Арсеньева фыркнула и отвернулась. Одноклассница походила на озлобленную гавкучую таксу. У неё было худое вытянутое лицо, чересчур длинный нос, тёмные волосы до лопаток и большие чёрные глаза, густо подведённые угольно-чёрным карандашом. Выглядело это странно, будто сначала ей наложили на лицо грим, а потом окатили ведром воды. Она не расставалась с пудреницей, замазывала прыщи тональным кремом, что ничуть не скрывало проблему, а напротив, лишь подчёркивало её наличие. К счастью, хотя бы эта подростковая кара меня миновала. Я гордилась своей чистой белой кожей без единого изъяна. В колоде карт под названием «красота» мне выпало три крупных козыря: стройность при любви к булкам, жгучие тёмно-карие глаза и кожа Белоснежки – матово-белая, нежная, с милым румянцем на щеках. А вот тонкие волосы и большие выпирающие вперёд зубы, напротив, снижали градус моей привлекательности. Хромота же ставила на ней крест. Трудно вспомнить хотя бы одну известную красавицу с подобным недоразумением. Хромающая красавица. Звучит как оксюморон.

Не только я записалась на танцы. Моя подруга Дашка из параллельного класса тоже собиралась составить мне компанию.

– Круто! Будем вместе ходить!

Не сказать, что мы с Дашей были очень близки, но мы определённо ладили. Наши классы занимались вместе на физкультуре. Обычно капитаны выбирали участников в команду. То была позорная практика для таких, как мы с Дашей.

Сначала расхватывали самых лучших игроков. Потом наступал черёд тех, у кого физическая форма похуже. И ещё хуже. И ещё. И ещё. И так пока не оставались я, Уля Хромоножка из седьмого «А», и Толстуха Дашка из седьмого «Б». Мы были из лиги изгоев, поэтому старались держаться вместе.

– Ну и пошли они, – говорила я расстроенной Даше в моменты отчаяния. – Пойдём в столовую. Съедим по пончику. А этим козлам ничего не достанется.

– Да кто нас отпустит с урока? – округляла глаза Даша.

– А кто будет спрашивать?

Обычно мы внаглую сваливали с урока физкультуры. Даже если учитель останавливал нас, мы врали про туалетные потребности и уходили. Так мы сделали и в тот день.

– А ещё я в бассейн записалась. Мне от соцзащиты дали бесплатный абонемент. Свободное посещение. Могу ходить, когда захочу.

– Здорово! Слышь, Уль: а ты сделала задание в синей тетрадке по истории?

– Да. Тебе дать списать?

– Ой, спасибо!

Даша была единственным ребёнком в любящей обеспеченной семье. Учёба давалась ей с трудом. Дополнительные занятия с репетиторами, на которые мать записала её чуть ли не с третьего класса, ситуацию не спасали. Сейчас в этом нет ничего необычного. Но в нулевые в простой провинциальной школе репетиторов семикласснику нанимали в двух случаях: либо его целенаправленно готовили к поступлению в крутой ВУЗ, либо он был настолько слаб, что самостоятельно не мог учиться даже на тройки.

То был как раз Дашин случай.

Вдобавок бедняге ещё и с внешностью не повезло. Маленький рост, полнота, кривые ноги и заурядное лицо с пухлыми щеками в рамке невнятно-русых волос.

– Страшненькая девочка, – сказала о ней моя мать. – Дружи с ней. На её фоне всегда будешь выгодно выделяться. Даже с твоей походкой.

Я тогда ничего не сказала вслух, но подумала, что точно не хотела бы, чтобы кто-то дружил со мной по такому принципу. С Дашей было приятно общаться. А для меня это был главный критерий при выборе подруги.

Я протянула Даше исписанную тетрадь.

– Ого! Вы что, уже это всё проходили? А мы на третьем параграфе.

– Нет, это я сама…

– А, понятно. Можно тогда я ещё и десятую страницу перепишу?

– Да хоть всё. Не хочешь пойти со мной в бассейн?

– Не, – Даша поморщилась. – Не люблю плавать. А вот на танцы попробую. Мама давно уговаривает куда-нибудь податься, чтобы похудеть.

***

– Делать тебе больше нечего! – сказала за ужином мать, когда я сообщила о своём решении заниматься танцами. – Ульяна, ну какие тебе танцы?

– Ты считаешь, что я не могу танцевать? – я насупилась. – Спасибо за поддержку. Говоришь как Арсеньева.

– Я не думаю, что ты не можешь танцевать, – она смягчила тон. – Просто я считаю, что для тебя и так многовато нагрузки. А тебе надо думать о здоровье.

