Аарон, просидевший всю ночь у постели странника, возвратился в Цитадель утром, как никогда задумчивый. Из бессвязного рассказа Ахиора он узнал столько нового, что у него голова распухла. Разломы. Проходы между мирами. Синхронизация. Земли, где не знают Бога. Небеса, под которыми поклоняются идолам. Это было дико, странно и маняще.
Аарон никак не мог успокоиться здесь, в так называемом Первом мире. Он давно уже искал выход. Ему было душно. Раньше он думал, что хочет создать семью, родить детей, возможно, осесть где-то на сотню-другую лет. Но женщины его уже не интересовали. Они были прекрасные, нежные и все такие разные, но он не испытывал к ним совершенно никакого влечения. Галла насмешливо предлагала ему взглянуть на мужчин. Аарон глядел на нее, как на полную дуру, но на всякий случай взглянул. Нет, мужчины ему нравились еще меньше, чем женщины.
Эльфу порой казалось, что он мертв. Или не казалось. В иной реальности он погиб в бою. Теперь он сомневался, полностью ли он жив, или частично. Он даже пытался поговорить об этом с братом, но бесчувственный Иаир только взоржал над ним и выписал старшему брату подзатыльник: якобы, чтобы проверить, точно ли Аарон не призрак. Они все же подрались тогда, а потом напились багряницы – до свинского визга, как высказала им мать. Что ж, разбитая губа еще долго напоминала Аарону, что пациент скорее жив, чем мертв. Но столь радикальный выход из сомнений ему всё же не понравился.
А может, в другой мир?
– Дочь моя Галатея! – громогласно позвал Аарон, въезжая в ворота Цитадели и спрыгивая с коня, а потом пробурчал под нос. – Или уже не дочь… Или не моя…
– Батюшка, – радостно взмахнула рукой откуда-то из огорода Галла.
Это была их старая шутка: Галла говорила, что в ее мире (точнее, уже не в ее) священников называли "батюшками" или "святыми отцами".
– А вот и нет, – неожиданно выдал Аарон, почесывая нос. – Не батюшка.
– Не поняла? – вышла к нему навстречу тоненькая блондинка. – Ты перегрелся? Теперь матушка? Ты все же определился со своей ориентацией?
– Да нет, – вздохнул эльф. – Там это… Ахиор из рода Танцующего Пламени нашелся.
Галла моргнула. Ахиор? Кто такой Ахиор? Это что… тот самый?
– Как это нашелся? – придушенно выдавила из себя она.
– Выполз из-под земли на территориях орков, – с готовностью пояснил Аарон. – Вчера Орр-Вооз приезжал по мою душу… это вот Ахиора надо было посмотреть.
– И что с ним?
– Истощение, обезвоживание, крайняя степень пустоты, – перечислил Аарон. – Эльфы ведь плохо живут в отсутствие Божественной Энергии.
Галла кивнула. Она знала это.
– Ну чего ты глаза вытаращила? – вздохнул Аарон. – Живой твой блудный папаша. Через пару дней огурцом будет.
Галла кивнула машинально и прикусила губу. Она до сих пор не смирилась с тем, что у нее есть мать. А отец – это же еще страшнее. Этот мир не перестает ее зачем-то одаривать самыми странными вещами.
– А-а-а… зачем он мне нужен? – наконец, выдала она.
– Кто, отец? – растерянно спросил Аарон. – Ну это… чтобы был.
Он вдруг и сам озадачился этим вопросом. У эльфов, после того, как они создают свою семью, родители детей отпускают от себя. Даже внуками не особо интересуются. Все по-разному, конечно. К примеру, мать Аарона и Иаира в своих мальчиках души не чаяла. А родители Иафили никак не участвовали в ее жизни. Нужны ли родители Галле? У нее своя семья. Да у нее муж ей и отец, и брат, и любовник в одной бутылке.
Впрочем, делать уже было нечего: не прогонять же Ахиора прочь, в самом деле!
***
– Ты обещал меня не трогать.
– Я и не трогаю. Только поцелую. Ну хочешь, руки мне свяжи.
– Вот еще не дело! Ты мужчина. Ты слово сдержишь. Я верю.
