Цитаты из книги «Когда отдыхают ангелы»

будто напоминают, что люди – молокососы

Собственно, никакой Швеции оттуда не было видно. Видны были лес и камни.

Чтобы из шкафов дрессированные шапки выскакивали? Хреновы победители драконов!..

если хоть один из них не явится в нужный момент, последствия могут оказаться самыми печальными». Так сказал мне тот человек. Подумайте об этом, ладно?

«У каждого из нас есть ангел, – сказал человек. – Тот, что отвечает за наши поступки. Но ангелы не могут заниматься только нами. Если мы что-то делаем правильно – хоть что-то делаем правильно, они улетают по другим важным делам. И тогда одной бедой в мире становится меньше. Если же мы пакостим, ангелы должны оставаться рядом – исправлять наши пакости. Мой ангел знает: вечером я всегда чищу лопату. В это время он может быть за меня спокоен, может от меня отдохнуть. И он летит спасать кого-нибудь – от бури, камнепада, землетрясения. Летит туда, где нужны усилия многих ангелов. И

Только так и бывает. Ты давным-давно знаешь какого-нибудь человека, а в какой-то момент что-то случается с твоими глазами – будто купил другие очки: смотришь на старого знакомого и вдруг понимаешь: увидел его впервые! И с этого момента – с этого взгляда – влюбляешься.

Если бы у них была возможность совершить подвиг в выдуманной жизни! В выдуманной, но чтобы была почти как настоящая. Будто ты уснул, а потом очнулся – с подвигом внутри. И дальше бы с этим жил. А это героическое внутри – оно как гарантия человеческого качества, даже если жизнь вокруг будет нормальная и не потребуется действительно умирать, задыхаться в газовой камере. И вообще: быть может, если совершать подвиги в детстве, потом, во взрослой жизни, ни от кого не потребуется задыхаться. Не потребуется подвигов, которые будут признаны после смерти…

Я – против подвигов. Если жизнь нормальная, в ней не должно быть подвигов. Я где-то читала: в реальности человек не совершает подвигов. Он совершает поступки. Подвиг это или не подвиг, решают другие люди. Потомки. Те, кто может взглянуть на чужую смерть со стороны. Они думают: ах, как красиво этот человек умер! Настоящий герой! А тот, кто действительно умирает, в газовой камере вместе с детьми, не совершает никакого подвига. Ему тоскливо, страшно, больно. Невыносимо ему. И он совсем не думает: как же красиво я тут помираю! Я просто ненавижу подвиги.

И я ничего не знаю об их внутренней жизни. О том, что у них внутри. А это важно. Это, может быть, самое главное – думать про их внутреннюю жизнь. Про то, как там все происходит. Может, центр демократии у них потому и не образовался: я начала не с того конца.

Дети – не фарфоровые пупсики, сказала Марсём. Они люди. И, как люди, вызывают в нас самые разные чувства. Нам может быть с ними хорошо, а может быть – противно. Мы хотим, чтоб было интересно. В этом наша учительская корысть. Наш разумный эгоизм. Но вопросы профессионализма не связаны с любовью. Они ставятся по-другому: насколько наши теории губительны для нас самих?