Глава 6

– Я уезжаю, и все! – пытался перекричать разгневанного отца Сергей.

Гаврила замолчал и посмотрел на Варвару.

– Что он надумал? – спросил он у нее, когда они остались вдвоем.

Та, к великому удивлению мужа, расплакалась.

– Он… завещание предсмертное обязался выполнить. Помнишь карету, что разбилась у серых камней? Ведь почтмейстер умер на руках у Сергея и просил перед смертью оставшиеся письма доставить.

– А что, на земле, окромя сына моего, почтовых людей, что ли, нет?! – кричал Гаврила, не соглашаясь с таким поворотом дел.

– Не кричи, отец, – спокойный голос Сергея заставил Гаврилу обернуться, – не кричи. Обещал я покойнику, и сдержу свое обещание. Ты бы тоже так поступил. С тех пор ведь немного времени прошло, а снится мне он каждую ночь, и люди снятся те, что вестей ждут, – закончил Сергей.

Гаврила успокоился. Он вспомнил, как сам несколько раз будил кричавшего во сне сына и какие он потом наутро страсти рассказывал. Он тяжело сел на лавку и, сняв с головы теплую шапку, ответил:

– Да, погорячился я, видимо. Извини, сынок. Ты просто порадовал меня за эти дни умением своим, вот и не хочу тебя отпускать, а это ведь тоже грех! О-о-ох! Беда мне с вами. Поезжай, ладно. Исполни последнюю волю покойного, а то, не дай Господь, чего еще случится на беду. Собери его, мать, в дорогу, да денег дай. Поезжай скорее и возвращайся с миром, – Гаврила махнул рукой и вышел.

Досадовал он на то, что со временем стало очевидным. Прав был средний сын, что ему-то в жизни больше всех повезет. Никто, кроме матери, не верил в него раньше, а теперь и Гаврила поверил в него. Только признавать не хотел. Оттого и тяжко на душе было сейчас у главы семейства, что не станет рядом отчаянно смелого советчика и одаренного мастера.

Когда тяжело было на душе, шел он в мастерскую и стругал там всякие мелочи: игрушки для ребятишек, простую посуду для соседских баб, да и так, по мелочи, на нужды дома. Вот и сейчас вошел он туда, и знакомый терпкий запах парафина, воска, смолы и свежеобтесанных бревен опьянил, окутал и успокоил.

* * *

Из дома Сергей выехал уже в конце декабря 1850 года. Незадолго до этого на Гаврилу посыпались заказы один другого выгоднее. Всем заказчикам надо было получить требуемое срочно, лучше, больше.

Сергей решил помочь отцу и остался дома до декабря. Евдоким чувствовал себя лучше, но работать все еще не мог. К тому же, видя, как отец переменил отношение к брату, старший сын уже не мог работать с той же отдачей и любовью, что и раньше. В прежние времена отец ценил его больше всех, и не было у Евдокима соперников. Да и завистлив никогда не был.

А теперь что-то мутило душу…

Был бы кто-то другой на месте Сергея, Евдоким еще бы потягался с ним умением и местом под солнцем, и отцовым расположением, но это был его родной брат.

Нет, не стал Евдоким меньше любить отца или брата. Гаврила всегда был для него примером мужества, честности и доброты. Евдоким беспрекословно слушал отца и поступал так, как и он. А когда отец влютую ненавидел Сергея, Евдоким поступал, как советовал отец.

– Это твой брат, сын. Ты можешь любить его, гордиться им и в конце концов можешь повлиять на него! – сначала говорил, а потом переходил на ругань отец. – Мне это уже не под силу.

И махнул тогда Гаврила на сына рукой. Отказался от него в душе, а Евдоким, не зная, как поступить, долго не мог определиться со своим отношением к брату, но в конце концов преданность к отцу победила. Он тоже стал считать Сергея пустым местом.