Вообще-то Орр-Вооз собирался позволить себе некоторые вольности, но после слов Соломеи решил быть более сдержанным. Зря. Соломея ждала от него чего-то дерзкого и совершенно нового. Но орк не спешил взять свое. Он осторожно целовал ее губы и щеки, так осторожно, словно она была еще ребенком, а не девушкой, которую весьма интересовало, что в принципе происходит между мужчиной и женщиной. Соль обиженно отвернулась от него, губы орка скользнули по ее щеке. Он нетерпеливо рыкнул, ухватив ее пальцами за подбородок, раздвинул языком ее губы. Их зубы столкнулись. Соль затрепыхалась испуганно, вцепилась ногтями в его плечи, а Орр-Вооз обхватил ладонями ее лицо и жадно целовал. Он хотел свою невесту так давно и так сильно, что теперь не мог удержаться, чтобы не проникать в ее рот языком так, как сделал бы это в брачную ночь… и совсем не языком. А может быть, и языком – потому что она такая нежная, такая податливая, так охотно прогибается под его ладонями, так сладко и робко отвечает…
Соль задыхалась, вся дрожала, но ни за что не остановила бы этот невероятный, первый в своей жизни подобный поцелуй. Как колотилось ее сердце! Или это было его сердце под ее пальцами? По спине бежали мурашки, в животе разливался жар. Орр, забывшись, скользнул ладонями вниз по тонкой девичьей спине, стиснул ягодицы, вжимая девушку в себя, а потом, не удержавшись, провел языком по изгибу шеи. Лишь когда она застонала жалобно и откровенно, он нашел в себе силы оторваться от нее. Обещание он нарушил. Пощечиной тут не отделаешься. Он вправе ударить его, прогнать прочь, обругать, но только ее полуприкрытые глаза и опухшие алые губы едва снова не свели его с ума.
Он прижал девушку к груди, гладя по плечам. Надо что-то делать с этим безумием. Не то жениться на ней поскорей, не то к матери отправить, потому что он не железный.
Быть женой Князя Времени невероятно трудно. Вообще быть женой трудно. Галла привыкла к самостоятельности. К одиночеству. Привыкла сама строить свой день и решать все сама. А тут муж, да не просто муж – а такой, с которым не поспоришь. И к нему еще человек триста народу.
Вначале она, конечно, была в восторге. Любимый мужчина рядом. Ее любят, по-настоящему любят. Разве не об этом мечтает каждая женщина? Когда целуют, когда оттягивают прядь твоих волос и вдыхают твой запах, когда стараются прикоснуться. Когда слушают и слышат. Когда заботятся.
Счастье было всеобъемлющее. А такие мелочи, как строгие правила приличия и постоянные косые взгляды, почти не оставляли следа в душе.
А потом она забеременела. Очень быстро, не прошло и пары месяцев. Оскар был счастлив. Он просто сиял. Он своими руками выточил колыбельку, он постоянно трогал живот супруги, он исполнял любой ее каприз. Эльфы легко переносят беременность. Галла целыми днями копалась в огороде, гуляла, читала исторические книги, коих в библиотеке было немало. Ей казалось, что она в раю. Дочь родила легко, почти без страха и боли. Через пару дней она уже порхала как птичка. Нянек было даже больше, чем нужно. Все готовы были помочь: погулять, постирать, укачать. Кормить только не могли, но с этим Галла справлялась сама – молока было достаточно. Вторая беременность вслед за первой ее немного напугала. Она сначала даже не поверила: как же так, она же грудью кормит! Вероника уверяла, что при кормлении забеременеть невозможно. К тому же у эльфов детей много не бывает, два – и то редкость. Но на самом деле ничего страшного не произошло, просто дочь бросила грудь и совсем перешла в руки нянек, а больше – заботливого и трепетного отца, а на свет появилась еще одна девочка с остренькими ушками.
Две девочки одна за другой – и это при том, что у эльфов, в основном, рождались мальчики! Это было чудо, самое настоящее чудо!
А потом Галла вдруг обнаружила, что как раньше уже не будет. Никого не волновало, что в воскресное утро ей хочется понежиться в постели с детьми. Прозвенел колокол – извольте на службу. Это при беременности ей позволялось пропускать богослужение, но теперь свобода кончилась. Госпожа, у вас муж священник. Вы должны соответствовать. На вас же все смотрят.