Последнюю фразу я знала наизусть. Всё, что я только и делала – это думала о здоровье. А хотелось хоть немного пожить, думая о том, что занимает любого нормального подростка. Но мать как будто не понимала, что у меня есть личные желания. На всё происходящее со мной она смотрела с удушающей позиции: «только не навреди здоровью».

– Мам, ты помнишь, что сказал мне врач, у которого мы были в прошлый раз? Больше физической нагрузки. Велосипед, плавание, гимнастика, бег. Нужно укреплять спину и ноги. Вот я и укрепляю. На танцах дают много упражнений на растяжку. То, что мне нужно. И это бесплатно.

– Ну ладно, – последний аргумент действовал безотказно.

Иногда в семьях начинаются финансовые трудности. Что до нашей семьи, то эти трудности и не заканчивались вовсе. Оба моих родителя работали. Отец трудился строителем, а мать работала в ближайшем от дома цветочном магазине. Но денег катастрофически не хватало. Случалось, что отцу месяцами не платили зарплату. Мать занимала деньги на жизнь у друзей и родственников. Ещё родители постоянно брали кредиты в банках. Процент был грабительский, и расплачивались они с трудом, окончательно увязая в болоте кредитной бедности.

Я регулярно заговаривала об интересных дополнительных занятиях, но быстро поняла, что это бесполезно.

«Денег нет», – вот и весь ответ.

А в этом году мне повезло дважды. Бесплатный бассейн и бесплатные танцы. Что ещё надо для счастья?

Разве что немного карманных денег.

Летом я неплохо заработала, когда помогала бабушке продавать семечки. Правда, вышла одна некрасивая история, и мне пришлось бросить ту подработку. С другой стороны, я хотя бы легко отделалась.

Мы жили рядом со стадионом, где регулярно проводились футбольные матчи. Все жители нашего небольшого многоквартирного дома ненавидели футбол. Даже мужчины презирали этот вид спорта. И на то были весомые причины. Всё лето на стадионе включали громкую музыку, с раннего утра и до глубокого вечера. Годами я просыпалась в семь утра под песню Аллы Пугачёвой «Беги, беглец, беги» и силилась понять её смысл. Эти глупые песни крутили постоянно. Постоянно!

То была изощрённая пытка.

С апреля по ноябрь на стадионе проводились матчи. На них съезжались команды со всей области. Футбол был радостью для горожан, – кроме тех, кто имел удовольствие видеть все эти игры бесплатно, но видел бы их в гробу. Болельщики вели себя отвратительно: пили пиво, бросали бутылки, мусорили как распоследние свиньи, дрались и справляли нужду по углам в нашем дворе.

Но были и плюсы.

Мать моего отца, бабушка Маша, сообразила, что на этой футбольной вакханалии можно немного заработать. Она жарила семечки и продавала их на входе. А я ходила по рядам и предлагала весёлым захмелевшим дяденькам «вкусные жареные семечки».

До того случая.

В конце августа должен был состояться значимый футбольный матч. Зрители разместились, ожидая начала игры. Стоял гвалт и свист. Болельщики махали флагами, дудели в трубы, выкрикивали лозунги. На таких сборищах аудитория в основном мужская, взрослая. Мужчины пили пиво, сплевывали на пол, задорно матерились. Я пробиралась по рядам, предлагала семечки. Их у меня охотно покупали. Иногда даже на мороженное давали.

Я забралась на верх, на самый высокий ряд и дошла до отдалённого места, где почти никого не было.

– Желаете семечки? – спросила я, мило улыбнувшись.

Толстый раскрасневшийся мужик бросил на меня оценивающий взгляд.

– Почём?

– Десять рублей за большой кулёк, – я натянула вежливую улыбку и бодро затараторила, – пять рублей за маленький.

– Поди-ка сюда.

Я наклонилась к нему, чтобы показать товар. Мужик схватил меня пониже спины, прижался промежностью. Отвратительный перегар обжёг лицо: я увернулась от поцелуя.

– Люблю таких… молоденьких.

Семечки рассыпались по рядам.

Он был пьян, и я легко вырвалась из вялых рук, попутно обложив словами, за которые мать периодически грозилась надавать мне по губам, потому что «ты же девочка, и выражаться так не должна».

– Сука! – заорал он, когда я ногой столкнула его банку пива на пол.

Бесценный напиток разлился.

Хорошо, что он сидел один на самом верху. Я перелезла по ветке дерева на забор, затем – на крышу соседского сарая. Спрыгнула вниз, ударилась, оцарапала кожу шершавой крышей шифера. Проверила одежду. К счастью, шорты не порвала. А то мать бы меня убила.