А теперь? Что нынче делать, когда так резко поменялась судьба? Евдоким чувствовал предубеждение против брата, и поменять это отношение ему было сложно. Он продолжал считать Сергея беспутным и никчемным. И очевидные перемены в нем пока его не переубедили.

«Неужели и вправду перстень родовой такую силу имеет?» – уже в отчаяньи от необъяснимого раздражения, думал Евдоким, но эту мысль тут же вытеснили другие. Ненадолго забыл он о перстне… Перед самым отъездом Сергея, когда он помогал отцу в мастерской, случилось нечто необъяснимое.

* * *

С вечера артельщики ушли по домам, не разобрав только что привезенный лес. Гаврила приказал Сергею и Веронике определить, сколько и каких пород деревьев завезли плотогоны.

Юзов-старший был уверен, что они вдвоем справятся. Дело-то не новое. Евдоким же, почувствовав себя лучше, решил помочь брату и сестре.

В печи, где сжигали мусор, догорал огонек.

– Сергей, – обратилась Вероника к брату, – давай картошку испечем. Что доброму огню пропадать?

– Давай, – ответил Сергей, и через минуту уже разжигал огонь в печке. Евдоким стоял поодаль, чтобы никто его не видел. Ему было интересно посмотреть, каковы отношения между Вероникой и Сергеем.

Вероника умчалась домой, а Сергей по неопытности оставил печь открытой. Но ведь все знают, что печь в мастерской нельзя оставлять так! Особенное строение дымохода помогало разгораться огню при открытых дверцах с бешеной силой, если на улице был хоть мало-мальский ветерок.

Об этом и хотел предупредить Евдоким, видя, что сейчас спина брата загорится. Но каково было его удивление, когда он увидел, что огонь, вот-вот готовый переметнуться из печи на рубашку брата, вдруг отступил. Будто бы извиняясь за причиненные неудобства, пламя покорно спряталось в печи, тогда как вытягивающая сила из-за ветра гудела на все лады и обещала вот-вот вырваться наружу.

Сергей, как ни в чем не бывало, повернулся к печи и стал спокойно копаться в ней. Словно это был простой лесной костер.

– Ты бы осторожнее с печкой-то, – пробубнил Евдоким, входя в мастерскую.

– А, это ты. Помочь пришел? – пропустив предостережения брата, спросил Сергей. Тут возвратилась Вероника и они втроем стали печь картошку. Они еще долго сидели в мастерской, обсуждая путешествие Сергея.

Но история с «испуганным огнем», как этот случай для себя назвал Евдоким, не забывалась. Сколько раз за вечер вспоминал он метнувшееся обратно в печь пламя и не мог не удивляться. Огонь словно боялся Сергея. Он грел его, но не обжигал.

Евдоким хотел было спросить о том, что видел, но почему-то не смог. А Сергею в ту последнюю ночь перед отъездом приснился странный сон. Будто тонет он в луже, и никто его не спасает, и такое отчаяние охватило его, что сил нет.

Вдруг откуда-то появляется ангел и садится рядом с тонущим. Чистый взгляд голубых глаз завораживает Сергея, и уже не кажется ему смерть такой странной и страшной. А ангел вздыхает и печально смотрит на него. Потом протягивает ему руку и хочет помочь, но, завидев на пальце перстенек, который к тому времени алым светом озарился, тут же исчезает на своих легких и прозрачных крыльях, а вместо него появляется седой и мрачный старец.

«Вот и свиделись, – молвил скрипучим голосом старик. – Думал я, затеряется нить родственная и никогда колечко хозяина своего не сыщет. Ан нет, сыскался ты, ну и ладно. Ты колечко-то береги. С самых старых и далеких времен служит оно роду нашему. Служит по правде и справедливо. Коли хорош человек, будет оно помогать ему всю жизнь. Что бы не задумал хорошего и полезного, все исполнится. Но берегись, коли сделаешь что-либо против людской доброты! – старик поднялся и Сергей отчетливо увидел в его глазах слезы. – Не простит колечко ни одно преступление твое! Не греши, не обижай малых! Не срами род свой постыдством и поступками злыми! Не греши!» – и тут старик исчез, а Сергей увидел себя у отчего дома.

