Цитаты из книги «Неловкий вечер»

Иногда я просыпалась, дрожа от холода, поправляла пуховое одеяло и шептала самой себе: «Спокойной ночи, дорогая главная героиня».

Людям нужны маленькие проблемы, чтобы чувствовать себя более значимыми.

– Мы не говорим о мертвых, мы о них помним. – Но мы же можем помнить вслух, верно? – спрашиваю я.

Они не хотят знать, как я нырнула в прорубь. Я все еще жива – больше их ничего не волнует. То, что мы просыпаемся каждый день, и не важно, с каким трудом, – для них достаточное доказательство того, что у нас все хорошо: три волхва вновь садятся в седло, хотя седло давно развалилось, и мы стираем кожу о жесткую шерсть скакунов.

Вдруг у меня возникает идея. Учительница однажды воткнула канцелярскую кнопку в карту мира, которая висит на стене в задней части классной комнаты. Белль хотела поехать в Канаду, потому что там живет ее дядя. Это хорошо, сказала тогда учительница, мечтать о местах, в которые вы бы хотели отправиться. Я тяну вверх пальто и рубашку до тех пор, пока не обнажается пупок. У одной только Ханны пупок вывернутый: бледная шишка, словно новорожденный мышонок, еще слепой и свернувшийся – такой, какими мы находим их под брезентом, накрывающим стог силоса. – Я хочу однажды отправиться к самой себе, – тихо говорю я и втыкаю кнопку в мягкую плоть пупка. Кусаю губу, чтобы не издать ни звука, струйка крови стекает на резинку трусов и впитывается в ткань. Я не смею вынуть кнопку, боясь, что кровь брызнет в разные стороны и все в доме узнают, что я хочу отправиться не к Богу, но к самой себе.

Хотя я не уверена, что хочу, чтобы меня спасали, ведь сначала нужно научиться спасаться самой, но и разочаровывать сестру я не хочу.

Раньше мне никогда не приходило в голову, что не только смерть застала родителей врасплох, но что и они могут застать врасплох ее. Что можно запланировать Судный день, словно вечеринку на день рождения.

Я расцепляю ладони: безмолвие в нашей деревне – это тоже способ высказаться. У нас нет автоответчиков, вместо них мы используем долгое молчание, молчание, в котором иногда слышно только мычание коров и свист чайников.

Я вообще-то уже взрослая для этого, но по ночам у нас нет возраста.

Мой брат позволяет Тишье залезть под воротник пижамы, а потом, когда хомяк добирается до живота, оттягивает пояс трусов-боксеров. Я вижу его член, вокруг – темные завитки цвета отцовского табака. Ханна снова хихикает. – Твой краник странно себя ведет, он поднимается.Оббе гордо ухмыляется. Хомяк пробегает по члену вниз. Что, если он его укусит или захочет покопаться?– А когда я за него дергаю, вытекает белая штука.А вот это, кажется, больно. Я уже позабыла про ноющий локоть, и мне вдруг захотелось дотронуться до его члена, погладить его, как шкурку Тишье. Просто чтобы понять, каков он на ощупь, из какого материала и можно ли его передвигать. Может, даже осторожно за него потянуть: если так сделать с хвостом коровы, она оглянется, а если продолжишь тянуть – лягнет. Оббе отпускает резинку полосатых сине-белых боксеров. Мы видим, что выпуклость на них продолжает двигаться, словно волна в океане.