Скрипела зубами, пыхтела и соответствовала. У нее были свои, личные, даже интимные отношения со Всевышним. А теперь их будто вывернули на всеобщее обозрение. Когда Галлу впервые попросили помолиться и благословить детей, она со слезами убежала прочь. Она не умеет! Оскар потом утешал ее, жалел, гладил по волосам. Но ей вдруг показалось, что по ней проехали асфальтоукладчиком, до того было тягостно. Он как-то сумел выставить ее истеричной дурой, хотя, наверное, это не он, а ее комплексы расцвели в полный цвет. Галлу всегда пугали публичные выступления. А здесь она так и не стала своей, хотя и жила в Цитадели уже несколько лет. Девчонок все любили, просто обожали. А она была мало что эльфийкой, которые всегда считались заносчивыми сучками, так еще и ухитрилась отхватить самого желанного мужчину. Что ни говори, на Оскара заглядывались все местные женщины, а тут прилетела какая-то пташка из другого мира, перевернула все с ног на голову, да еще прямо с порога выскочила замуж за хозяина. Они ведь не знали ничего, что было… но на самом деле не было.
Галле никто ничего не говорил, с ней общались подчеркнуто уважительно. Но она сама чувствовала, что недостойна такого мужа и мучилась внутри. Училась носить эти ужасные закрытые платья: хозяйке Цитадели не пристало носить простые юбки и широкие блузки. Держала спину прямо. Не хихикала, как девчонка, а сдержанно улыбалась краешком губ. Не бегала по лестницам. Больше не целовалась с мужем там, где ее мог кто-то увидеть: для этого была спальня. Даже за руку себя держать не позволяла: госпожа Летиция, жена священника, как-то раз выговорила ей за непристойное поведение. "Вы искушаете других, – сказала она. – Молодежь смотрит и позволяет себе такие же вольности."
Галла старалась. Она любила Оскара так сильно, была так ему благодарна за его любовь, что всеми силами училась ему соответствовать. Настал день, когда она без трепета в голосе (но отчаянно трясясь внутри) вышла вперед и, простирая руки, помолилась за детей Цитадели. Она так гордилась собой!
– Я молодец? – спрашивала она отчего-то хмурого супруга. – Я всё правильно сделала? Правильно говорила?
– Ты моя умница, – ласково отвечал муж, целуя ее волосы. Но складка с его лба не уходила. – Просто безупречна.
Как объяснить жене разницу между искренней молитвой и тщательно вызубренной и отрепетированной речью, он не знал. Для него молитва была как воздух, она просто была. К ней не нужно было готовиться. Но Галла так не умела. Ей было, видимо, сложно и страшно. Он не торопил ее, зная, что его девочка еще очень юная, по меркам эльфов – еще дитя дитем. И очень ранимая. Ее вышибало каждое небрежное слово, каждый шепоток за спиной, каждая неудача.
Он и любил ее такой: искренней, нежной, честной в своих порывах и желаниях, и с некоторым сожалением наблюдал, как она взрослеет, становится будто суше и серьезнее. Ему нравилось, что она оказалась очень разумной матерью, не трясясь над дочерьми, но и не забывая про них. Она всегда находила время на детей, но могла спокойно отдать их Веронике и Мариэлле, и другим женщинам. Она не ускользала от него по ночам и не уклонялась от супружеских ласк – напротив, хищно нападала на него в постели, требовала экспериментов и новых забав.
Галла всегда слушала его, он мог рассказать ей о любой своей проблеме. Если ему было нужно, она немедленно оставляла все свои заботы, даже детей, и приходила к нему. Он чувствовал ее любовь во всем: у него всегда были свежие рубашки, и горячий обед, и даже перья Галла ему затачивала собственноручно.
Оскар был бы абсолютно доволен своей семейной жизнью, если бы не странное, иррациональное ощущение, что его жена глубоко несчастна. Она всегда улыбалась и никогда не жаловалась, но порой он улавливал в ее глазах черную тоску. На все его вопросы она отвечала, что у нее все прекрасно; слыша одинаковые выдержанные ответы, он перестал спрашивать. К тому же она постепенно привыкала к своему положению: уже не боялась публичных речей, а порой ее молитва была тороплива и сбивчива, но куда более искрення, чем тщательно заученная.
Аарон, этот Великий Святой, впервые услышав, как Галла "молится", пришел в ужас.
– Да это кошмар какой-то! – возопил он. – С Всевышним так не разговаривают!
– А как разговаривают? – холодно прищурилась Галатея. – Я сказала все, что хочу. Людям нравится. Или ты думаешь, что Бога здесь нет, в то время, когда все к Нему взывают?