Он решил никому не рассказывать о своем сне. Все это казалось ему очень личным и глубоко запало в душу.

Глава 7

Так как письмо Федора Тишки оказалось без адреса, Сергей решил доставить его обратно в Новгород, в Заславку, откуда оно и было прислано.

– Узнаю точно адрес и отвезу обратно, – сказал он матери.

– Это ж путь какой?! – всплеснула руками Варвара. – А, может, в чужеземную сторону письмо?

– Мама! Я слово дал! И я его сдержу. Только сначала надо Федора Тишку застать живым и в здравой памяти, вот потому и тороплюсь, – ответил он матери.

С той поры, как к Сергею попало кольцо, он понял, что в нем поселился еще один человек. Может, это было каким-то помешательством, но со временем он все отчетливее ощущал внутреннее присутствие кого-то. Знал он также, что никто ему не поверит, и потому никому не рассказывал об этом. Он просто прислушивался к чужому голосу и поступал, как велел старец.

– Ступай с миром, с ним же встречай и провожай людей, – говорил старец во сне Сергею, а потом он уже услышал эти слова от отца.

«Наверное, это какой-то родственник, пращур, которому принадлежало кольцо. И теперь он хочет охранить меня через семейный оберег», – думал он.

Предстоящая дорога в Новгород только радовала Сергея и наполняла сердце новыми необъяснимыми чувствами. Так и хотелось всем рассказать, что он ощущал сейчас. Силу. Огромную, способную сокрушить горы и переменить мир.

Мысль об Екатерине не давала покоя. Даже во сне стала сниться ему эта девушка и их будущая семья: богатая, знаменитая. Себя видел, да таким, что порой поутру муторно становилось от этих несбыточных снов.

«А почему несбыточных?» – спрашивал во сне незнакомый голос.

«Так не мое же золото!» – начинал спорить с ним прежний Сергей.

«А кто об этом узнает? Приди к Федору Тишке и племянником обозначься, а сам золото себе оставь или отвези, кому положено», – советовал голос.

«А может, это и есть мой шанс? – спрашивал сам себя Сергей. – Пойду я к тому Федору, представлюсь племянником и золото заберу. Какую-то часть оставлю себе, а какую-то верну его брату».

И, наконец, он решился на этот шаг. После сна, где привиделась ему жизнь его безбедная, уверился он в правильности своего поступка.

«Это кольцо дает мне первый шанс. Дарит мне богатство, на блюдце преподносит, а я тут от дум маюсь. Ведь такого, может, больше не случится, и останусь я тогда весь свой век в нынешнем положении коротать. А со старика не убудет!» – довольный своим мыслям, он погнал усталых коней быстрее.

В маленьком городишке Сырец Сергей увидел много военных. Обозы с людьми и провизией возвращались из Бессарабии. Уставшие, но счастливые служивые торопились к своим семьям.

Сергей остановился у одного из биваков и попросил приюта на ночь.

– Что ж, присоединяйся, коли не брезгуешь, – ответил бородач.

– И далеко путь держите, служивые? – поинтересовался Сергей, выкладывая на общий стол снедь.

– Домой. В Москву, – ответил молодой бравый вояка.

– А я оттуда, – сказал Сергей, и тут же на него посыпались вопросы о городе, по счастливой случайности нашлись также знакомые знакомых. Кто-то кого-то знал, и Сергей быстро нашел общий язык с солдатами. Один из солдатиков, Иван, отвечая на какой-то вопрос Сергея, вдруг вспомнил что-то:

– Скажи, а Мордвинова Семена ты случаем не знаешь?

– Да, знаю. Сосед он мой, – ответил Сергей.