Я вернулась домой в молчаливой задумчивости. Родителей не было дома. Брат с жадностью ел пельмени в жирном майонезно-кетчуповом соусе и смотрел «Криминальную Россию». Показывали сюжет про маньяка, насиловавшего девочек в парке.

– Денис.

– А, – он обожал эту передачу и не отводил взгляд.

– Я знаю, что у тебя остались петарды после Нового года. Дай парочку.

– Ага, аж два раза!

Реакция брата была ожидаемой.

– Денис, мне правда очень надо. Я у тебя редко прошу.

– А что случилось? – он всё-таки обернулся ко мне.

– Меня на стадионе облапал какой-то урод.

Брат молчал.

– Старый извращенец, – уточнила я. – Дрочила недобитый.

Денис встал, отодвинул тарелку и полез в ящик.

– Вот, – сказал он, – последние.

– Я тебе потом верну… Хочешь, заплачу? Я на семках немного заработала.

– Не надо! Так бери.

– Спасибо.

Я взяла коробку с петардами и ушла на кухню за спичками. Денис поплёлся за мной.

– Уля…

– А?

– Ты что делать будешь?

– Напугаю, – я порылась в кухонном шкафу, достала спички. – Он всё ещё там сидит, бухает. Я его так и возьму тёпленьким.

– Сходить с тобой?

– Не надо. Это моя вендетта. Ты лучше смотри «Криминальную Россию». Потом расскажешь, как он жертв крошил и сколько тому маньчелле дали, ладно?

Я дождалась, когда соседка снимет бельё и во дворе никого не останется. Проскользнула через помойку, закрывая нос рукой – тошнотворный запах вызывал рвотные позывы. Прошла за гаражами, аккуратно ступая, чтобы не вляпаться в человечьи экскременты или не пораниться о битое стекло.

Хромоножек зачастую недооценивают. Кажется, что если человек хромает, то он не может быть сильным или ловким. Несмотря на пугающие диагнозы врачей, в неполных четырнадцать я была как раз такой, пусть и с телесным изъяном. Я умела лазать по деревьям и крышам ничуть не хуже любого дворового мальчишки и знала каждый уголок в округе. Тот дядя и понятия не имел, с кем связался. Он находился на моей территории и это делало меня хозяйкой положения.

По проторенной дорожке я забралась наверх, рысью пробежала по крышам сараев и притаилась на заборе. Любитель лапать малолеток по-прежнему сидел один, развалившись на двух сидениях разом. Вид у него был омерзительный. Раскрасневшееся потное лицо с рыхлыми щеками и некрасивое заплывшее туловище. Майка задралась, оголив жирное брюхо. Он был пьян в стельку. Видимо, он был настолько неприятен, что даже прочие пьяные болельщики держались от него подальше.

Я наблюдала за ним, как кошка следит за мышкой. Меня закрывали ветки деревьев. Пришлось недолго ждать. Вскоре нужда позвала его в ближайший куст. На стадионе был платный туалет, но туда ходили единицы. Само собой, этот явно был не из интеллигентов, плативших по пять рублей за писсуар. Мужчина расстегнул ширинку, достал смешной короткий прибор, которым он ранее угрожал лишить меня девственности (было бы чем угрожать!) и принялся поливать траву. Он был сильно пьян, и почти засыпал, еле удерживая вялый член в руках.

Его взбодрил взрыв петарды, внезапно брошенной ему под ноги. Мужик заорал. Он поскользнулся в луже собственной мочи и упал в чужие испражнения. Следующая петарда попала на его жирный живот. Он на удивление оперативно отреагировал – успел смахнуть с себя горящую чёрную палочку. Ну что поделаешь. Моя недоработка. А так хотелось, чтобы взрыв случился у него в штанах.

Третью петарду я бросала не глядя, по-партизански отползая по крыше. Нужно было остаться незамеченной. По крику я поняла, что желаемый эффект был достигнут. Я его не покалечила, но сильно напугала. А главное – макнула туда, где ему самое место.

«Ишь чего удумал! – сказала я себе, слезая с крыши. – За такое наказывают».

Перед сном я в красках рассказала брату о страданиях педофила-неудачника. Мы хохотали так громко, что мать заглянула к нам в комнату и цыкнула: «А ну потише! Завтра нам рано вставать на работу, спать мешаете». Мы пообещали, что будем паиньками.

– А сколько тому маньяку дали? – шёпотом спросила я.

– Пожизненное.

Я накрылась одеялом и свернулась клубочком, как довольный котёнок.

– Спокойной ночи, тупица, – сказал мне брат, зевая.

– Спокойной ночи, дебил.