– Есть, но…
– У Него избирательный слух?
– Нет, но…
– Как умею, так и молюсь. Если что-то не устраивает – скажи всем, что запрещаешь. Мне же легче будет, – она умела быть колючей, эта девочка.
Аарону пришлось заткнуться, потому что спорить он с Галлой не умел. Она всегда выворачивала его слова как-то извращенно.
***
Для эльфов время тянется по-другому. Дети растут медленно. Человеские детеныши, которые родились в то же время, что Ана и Ева, уже совсем взрослые. Девушки уже обзавелись женихами, юноши умело управляются кто с оружием, кто с кузнечным молотом. А две светловолосые девочки с острыми ушками и серыми, как у отца, глазами, только-только начали походить на подростков. Они были не совсем эльфийки. Брови у девочек темные, кожа золотистая, да и волосы не совсем уж белые – скорее, светло-русые. И носы, пожалуй, не идеальные – скорее, чуть вздернутые, как у отца.
Сама Галла видит в зеркале ту же молодую женщину, какой она была много лет назад: белые волосы, зеленые глаза, лицо сердечком. Ни морщин, ни поплывшей линии лица, ни дряблого подбородка. Это даже страшно. Те, кто с ней приехали, уже совсем другие.
Сергей, нынешний комендант Цитадели, почти старик. Он полысел, покрылся морщинами, на руках – пигментные пятна. Без очков он уже не ходит. Ника, его жена, выглядит чуть моложе, возможно, за счет высокого роста и идеальной фигуры – но тоже уже далеко не молодая женщина.
Мариэлла давно уехала к людям в город, завела любовника и открыла свою швейную лавку; ей была невыносима мысль, что ее жизнь клонится к закату. В Цитадели отношения вне брака были немыслимы; ей бы здесь этого не простили.
Только Павел был таким же, каким прибыл сюда: все же у него жена – эльфийка, хоть и бывшая. Аарон говорит, это из-за потоков энергии. Аврора искренне любит своего мужа; они оказались очень гармоничной парой. Вот только детей у эльфийки от человека быть не может. Павел, впрочем, не слишком расстраивался. У него была очаровательная падчерица, в которой он души не чаял.
Сола тоже выросла.
Все ждали, что она будет красавицей, как мать. Но действительность превзошла все ожидания. Она была яркая, живая, горячая – и в то же время обладала утонченной грацией эльфиек. И повзрослела быстрее изнеженных эльфийских девиц.
Ей было почти тридцать. Для эльфиек – детство. А для Солы – самая что ни на есть юность.
Галла ощущает себя будто в центре урагана: она не меняется, муж ее вечный, дети еще дети. А сан священника принял сын прежнего духовного отца; тот совсем стар, едва передвигается. Госпожа Летисия умерла от простуды пару лет назад. У ее рыжеволосой дочери уже трое детей.
Галла ненавидит эту жизнь. Даже орки ей кажутся более живыми и искренними. И уехала бы – только это будет откровенная подлость. Да и куда уезжать? Ее дом, ее муж здесь, в Цитадели, а больше ей нигде не рады, даже в доме матери.
***
Озерный край
Среди гор на западе есть дивная долина. Она совсем небольшая, не долина даже, а чаша среди высоких скал. Здесь везде вода, множество озер раскинуто по земле. Есть озера ледяные, куда стекает вода с горных снежных шапок, есть горячие – из подземных источников, есть целебные. Из этого края вытекает Нерль – большая река, питающая земли эльфов.
Здесь живет род Лесное Озеро. Обычный эльфийский клан, не маленький и не большой, не выделяющийся какими-то талантами. Здесь живет безумная Иафиль. Она целыми днями сидит у озера, расчесывает длинные белые волосы пальцами и поет странные песни на непонятном языке. С ней никто не разговаривает – эльфы опасаются общаться с сумасшедшими. Но в то же время клан заботится об этой женщине: приносит ей еду и одежду.
Иафиль не всегда была такой. Когда-то она была настоящей, живой. Она плавала лучше всех и могла достать любую раковину-жемчужницу со дна озера. У Иафиль был муж – Ахиор из рода Танцующего Пламени. Что случилось между ними, никто не знал. Просто однажды Ахиор вернул Иафиль и ее дочь в дом матери, заявив, что она ему больше не жена. Такое случалось среди эльфов крайне редко. Иафиль все жалели.
О проекте
О подписке