Служивые на миг замолчали. Сергей понял, что что-то произошло, но расспрашивать не стал. Был уверен – они сами расскажут все.

– Он мне последнее письмо читал от отца своего, и из него я и узнал о ваших Снегирях и отце твоем, прославленном мастере, – Иван с любопытством смотрел на Сергея. – И куда же ты путь держишь в такое время?

– Да дело у меня одно есть в Заславке, – дальше распространяться Сергей не стал, а спросил про Семена Мордвинова:

– А Семен где? Почему не с вами? Хотел бы я его увидеть.

Лица служащих помрачнели.

– Пропал он. Не сдался, и среди раненых и убитых нет его, – ответил Иван, – а куда подевался – не ведаем.

«Как странно, – подумал Сергей, – видимо, мне и вправду кто-то помогает. Вот и Семен канул».

Через полчаса все улеглись и заснули крепким, беспробудным сном, на который способны только взрослые и уставшие мужчины – солдаты, защитники, кормильцы. Только Сергей всю ночь мучился от беспокойного чувства. Не давал покоя вопрос, что с Семеном? Неужели так и пропал парень? Ему было жаль Никанора, который с таким нетерпением и радостью ждал весточек от сына. Такая новость загонит его в могилу. Но, с другой стороны, Екатерина Лиговская теперь по-настоящему свободна, и он, Сергей, может по совести любить ее.

Спрятанная глубоко в душе, подлая радость теснила его грудь.

– Хлопцы! – обратился он наутро к приютившим его солдатам, – я знаю, что вы служили с Семеном бок о бок и много хорошего можете рассказать о нем, но просьба моя такая. Весть об его пропаже или смерти сильно подкосит отца. Никанор захож в наш дом, и потому разрешите мне о столь печальном известии рассказать Никанору. Мы люди простые и поймем друг друга, и поддержим его, тем более, что всю жизнь с ним в соседях живем.

Суровые лица солдат ничего не выражали. Они считали своим долгом оповестить семью погибшего, но делать такой неудобный крюк по дороге домой тоже не слишком хотелось, очень уж они стремились к родным местам.

– А семья-то у него… – хотел было спросить ротный, но Иван его опередил.

– Рассказывал мне Семен, что мать его померла много лет назад, а больше, кроме отца, никого нет у него, – печально произнес он. Сергей лишь кивнул в знак согласия.

– Надеемся, ты действительно человек честный и добрый? – серьезно посмотрел на него ротный.

– Это не мне судить, – ответил Сергей, слегка обидевшись на недоверие солдат.

У Вышнего Волочка они должны были разойтись. Ночь застала их в чистом поле, где ночевать можно было только под открытым небом.

– Волки воют, – мрачно заметил бывший егерь Лукич.

– Мы заметили, – процедил недовольно ротный. И вправду, отовсюду слышался вой волков. Вдалеке чернел лес и, видимо, здесь были пастбища. Утоптанная земля красноречиво свидетельствовала об этом.

– Надо бы дальше пройти, может, жилье какое попадется, – предложил один из солдат.

Через час с небольшим пути они и вправду отыскали заброшенный, но целый амбар. Проверив его, они убедились, что в нем можно, ни о чем не заботясь, проспать всю ночь.

Одна проблема была – холод. Но и она быстро разрешилась. Солдаты решили разжечь костер и по очереди дежурить около него всю ночь.

– Как раз и одежонку можно просушить! – заметил ротный, и все тут же принялись за дело. Всем хотелось быстрее завалиться спать. Вскоре костер затрещал ивовыми ветками и языки пламени вознеслись в высь, освещая огромный амбар.

– Тепла от него, конечно, маловато, но хоть не без этого вовсе, – сказал ротный, видя, что не всем такой костерок по душе. Караулить огонь оставили молоденького солдата-первогодка, настрого наказав ему не спать, а уж если невмоготу будет – чтобы разбудил кого-нибудь, и уже через десять минут после скудного ужина со всех сторон от костра послышался удалой храп бравых солдат.

