– Вы знаете его? – В голосе женщины прозвучало любопытство.
– Да, немного, – тихо ответила Августина и прикрыла веки: болтливая тетка не вызывала желания откровенничать.
Павел Леднев был когда-то ее одноклассником, она действительно помнила его плохо – внешне неказистый, со слабо развитой мускулатурой, жидкой порослью над верхней губой, он выделялся лишь умом и упрямством. Авторитетом среди парней не пользовался, но и гнобить себя не позволял. Девчонки же лишь косо посматривали в его сторону, когда он четко и аргументированно доказывал свою правоту учителям. Спорить Паша любил, отстаивая свою точку зрения до победного, иногда прекращая дискуссию на уроке в один день, но продолжая на следующий. Почему-то учителя в спор с ним ввязывались охотно и как с равным. Да и «баттлы» эти забавляли всех, некоторых даже радовали – гарантированно в тот день опроса по теме не было, лишних неудов в журнале тоже. Августина же, погруженная в свои мысли, за диалогом спорщиков не следила.
«Блаженная» – называли ее отец, тетушка, одноклассница Лика и соседка Лилия Модестовна Ульянова, близкая подруга отца, драматическая актриса местного театра. Именно последняя настояла на том, чтобы отец отвел ее к детскому психологу. Августина послушно отбыла в кабинете доктора положенные на ее излечение часы. Чуда не случилось, она осталась прежней.
Августина ни на кого не обижалась, тем более никаких гонений из-за частого своего загадочного состояния не испытывала ни со стороны взрослых, ни со стороны ровесников. Лика, правда, иногда злилась всерьез, если Августина в середине ее рассказа отключалась и, глядя куда-то поверх ее головы, замирала в неподвижности. Щелкнув пару раз пальцами у нее перед носом, так и не добившись внимания, Лика, покрутив пальцем у виска и произнеся привычное «блаженная», обиженно замолкала. Августина, наблюдая за ее пассами, улыбалась успокаивающе, но думала в тот момент о своем. Она знала, что мягкий характер подруги не даст той долго злиться, Лика отходчива и добра. А то, о чем она, Августина, думает, много важнее ее болтовни.
Но однажды все же Августина выслушала ее до конца. Удивление, испытанное ею при первых словах Лики, заставило ее сосредоточиться. Она молчала, изредка покачивая головой, словно не соглашаясь. Кто?! Павел Леднев? И она, Лика? Красавица, за которой бегают все старшеклассники?
«Я люблю его давно, Авгуша. Наверное, с детского сада. Ты помнишь, у него был такой смешной помпон на шапке? Полосатый? Сама шапка серая, а он разноцветный. Ниток, что ли, не хватило серых?» – Лика мечтательно улыбнулась, а на глаза Августины навернулись слезы. Наверное впервые за свою жизнь она поняла, как слепа и глуха в своем эгоизме… Тогда она молча слушала Лику, стараясь не пропустить ни слова. «И вы встречаетесь?» – спросила она после того, как та замолчала.
– Нет, – ответ прозвучал довольно резко.
– Почему?
– Он любит другую. – Лика отвернулась.
– И кто она? – удивление Августины было искренним – как можно не любить Анжелику?
– Не так важно. Давай сменим тему. Все еще на биохим поступать собираешься?
– Да, – машинально ответила Августина и подумала, что в последнее время и тетушка, и ее муж Иосиф часто задают ей тот же вопрос. Надеются, что передумает?
О проекте
О подписке