Сергею же не спалось. Он долго ворочался, а потом вдруг увидел, что караульщик не совладал со сном, и подсел к костру поближе и задумался. Пламя отбрасывало на противоположную стену непонятные рисунки. Казалось, дай ему голос, и оно расскажет много интересного. Вдруг Сергей почувствовал, что понимает язык танцующего огня.

Огонь рассказывал о вечности бытия, о властелинах тьмы, которым поклоняются лишь отчаянные и храбрые люди. По сути своей, одиночки, затерявшиеся в стихиях чувств и желаний.

Завывающий ветер за стенами потихоньку утихал, и Сергей ощутил полное слияние с природной сти хией. Это был переход в иное состояние. Душа унеслась далеко от этого мира, тогда как тело продолжало свое существование здесь.

Он чувствовал себя как во сне, но точно знал, что это явь. Одной рукой он подбрасывал поленья в костер и не сводил глаз с яркого пламени. Оно завораживало настолько, что Сергей уже не мог совладать ни с собой, ни с силой, ввергнувшей его в этот ступор.

Глазами он видел, что делает совершенно непростительную вещь, но остановить его уже никто не мог. В голове осталась одна мысль:

«Твой соперник должен исчезнуть окончательно! О его судьбе никто не должен узнать, кроме тебя! Посмотри в свой перстень, и он расскажет тебе о нем, но никто кроме тебя не будет знать о нем! Никто!»

Сергей опустил голову и принялся рассматривать камень, обрамленный в колечко. Вдруг из-за пелены красных отблесков ему привиделось лицо Семена. Он был в крови, порванная рубаха и перевязанные руки говорили о том, что он находится в плену. Потом открылась другая картина. Семена пытают, но он стойко переносит все мучения. Наконец, человек в незнакомой одежде стреляет в Семена, и тот падает.

Сергей хотел закричать от увиденного, но не смог. Он откинул голову и понял, что презрительно улы бается.

– Слабак! Так глупо умереть! – произносят его губы. Он огляделся и, убедившись, что его никто не слышит и не видит, подложил в костер пару бревен, которые предназначались для растопки на всю оставшуюся ночь.

Потом в огонь полетели валенки, камзолы и вся остальная одежда, сушившаяся над костром. Сергей отодвинулся подальше от костра, припал спиной к маленькому надпольному оконцу и впал в какое-то мистическое забытье.

Солдаты, спавшие на летнем сене, умерли, даже не проснувшись. Они просто задохнулись во сне от дыма, который распространился от влажного тлеющего сена и горящей одежды. Огонь перекинулся на дощатые стены огромного амбара и сжег его в одночасье вместе со спящими путниками. Спаслись только ротный Ефим Смирнов и Сергей Юзов. Ротный спал ближе к маленькому окну, на их счастье оставшемуся открытым. Когда они очнулись, сразу поняли, что случилось. Ефим кинулся было спасать солдат, но Сергей его остановил.

– Ты что?! – кашляя, орал он. – Их уже не спасти! Нам надо выбираться самим! – с этими словами он выволок Ефима через маленькое окошко, двумя крепкими ударами ног сделав проем большим.

С трудом выбравшись из горящего амбара, двое спасшихся свалились в овраг и, лежа под падающими снежинками, долго еще не могли прийти в себя. А Ефиму этого и не хотелось вовсе. Как только вспоминал о ребятах, погибших в огне, он рассыпался в проклятиях. Погоревав о судьбе своих солдат, он решил уехать в Петербург и устроиться там в Семеновский полк.

– Как мне теперь объяснить родным погибших, что произошло? – плача, спрашивал он сам у себя.

– Да-а-а, – мрачно протянул Сергей, – не думаю, что начальству или родне погибших твое спасение покажется чудом.